Фрагмент А. Часть 4. Факты и интерпретации (стр. 2)

Кен Уилбер

Кен Уилбер, квадранты

Оглавление

Часть 4. Факты и интерпретации (стр. 2)

ИНТЕРПРЕТАЦИЯ В ОБОИХ СМЫСЛАХ

Доселе мы концентрировались на исследовании действительных реалий прошлого (или тех вещей, о которых можно обоснованно сказать, что они существуют в четырёх квадрантах); мы ещё не обсуждаем исследованиепотенциалов будущего, которое подразумевает познавание бурлящих краёв сегодняшнего эволюционного развёртывания; исследование событий, которые только лишь в процессе эмерджентного возникновения; исследование неисчислимого множества форм трансляции, возникающих от мгновения к мгновению; исследование трансцендентальных компонентов любой прегензии; исследование реалий, которые совместно создаются при участии самого способа исследовательского познавания; исследование более высоких состояний, которые уже присутствуют в виде общих размерностей (таких как бодрствование, сновидение и глубокий сон), но ещё не возникли в крупных масштабах и не приняли особой формы в виде космических привычек и конкретных стадий; и исследование любых феноменов, которые могут представлять собой нечто, что мы называеминволюционными данностями, или реалиями, которые, по-видимому, наличествуют с самого начала эволюции (таких, как математика, определённые физические законы, любые по-настоящему архетипические формы, морфогенетический градиент Эроса и т. д. Вопрос, существуют ли они, или нет, будет обсуждён позднее.)

Напротив, в настоящий момент мы ведём беседу об исследовании тех событий, которые, в некотором смысле, предсущи нашему исследованию как действительные события: то есть как AQAL-вселенная предыдущего мгновения и любые её устойчивые космические привычки, которые повторяют себя в этом мгновении. Именно поэтому мы описываем все эти исследования как реконструирующие исследования, ведём ли мы речь о реконструирующей науке (например, физике, эволюционной биологии); реконструирующей феноменологии и интроспекции (например, глубинно-психологическом исследовании вытесненных прошлых чувств); реконструирующей герменевтике (исследовании истории смыслов в культуре); реконструирующей антропологии (исследовании исторических и доисторических материальных следов человеческого становления) и так далее.

И вопрос таков: какая часть нашего знания основывается на предсуществующих фактах или данностях (переданных этому мгновению путём космического наследования), а какая часть — на текущих интерпретациях этих фактов (которые превосходят любые данности прошлого и не могут быть обнаружены в мире фактов)?

Другими словами, трудность состоит в том, как определить, какая именно часть наших реконструирующих исследований ближе к фактам (в той наибольшей степени, в которой мы можем об этом судить), а какая часть — это преимущественно наши интерпретации и ложные интерпретации, которыми дополняются данные факты. Это сложный вопрос, который, на мой взгляд, наилучшим образом освещается подходом AQAL. (См. «Примечание А: Кто съел капитана Кука? Интегральная историография в эпоху постмодерна».)

Но позвольте мне поделиться с вами несколькими наблюдениями по этому тонкому вопросу, основываясь на нашем обсуждении космической кармы. Общая идея, на самом деле, проста (по крайней мере — в теории): чем больше повторяются действительные реалии прошлого, тем в большей степени они становятся фиксированными и встроенными космическими привычками, — и, как следствие, тем больше эти действительные реалии прошлого продолжают существовать как данности, факты, передаваемые будущему; и чем дольше они существуют, тем более упрямыми они становятся, упорно сопротивляясь плохим интерпретациям.

Например, когда атомы возникли впервые, их эмерджентное появление было отчасти определено их собственными действительными реалиями прошлого (уже существовавшими кварками, электронами, протонами и т. д. — то есть ранее существовавшей на тот момент AQAL-матрицей), однако их возникновение ещё было отчасти и поразительным скачком творческой новизны (иначе говоря, это творческое эмерджентное возникновение былоновым интерпретационным моментом, который нельзя было свести к какой-либо из предсуществующих данностей). Чем большим становилось число электронов, протонов и нейтронов, которые следовали этим морфогенетическим бороздам и собирались вместе в атомы, тем в большей степени форма самих атомов укоренялась в виде космических привычек. В какой-то момент творчески интерпретирующие аспекты формирований атомов начали идти на убыль, и формальные измерения атомов сложились в привычки, передаваемые всем последующим мгновениям.

Сегодня существует более 100 подобных атомных элементов — стабильных субкомпонентов всех последующих холонов грубого плана реальности. Иными словами, в современном мире атомы стали настолько глубоко укоренившейся космической привычкой, что ни один творческий эмерджент сегодняшнего проявленного мира не может их не включить. Это означает, что атомы стали глубинными свойствами Космоса, передаваемыми всем последующим событиям, которые должны превзойти и включить их формы (в противном случае их ждёт небытие). И, как следствие, эти глубинные или формальныесвойства атомов упорно противятся реинтерпретации со стороны современного AQAL-пространства (в обоих смыслах: сами атомы перестали добавлять новые интерпретирующие эмердженты к своим базовым формам, — как выразился бы Уайтхед, в этом контексте их творческая новизна теперь приближается к нулю, — и, следовательно, у нас, людей, очень мало степеней свободы в том, как мы интерпретируем формальные аспекты атомов).

В обоих смыслах это важное положение, ведь оно высвечивает два фундаментальных типа интерпретации, существующих в Космосе. Первый и самый фундаментальный состоит в том, что интерпретация — это аспект, неотъемлемо присущий левосторонним квадрантам всех холонов, от наивысших до самых низших. То есть прегензия любого мгновения содержит в себе элемент творческой новизны и интерпретационной свободы, который нельзя свести к или объяснить при помощи априорных данностей и фактов предыдущего мгновения (а «интерпретационная свобода» означает то, насколько холон ощущает, что его прошлое не всецело ограничивается и содержится лишь в прошлом). Как мы отметили, даже электронам приходится интерпретировать окружающую их среду, не говоря уж о бактериях, червях и волках.

Посему интерпретация неотъемлемо присуща субъективному и межсубъективному измерениям бытия-в-мире (от самого верха до самого низа). Мы часто подчёркиваем значение межсубъективности в интерпретации (и, следовательно, если вкратце, мы часто определяем интерпретацию как квинтэссенцию нижне-левого события, что и будем продолжать делать), однако все внутренние измерения имеют момент интерпретационной свободы (пусть она никогда и не находится в изоляции от других квадрантов).

Квадратическая прегензия этого мгновения, как следствие, представляет собою сплав, или неразделимый мешворк, присущих ей фактов и присущих ей интерпретаций. Говоря иначе, квадратическая прегензия этого мгновения включает в себя фактические данности этого мгновения плюс интерпретацию со стороны этого мгновения. И совокупность или сплав этих фактов и интерпретаций (то есть AQAL-матрица этого мгновения) затем передаётся в виде данного ФАКТА квадратической прегензии следующего мгновения, которая в результате добавляет свои собственные факты и интерпретации, которые затем в виде сплава передаются как ФАКТЫ следующему мгновению, которое затем ИНТЕРПРЕТИРУЕТ это или любые подобные ФАКТЫ таким образом, который не ограничивается самими ФАКТАМИ (именно поэтому данное мгновение превосходит и включает предыдущие).

Если вкратце, ФАКТ(Ы) предыдущего мгновения плюс факты-и-интерпретации данного мгновения затем передаются в виде прегензивного сплава следующему мгновению в качестве нового ФАКТА (то есть как данность новой суммы действительных реалий прошлого), который в свою очередь открыт для новых интерпретаций, могущих стать новыми фактами… Как мы уже сказали, сегодняшние интерпретации становятся завтрашними фактами в форме космического наследия.

Второй тип интерпретации, присущий Космосу, следует из первого, а именно: холоны прегензивно познают друг друга, а следовательно — они должны интерпретировать интерпретации друг друга. Первый тип интерпретации попросту является частью творческой свободы, присущей каждому холону (то есть каждый холон должен в некоторой степени интерпретировать настоящее мгновение); второй тип — это то, что происходит, когда один из холонов в конкретном случае пытается интерпретировать другой холон. Вот почему можно выразиться, что игра интерпретации приобретает свойства неопределённости.

Это очень обширная тема. Позвольте мне просто отметить, что именно потому, что интерпретация первого типа неотъемлемо присуща Космосу, ему так же присуща и интерпретация второго типа. В любое время, когда один холон встречает другой, это становится встречей четырёх квадрантов с четырьмя квадрантами: каждый холон встречает другого не просто как данный факт или объект третьего лица, а как интерпретационное событие первого и второго лица. Олень, наблюдающий за охотником, должен интерпретировать действия охотника, а не просто реагировать на них подобно, скажем, падающему камню. Именно по той причине, что все холоны (от самого верха до самого низа) содержат аспект сознавания, они всегда будут вынуждены интерпретировать окружающую их среду и, следовательно, интерпретировать интерпретации друг друга.

Нужно ли упоминать о том, что адекватная интерпретация, как следствие, требует трансляции, или перевода, сходной глубины. Если некий холон пытается интерпретировать, или истолковать, холон большей глубины, что-то безусловно будет утеряно в переводе. Это снова очень большая тема, так что пока давайте просто отметим этот момент и двинемся дальше.

К тому времени, как дело доходит до человеческих холонов, их лингвистические способности в значительной степени расширяют и усложняют интерпретацию (в обоих её смыслах). Постмодернизм, разумеется, стал (по понятным причинам) одержим возмутительной тайной интерпретации Другого: каким же образом мы можем хотя бы подступиться к данной задаче? Постмодернизм в общем ответил так: мы не можем, — по сути невозможно адекватно интерпретировать Другого в культуре, так что в своём распоряжении мы имеем лишь несопоставимые культуры, несовместимые миры обитания и плюралистические осколки, разлетающиеся во всех направлениях. Как оказалось, постмодернизм попросту преувеличил свою правду, а к тому времени, как Деррида всё же признал (в «Позициях»), что «трансцендентальное означающее действительно существует» [точнее, по всей вероятности, к тому времени, как упомянутая книга Деррида была издана на английском языке, — прим. пер.], игра в радикальный постмодернизм уже прожила целую жизнь, оставив академическую науку посреди колоссального кризиса легитимизации, который той ещё только предстоит разрешить.

Нам не нужно следовать за крайностями постмодернизма, чтобы согласиться с его очень важными, но частичными истинами, важнейшая из которых такова: интерпретация неотъемлемо присуща Космосу (вот подлинный смысл фразы «не существует ничего вне текста»). Постмодернизм, разумеется, имел в виду лишь второй тип обсуждаемой здесь интерпретации, точнее его более человеческие формы, а именно: люди — существа, погружённые в язык, а следовательно — им нужно интерпретировать всё, что приходит в их мир, ведь «пределы моего языка суть пределы моего мира». Но это воззрение, взятое изолированно от всего остального, по сути не имеет никакого смысла (и в действительности противоречит само себе), если мы его напрямую не подключим к первому типу интерпретации, а именно — все холоны, снизу и доверху, несут интерпретационный компонент, внутренне присущий их составу или действительной комплекции. Когда интерпретация обретает адекватное положение в AQAL-конфигурации, все частичные истины постмодернизма начинают занимать своё заслуженное и важное место в более целостном подходе.

Итак, у нас есть два типа интерпретации, неотъемлемо присущие Космосу. Мы можем назвать их первичной интерпретацией (присущей левосторонним квадрантам всех холонов) и перекрёстной интерпретацией (когда один холон пытается интерпретировать другой).

Давайте теперь вернёмся к положению, которое мы выдвигаем: чем старше какой-либо интерпретационный момент, тем меньше степеней свободы осталось в его композиции. Выше мы уже отметили, что когда мы, современные люди, исследуем, к примеру, атомы, то мы привносим в них собственные интерпретации; но наши интерпретации имеют сравнительно малое влияние на эти глубоко укоренившиеся космические привычки. Именно поэтому плохие перекрёстные интерпретации надёжно опровергаются действиями самих атомов (вот почему фальсифицируемость часто — но не всегда — есть один из многих критериев, используемых реконструирующими науками: фальсифицируемость — это опровержение плохой перекрёстной интерпретации Другим этой интерпретации).

Часть того, что откапывают или раскрывают наши реконструирующие исследования, это некоторые из базовых паттернов, глубинных свойств или укоренившихся космических привычек (в том виде, как они появляются в любом из квадрантов). Данные глубинные паттерны являются действительными реалиями прошлого, повторение которых настолько вошло в привычку, что вероятностные волны обрели очень тесную локализацию. Как следствие, наши реконструирующие исследования могут добавить лишь несколько интерпретационных поворотов в эти уже сложившиеся факты. (И чем старше привычка, тем меньше степеней свободы в её вероятностной волне: тем более упрямым становится данный факт — и тем менее доступен для интерпретации, — даже невзирая на то, что его первоначальнойкомплекции были внутренне присущи интерпретативные аспекты субъективности и межсубъективности: не существует момента времени, когда бы факты являлись исключительно фактами). Чем более сложившимся является холон, тем меньше степеней свободы в его сущностных свойствах.

Вот почему мы утверждаем, что коллективами наследуются только глубинные паттерны или свойства: они являются тем, что все холоны данного класса имели как нечто общее, когда они впервые возникли, а следовательно — эти паттерны установили сильное коллективное морфическое поле. В то же время все поверхностные свойства — или то, что делали лишь некоторые холоны, — не обрели достаточной силы, чтобы быть коллективно переданными будущему (хотя они и передаются далее самими индивидуумами в их собственных прегензиях и индивидуальных морфических полях).

Конечно же, существует разновидность спектра или холархии коллективов: индивидуумы, семья, группа, культура, нация, планетарное общество и т. д. [21] Смысл же в том, что бывает индивидуальная карма, семейная карма, культурная карма, национальная карма и т. д.; и эти глубинные свойства (но не поверхностные свойства) наследуются членами данных семей, групп, наций и т. д. Заметьте, что большинство подобных коллективно наследуемых паттернов являются не универсальными, а напротив — чем-то, что ограничено одной небольшой группой, субкультурой или культурой. Только некоторые глубинные свойства имеют универсальный или планетарный масштаб, но открытие таких универсальных паттернов может быть совершено лишь посредством реконструирующего исследовательского познавания, производимого на жёлтом или выше, ведь они включают в себя универсальные паттерны, невидимые для мемов первого порядка. К этим важным идеям мы вскоре ещё вернёмся.

ПРОСТАЯ АНАЛОГИЯ: БОЛЬШОЙ КАНЬОН

Мы отметили, что чем старше действительные реалии прошлого, тем меньше в них пространства для сегодняшних интерпретаций в обоих предложенных смыслах термина (в смысле интерпретаций холона и в смысле наших интерпретаций: иначе говоря, тем меньше интерпретационных моментов добавляет сам холон и тем меньше степеней свободы в наших перекрёстных интерпретациях их свойств). Верно и обратное: чем ближе к современности действительные реалии прошлого, тем больше в них пространства для интерпретации (в обоих смыслах термина).

В случае психологического развития, к примеру, это означает, что более ранние волны развития (а именно — бежевая, пурпурная, красная, синия и, в некоторой степени, оранжевая) теперь довольно прочно сложились в виде глубинных данностей, передаваемых настоящему как морфогенетические поля и интерпретационные привычки, тогда как более недавние волны всё ещё находятся в периоде своего формирования.

Позвольте предложить простую аналогию. Очень старая, глубоко укоренившаяся космическая привычка (такая, как, скажем, бежевый мем или структура) подобна Большому каньону: это морфогенетическая борозда, настолько глубоко врезанная в Космос, что её фактически невозможно избежать. Если вы спуститесь на дно Большого каньона, то вы можете либо сплавиться вниз по течению по реке Колорадо (быстрое путешествие, которое займёт лишь несколько часов), либо же вы можете подняться на самый верх, потом опять спуститься, потом опять подняться на самый верх, потом опять спуститься и так далее, много-много километров: это колоссальная трата энергии, и вам потребуются месяцы подобной ходьбы, чтобы пройти то же расстояние. Таким образом, если человеческих холон хочет преодолеть расстояние вдоль русла реки наиболее продуктивным способом, вероятность близка к 100 %, что он сплавится по самой реке на дне каньона, а не будет постоянно то подниматься, то спускаться по краям каньона. Итак, утверждать, что человеческий холон сплавляется по реке Колорадо продуктивным с точки зрения развития образом, значит сказать, что вероятность, что мы в любой момент времени обнаружим сей холон сплавляющимся по реке по дну Великого каньона, близка к 100 %.

Бежевый мем оперирует именно данным образом: имеется фактически 100% вероятность, что человеческие холоны, пытающиеся путешествовать через своё пространственно-временное искривление, будут следовать бороздам — и, следовательно, проявлять характеристики, — которые связаны с бежевой волной AQAL-матрицы (вот почему всем людям универсально нужна еда, кров, вода: бежевый мем). Более того, эти бежевые характеристики можно определить (или рефлексивно раскрыть и очертить) только путём реконструирующего исследования, которое изучает Большой каньон после факта его возникновения и появления формирующих привычки борозд: то есть как априорность наследия прошлого, а не предопределённую архетипическую структуру.

Чем старше холон, тем более подобным Большому каньону он становится. В самых глубоких местах глубина каньона около 1500 метров: у людей подобием этого будет бежевый. [22] Пурпурный же врезался в Космос менее глубоко (скажем, 1200 метров), красный ещё меньше (скажем, 600 метров), синий ещё меньше (300 метров). Оранжевому всего-то 300 лет, это, пожалуй, эквивалентно глубине борозды в каких-то 100 метров. А зелёный, в каких-либо широких масштабах просуществовавший на сцене лишь три десятилетия, это морфогенетическая борозда, которая врезалась на ничтожные 10 метров. А бедный-несчастный второй порядок скорее похож на нескольких людей, пытающихся мотыгами оцарапать поверхность земли, медленно начиная врезать в космический ландшафт интегральную морфогенетическую борозду.

Таким образом, как мы отмечали выше, глубинные свойства, которые наследуются в любом квадранте в форме космических привычек, являются просто волнами вероятности обнаружения того или иного типа события в определённом пространственно-временном континууме. Чем старше унаследованное свойство, тем более ограничена данная вероятность (так что очень старые морфические формы выглядят как нечто преимущественно детерминированное, или предопределённое, несмотря даже на то, что первоначально они закладывались как творческая свобода). Все другие свойства холонов — их преобразования, комбинации, поверхностные свойства и действия — эмерджентно возникают как игра новизны в AQAL-пространстве настоящего мгновения, превосходящего и включающего прошлое в приступе творческой лихорадки, причём интерпретации и факты скользят друг по другу в мятеже недетерминируемой неопределённости. Однако сами общие свойства складываются в виде космических привычек и, как обычно, чем старше привычка, тем сложнее её нарушить.

ОТ ЧАСТИЧНОГО К ПОЛНОЦЕННОМУ ДИАЛОГИЧЕСКОМУ НАСЛЕДОВАНИЮ

Мы будем исследовать многие из этих существенных тем (таких, как соотношение фактов и интерпретаций) в последующих разделах, где мы предложим и конкретные примеры, что они означают в каждом случае. На данный момент простой тезис таков: каждое действительное событие — каждый существующий холон — имеет по меньшей мере четыре измерения бытия-в-мире, так что каждое мгновение существует как AQAL-проявление, имеющее четырёхмерное наследование. [23]

А следовательно, каждому четырёхмерному мгновению неотъемлемо присущи объективные/фактические аспекты или измерения (верхне-правый и нижне-правый квадранты) и аспекты или измерения интерпретации/сознания (верхне-левый и нижне-левый). Мы не говорим о том, как люди интерпретируют другие холоны (то есть о перекрёстной интерпретации); мы говорим о самих холонах от самого верха до самого низа (первичная интерпретация). По мере того, как устанавливается бытие данного мгновения (на любом из уровней), оно обладает искрой творческой трансценденции, истолковательной свободы и непредопределённой игры; но когда оно переходит в следующее мгновение, оно становится «прошедшим» или «прошлым», действительной реалией прошлого, более не подвергающейся изменениям: оно перестаёт интерпретировать себя и становится частью палеонтологической летописи априорностей. Вся совокупность фактов-и-интерпретаций этого мгновения, таким образом, передаётся в виде измерений априорных данностей следующему мгновению, которое, в свою очередь, встретит эти данности со своими собственными фактами-и-интерпретациями.

Если выразиться более точно путём перехода от частично диалогической формулировки Уайтхеда к квадратической формулировке: AQAL-матрица этого мгновения берётся и включается AQAL-матрицей следующего. Это не просто вопрос прегензии или прегензивного объединения, как в то верил Уайтхед. Уайтхед в действительности предлагал верхне-левый квадрантный анализ преходящего из мгновения в мгновение бытия, а следовательно, он во многом упустил из виду формы наследования, предлагаемые другими квадрантами. Например, хотя субъективное измерение этого мгновения прегензивно познаёт субъективное измерение предыдущего мгновения (и, таким образом, в некоторой степени формируется посредством прегензивной причинности чувствований прошлого), объективное измерение этого мгновения накладывает формирующую причинность на объективное измерение следующего, тем самым накладывая не только чувственнуюпричинность, но и морфическую причинность. Этот тип объективного или внешнего наследования напрямую прегензивно не познаётся холоном, если он не принимает позицию от третьего лица в отношении своего собственного существования, а следовательно — его нельзя объяснить уайтхедовской прегензией или конкретизацией (concretion) (но его можно объяснить шелдрейковскими морфическими полями и другими видами верхне-правого и нижне-правого наследования, включая и резонансы тонких энергий [см. «Фрагмент D»]).

Таким образом, каждое мгновение — это не просто субъект, который становится объектом следующего субъекта; напротив, объективные формы каждого мгновения ещё причинно влияют и на последующие объективные формы таким образом, который холоном прегензивно не познаётся и напрямую не ощущается. Иначе говоря, объективные измерения передают своё влияние на последующие объективные измерения, а субъективные измерения влияют на последующие субъективные измерения, — и аналогичное происходит с межсубъективными и межобъективными, — и все вместе они формируют лицо настоящего мгновения (только часть которогопроникает в прегензию или ощущаемое сознавание холона).

Сходным образом, как выяснилось в результате общения с Дэвидом Рэем Гриффином, различные межсубъективные поля влияют на форму субъекта такими образами, которые данным субъектом никогда прегензивно не познаются в виде объекта (иначе говоря, которые проникают в субъект и формируют его напрямую по мере того, как сам субъект возникает, а не прегензивно познаются в виде объектов самим субъектом). [24]

Если вкратце, различные аспекты всех квадрантов наследуются не только лишь как прегензивное объединение (а-ля Уайтхед), и не только лишь как формирующая причинность (а-ля Шелдрейк), и не только лишь как культурная память (а-ля Бурдьё), и не только лишь как социальные системы (а-ля фон Берталанффи), но посредством тотального AQAL-наследования, которое включает четыре квадранта до самого низа (полноценным, а не частичным диалогическим образом). [25]

Что нам нужно, так это слово, чтобы указывать на подобную «четырёхквадрантную прегензию». Я иногда называю её «квадратической прегензией», но это чересчур размывает смысл, вкладываемый Уайтхедом, а вся суть квадратической формулировки состоит в том, что она категорически отрицает адекватность уайтхедовской версии в этом контексте. Так что я обычно буду называть этот процесс «квадратической прегензии» терминамитетрапрегензия (tetra-hension) или копрегензия (com-prehension), ясно понимая при этом, что она выходит за пределы исключительно чувственной прегензии, формальной причинности, межсубъективных контекстов и межобъективных систем, чтобы указать на четырёхквадрантное наследование по всему диапазону — от самого низа и до самого верха. (И под «четырёхквадратным наследованием» или «тетрапрегензией» мы подразумеваем всё, что происходит в любом из квадрантов, включая их волны, потоки, состояния и типы — все из них являются всего лишь словами, указывающими на действительные реалии, передаваемые от одного мгновения следующему в творчески разворачивающейся матрице AQAL.)

Суть в том, что все существующие теории наследования (от прегензии до причинности, автопоэза и памяти систем), по всей видимости, ухватывают одно или два из вышеперечисленных измерений бытия-в-мире, но ни одна из них не покрывает все известные основания. Так что отныне, когда мы говорим о космической карме, мы имеет в виду AQAL-процесс тетрапрегензии от самого низа до самого верха.

Если вкратце, происходящее из мгновения в мгновение наследование есть AQAL-явление: субъективные измерения вступают в резонанс с субъективными измерениями (и влияют на них) посредством прегензии; объективные (то бишь внешние) измерения вступают в резонанс с объективными измерениями (и влияют на них) посредством формирующей причинности; то же самое происходит с межсубъективными и межобъективными привычками. Резонанс одного квадранта с аналогичным квадрантом — это форма космической памяти. И многие правосторонние формы этого наследования никогда не проникают в прямую прегензию холона, который их наследует, не происходит того же и в отношении большинства глубинных паттернов в левосторонних квадрантах, все из которых, как мы увидим далее, открываются лишь посредством исследовательского познавания от второго и третьего лица (а не прегензий первого лица). Таким же образом есть и правосторонние поля тонких энергий в дополнение к морфическим полям (см. ниже), — все они ускользают от прегензии как таковой.

Существенное положение в рамках текущего изложения состоит в том, что AQAL-матрица одного мгновения передаётся как данность, или априорность, AQAL-матрице последующего. Эти данности фактичны, но не в том смысле, будто все они являются объектами прегензии со стороны нового субъекта (ведь некоторые аспекты космического наследования напрямую не ощущаются холоном). Скорее, AQAL-матрица предыдущего мгновения теперь является фактической данностью или априорностью в том смысле, что она остановила свою собственную творческую новизну и сложилась в виде неизменного прошлого, часть палеонтологической летописи космической эволюции. Её творческая свобода прекратилась тогда, когда мгновение трансцендентального творчества было перенято следующим мгновением, что сделало это мгновение «мёртвым», если хотите, или отошедшим в космическую память. Теперь оно действительная реалия прошлого, фиксированная и априорная в том смысле, что оно более не может интерпретировать себя и, как следствие, изменить форму своего существования, как оно делало в миг творчества в настоящем, однако его смогут интерпретировать последующие мгновения. Его общие вероятностные волны, как у действительной реалии прошлого, коллапсировали в определённые и неизменные формы: творческая реальность перешла теперь в статус неживого, неизменного ископаемого, — но это действительная реалия прошлого, которая может быть рефлексивно познана интерпретациями настоящего.

Если вкратце, форма космической памяти — это AQAL-матрица, тетрапрегензируемая из мгновения в мгновение, а не только лишь прегензии, или безрассудная формирующая причинность, или исключительно память систем, или один лишь культурный габитус и т. д. Космическое наследование — это преходящая из мгновения  в мгновения тетрапрегензия от самого верха до самого низа.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В последующих разделах предложена теоретическая система координат — матрица AQAL или интегральная операционная система (ИОС), — которая позволяет нам выполнять несколько действий одновременно.

Во-первых, мы можем объяснять существующие стабильные структуры (от бактерий до экосистем и уровней сознания) без того, чтобы скатываться до предзаданных архетипов, структур или независимо существующих онтологических уровней, — то есть мы можем начать заменять метафизические умозрения реконструирующим исследованием.

Во-вторых, даже существующие структуры рассматриваются не в качестве независимо существующих конкретных сущностей, а в качествевероятностных волн, или волн вероятности обнаружения определённых событий в конкретной зоне AQAL-матрицы в любой отдельно взятый момент времени.

В-третьих, сама природа любого действительного события неотъемлемосодержит, по меньшей мере, три или четыре основных измерения (четыре квадранта), каждое из которых воплощает присущий ему способ бытия-в-мире (модальности первого, второго и третьего лица).

В-четвёртых, интегральная операционная система (ИОС; или теоретическая система координат, которая явным образом ценит и включает все квадранты, все уровни, все линии, все состояния и все типы), скорее всего, является единственной системой координат, которая может помочь инициировать интегральную эпоху на передовом краю. Хотя любая ИОС — это просто абстрактный и теоретический конструкт, сформулированный в третьем лице и «оно»-языком, любая подлинная ИОС, тем не менее, явственно, или эксплицитно, обращает внимание не просто на «они»-материи третьего лица, но и на другие важные реалии модальностей первого и второго лица, включая личные ощущения, переживания, феноменологию, герменевтику и коллаборативное познавание. Следовательно, любая ИОС помогает непрерывно напоминать индивидуумам о том, что они должны сохранять связь со всеми реалиями (со всеми квадрантами, всеми уровнями, всеми линиями, всеми состояниями и всеми типами), даже хотя сама простая карта ИОС и не может заменить действительной территории любой из них (и никогда не была предназначена для этого). Более того, в отличие от других карт (начиная от Паутины жизни и заканчивая парадигмой постмодерна), верящих в то, что они являются действительной территорией и единственным правильным способом её рассмотрения, ИОС с предельным вниманием относится к тому, что она представляет собой только лишь карту, а поэтому она может указать на более высокие территории и реалии, напрямую не содержащиеся в самой карте. И, наконец, особенно полезным аспектом любой подлинной ИОС является то, что она явным образом привлекает внимание ко множеству методологий, которые могут напрямую задействовать и высвечивать различные реалии и потенциалы творчески разворачивающегося Космоса. Именно к обзору такого интегрального методологического плюрализма — предвестника интегральной эпохи на передовом краю — мы можем теперь обратиться.

Оригинал: «Excerpt A: An Integral Age at the Leading Edge. Part 4, page 2» © Кен Уилбер, 2003

Читать далее: «Часть 5»