Фрагмент А. Часть 4. Факты и интерпретации (стр. 1)

Кен Уилбер

Кен Уилбер, квадранты

Оглавление

Часть 4. Факты и интерпретации (стр. 1)

Постмодернистские эпистемологии (от Ницше и Хайдеггера до Гадамера, Фуко, Деррида и Лиотара) преуспели в двух глубинных вещах: привнесли невероятно важные истины в игру человеческой эпистемологии; и внесли полную и безвозвратную путаницу в целую дисциплину. В любом интегральном методологическом плюрализме требуется ценить частичные истины постмодернизма, но при этом избегать той обессиливающей путаницы, которая до сих пор его сопровождала.

Главный спор между эпистемологиями постмодерна и эпистемологиями модерна/домодерна касается вопроса, возлежит ли груз истины на относительности, или же на универсальности: или, если выразить то же самое иначе, являются ли более фундаментальными интерпретации, или же сами факты. Сама форма данного спора, однако, показывает, что он практически всецело разворачивается в парадигме первого порядка (то есть в первопорядковой машине предписаний по генерированию данных): весь спор развернулся между синими фундаменталиями, оранжевыми универсалиями и зелёными плюрализмами, где один из вариантов воспринимается истинным, а остальные — ложными. Второпорядковая бирюзовая парадигма, с другой стороны, открывает более плодотворный способ работы: выявлять частичные истины, содержащиеся во всех перечисленных позициях, а затем реконтекстуализировать их в рамках более всеобъемлющей и сострадательной системы координат, выражая тем самым саморефлексивный бирюзовый аспект понимания AQAL-матрицей самой себя. Перейдя к такому способу осмысления, мы осознаем, что данная дискуссия не представляет собой спора между фактами и интерпретациями; напротив: данная дискуссия подразумевает понимание того, как обе стороны — факты и интерпретации — являются неотъемлемыми измерениями данного и любого другого мгновения.

Лично мне ещё не встретилось ни одного другого подхода, который ближе бы подходил к интеграции истин подходов домодерна, модерна и постмодерна. Напротив, существующие сегодня подходы, как правило, выбирают тот или иной из этих аспектов (домодерн, модерн или постмодерн) и жёстко порицают остальные, — увы, таков живой пример менталитета первого порядка, всё ещё воюющего со своими соседями. Давайте рассмотрим, можно ли вместо этого предложить второпорядковый компонент, который ценит каждый из данных подходов путём их реконтекстуализации в более крупной системе координат — системе координат, которая спасает то истинное, что в них имеется, посредством определения границ их применимости. Говоря иными словами, путём освобождения всех подходов от свойственных им абсолютизмов, их проверенные частичные истины могут быть замечены, включены и охвачены в непрерывном развёртывании стремления данного мгновения к воплощению.

ОБЗОР: РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ИНТЕГРАЛЬНЫЙ ПЛЮРАЛИЗМ

Предлагаю начать с того, чтобы отвлечься от природы космической кармы в четырёх квадрантах и обратить более пристальное внимание на методологии, которые, по всей видимости, уместны для раскрытия/задействования квадрантов. Квадранты, как вы помните, это просто вариации на перспективы, которые встроены во все основные естественные языки, а именно: первое лицо (единичное: «я»; множественное: «мы»); второе лицо(единичное: «ты»; множественное: «вы/мы»); и третье лицо (единичное: «он», «она», «оно»; множественное: «они», «эти», «их»). Мы обычно резюмируем их как «я», «мы», «оно» и «они» (или же упрощённо как «я», «мы» и «оно»).

Смысл в том, что каждая из этих перспектив служит воплощением определённого измерения бытия-в-мире. Более того, по-видимому, каждое из этих измерений бытия-в-мире (или каждый из данных квадрантов) может быть задействовано при помощи различных способов (модальностей) исследовательского познавания (inquiries). Все эти различные способы исследовательского познавания — от феноменологии и герменевтики доколлаборативного познавания и теории систем — раскрывают различные аспекты Космоса, но каждый подход, как правило, принимает свой уголок Космоса за весь Космос в целом, тем самым игнорируя или отвергая важные реалии других квадрантов (не говоря уже о том факте, что вера в существование других квадрантов обычно объясняется как некая ужасающая болезнь самого верующего).

Иными словами, в той же мере, в какой важна каждая из этих методологий, все они, как правило, не ведают о реалиях других квадрантов. Мы хотим особенно пристально рассмотреть именно эту историческую слепоту, всё ещё действующую в виде распространённой космической привычки, ведь для её исцеления требуется стабильно поддерживать творческую новизну трансценденции, дабы избежать свойственных слепоте предубеждений. Подобные предубеждения мы называем абсолютизацией квадранта(абсолютизмом квадранта, quadrant absolutism), неважно, проявляются ли они в позитивизме, феноменологии или постмодернизме.

Если нам когда-либо вообще суждено по-настоящему войти в интегральную эпоху на передовом краю, нам невероятно поможет, если мы сможем рассмотреть и преодолеть подобную широко распространённую абсолютизацию одного квадранта. Можно сделать значимый шаг в этом направлении, просто признав важные истины, предлагаемые каждой из основных форм исследовательского познавания (вместо того, чтобы отрицать все подходы, кроме своего собственного).

Если вкратце, мы хотим предложить следующее: эмпиризм и бихевиоризмпреимущественно задействуют единичные модальности, или образы действий, третьего лица бытия-в-мире (верхне-правый квадрант);интроспекция и феноменология преимущественно задействуют единичные модальности первого лица бытия-в-мире (верхне-левый); герменевтика иколлаборативное познавание преимущественно задействуют множественные модальности второго и первого лица бытия-в-мире (нижне-левый); а экологические науки, структурализм-функционализм и теория систем преимущественно задействует множественные модальности третьего лица бытия-в-мире (нижне-правый). Разумеется, существует ещё множество других типов исследовательского познавания, однако перечисленные выше знаменуют собой некоторые из наиболее значимых в историческом плане, которых мы здесь обобщённо коснёмся.

Объединение всех этих способов исследования в качестве задействования и раскрытия бирюзового познания приводит к тому, что мы называем интегральным методологическим плюрализмом, служащим воплощением более практической стороны интегральной постметафизики.

Если нам суждено когда-нибудь вступить в интегральную эпоху на передовом краю, то это, скорее всего, произойдёт под знаменем интегрального методологического плюрализма. Клэр Грейвз называл трансформацию от первого порядка ко второму «величественным скачком в осмыслении», ведь тогда как все мемы первого порядка убеждены в том, что конкретно их собственное мировоззрение является единственным верным мировоззрением, сознание второго порядка полностью признаёт и ценит частичные истины мировоззрений всех мемов. Другими словами, скачок от первого ко второму порядку — это скачок от частичности и плюрализма к интегрализму и холизму.

Прагматически же это значит, что все частичные способы исследовательского познавания, практикуемые человеком, неожиданно обретают новое и глубочайшее значение в виде важных элементов более крупной космической мозаики, где каждый из них содержит в себе нечто невероятно важное, что нам нужно узнать. Интегральный методологический плюрализм, таким образом, становится знаменем данного важнейшего скачка в смыслах.

Разумеется, имеется великое многообразие путей, которыми второпорядковое сознание может начинать своё крупномасштабное распространение среди членов любого общества, однако в настоящем сочинении мы обсуждаем «растущий наконечник» — или интегральную эпоху на передовом краю. Как указал Голдстоун, эмпирически выявлено, что лидерство со стороны элиты — это необходимое условие для революций. Если данным революциям (или даже реформам) суждено нести аутентичную, вертикальную, трансформирующую природу, тогда необходим пятый фактор — а именно: возрастание Эроса или глубины в любом из квадрантов, — и поскольку передовой край элиты сегодня находится на зелёном (и пребывал там последние двадцать лет), то из этого следует, что пятым фактором в данном смысле является жёлтая парадигма, или интегральное предписание и социальная практика, а действительно исполняемая практикаинтегрального методологического плюрализма органичным образом вписывается во все требования.

Если вкратце, то чем больше людей вовлекается в интегральный методологический плюрализм (природа которого в том, чтобы признавать, ценить и включать все аутентичные, или подлинные, модальности человеческого познавания и исследования), тем выше вероятность, что передовой край AQAL-конфигурации в данной культуре начнёт претерпевать кризис легитимизации, за которым последует «важнейший скачок в смыслах» от первопорядкового ко второпорядковому сознанию, причём это будет сопровождаться вероятностью того, что сознание и культура этого «растущего наконечника» затем распространится на более крупномасштабные сегменты общества в целом.

Задействование измерения бытия-в-мире

Каждая из важных методологий (от эмпиризма до коллаборативного познавания и теории систем) в действительности является разновидностьюпрактик или предписаний: во всех случаях они есть не то, что люди думают, а то, что люди делают. Эти практики, следовательно, вызывают к жизни,задействуют и высвечивают определённое измерение нашего бытия (поведенческое, интенциональное, культурное или социальное). Например, сама форма соучастного или коллаборативного познавания, — в котором два или более субъектов сознавания входят в круг совместных горизонтов и, тем самым, вызывают миропространство налагающихся друг на друга интенциональностей, смыслов и взаимопониманий, — сама форма этой предписывающей практики открывает, задействует и вызывает межсубъективное измерение самих индивидуумов. (Именно поэтому различные формы праксиса, или praxis, создают различные теории, илиtheoria.)

Под влиянием потенциала различных форм практики (от феноменологии и эмпиризма до герменевтики, экологических исследований и созерцательных усилий) к задействованию тех или иных явлений различные измерения холона наполняются энергией: они «зажигаются» в вибрационном резонансе, задействуя миропространство, взаимосоздаваемое познающими субъектами (но не создаваемое только лишь данными субъектами), и выступают в виде расчищенного пространства, созданного отчасти самой формой исследовательского познавания.

Так, когда я принимаю позицию от первого лица по отношению к настоящему мгновению, я зажигаю и высвечиваю субъективные измерения бытия-в-мире, многие аспекты которого раскрываются интроспективной феноменологией. Когда я принимаю позицию от второго лица по отношению к настоящему мгновению, я зажигаю и высвечиваю межсубъективные измерения бытия-в-мире, многие аспекты которых раскрываются герменевтикой и коллаборативным познаванием. Когда же я принимаю перспективу от третьего лица в отношении настоящего мгновения, я зажигаю и высвечиваю объективные (и межобъективные) измерения бытия-в-мире. (Через несколько мгновений мы обсудим несколько примеров.)

Именно по этой причине ни одно из данных измерений (или ни одно из событий в каком-либо из квадрантов) не есть нечто только лишь предзаданное и предопределённое, только и ждущее того, что все мы его заметим, — однако данные измерения не являются и чем-то всецело созданным познающим субъектом или межсубъективностью (подобное воззрение является исключительно патологией постмодернизма). Как мы видели, некоторые свойства этих измерений (или реальности в целом) нам даны: иначе говоря, они предсущи сознаванию познающего субъекта. Эти данности, или космические априорности, включают различные космические привычки и квадратичные наследования, которые мы обсудили выше. Как мы выразились, априорное, или предзаданное, основание настоящего мгновения — это AQAL-матрица предыдущего мгновения, которая выходит на сцену в виде данности (или наследства от предыдущего мгновения), но никогда не существует исключительно как данность, ибо оно всегда уже задействовано, превзойдено и включено, трансформировано и переработано AQAL-матрицей настоящего мгновения по мере того, как самоорганизация путём самотрансценденции творчески разворачивается из мгновения в мгновение.

РЕКОНСТРУИРУЮЩЕЕ ИССЛЕДОВАНИЕ

Это в основе своей уайтхедовская позиция (но только если мы развиваем её из неполной формулировки в полную, или квадратическую, — см. ниже): то есть всё предыдущее мгновение AQAL-пространства передаётся AQAL-пространству данного мгновения в качестве априорности, даже хотя само это пространство, когда оно впервые возникло в предшествующем мгновении, возникло отчасти в качестве творческой свободы (не предопределённой и не предзаданной), — свободы, которая при передаче последующему мгновению наследуется в виде детерминизма, или предопределённости (которую последующее мгновение должно включить в себя, иначе оно заработает патологию, а затем выйти за её пределы, добавив свой собственный момент творческой свободы, непредопределённой предыдущим мгновением).

Эти космические данности, следовательно, включают (помимо прочих аспектов, которые мы обсудим) весь мир действительных реалий прошлого(past actuals) — то есть все действительные события, которые уже возникли (речь идёт об эмерджентном возникновении, которое сформировано всем AQAL-пространством, в котором произошло событие), — творческую эмерджентность, которая далее передаётся следующим мгновениям в виде причинного влияния, морфического резонанса, формирующей причинности, прегензивного объединения, культурного контекста и социальной памяти, морфогенетических борозд, глубинных паттернов, волн развития и так далее. Эти типы наследования суть данности: они даны прошлым настоящему и они предсущи сознающему их сознаванию любого субъекта (несмотря на то, что, когда они впервые были заложены, они сами по себе совместно создавались субъективностью, которая в любое мгновение остаётся частью AQAL-матрицы. Если по-другому, то эти данности не предсущи субъективности и её интерпретациям, ибо субъективность — это одно из четырёх измерений всех действительных событий; напротив, эти данности предсущи субъективности данного мгновения, но не субъективности предшествующего мгновения, которая помогла их со-творить. Но смысл-то в том, что по завершении своей закладки всё AQAL-пространство предыдущего мгновения передаётся AQAL-пространству этого мгновения в качестве данности, которая предсуща любому регистрированию со стороны этого мгновения: оно предсуще субъективности, объективности, межсубъективности и межобъективности этого мгновения, — но не мгновения, которое ему предшествовало, хотя и предшествовавшее мгновение получило свои априорные данности и так далее.)

Следовательно, единственное, как субъекты данного мгновения могутрефлексивно осветить свою историю действительных реалий прошлого, это посредством реконструирующего исследования (в любом из квадрантов). Реконструирующее исследование (reconstructive inquiry) означает, что субъект или субъекты пытаются изучить действительные реалии своего бытия посредством исследования этих реалий после того, как они уже возникли. Реконструирующее исследование (в любом квадранте), таким образом, в сущности представляет собой апостериорное исследование ранее заложенных реалий. Это не априорное исследование предопределённых структур (вот тут расходятся наши пути с Платоном, Гегелем, Плотином, Гуссерлем и Ауробиндо, — опять же, это аспект нашего перехода к постметафизической позиции), даже несмотря на то, что действительные реалии прошлого, теперь нами исследуемые, видятся как априорные, ведь они и вправду ныне являются предзаданными космическими привычками (вот почему метафизика ошибочно приняла их за онтологически предсуществующие структуры, а не органические космические привычки, которые не передаются времени из вневременнóго, как казалось метафизике, но передаются из временнóго прошлого временнóму настоящему).

Реконструирующее исследование ни в коем случае не является единственно существующей разновидностью исследовательского познавания. Это просто один из вариантов исследования того, что было, в той его форме, которая влияет на то, что есть. Под ним не подразумеваются познавательные методы, которые включают то, что должно быть (мораль, нравственность, этика, нормативные исследования); или эстетическое исследование (искусство, артистическая экспрессия, самовыражение); или более занятия по более открытой интерпретации (литература, экспрессия); или даже пилотные исследования реалий, которые ещё не возникли в широких масштабах, но только формируются на бурлящем творческом краю (помимо всего прочего). Посему когда мы подчёркиваем то, что реконструирующее исследование играет важную роль, давайте не будем воображать себе, что это единственный подход к реальности: это лишь один из множества инструментов интегрального методологического плюрализма. Он, однако же, важен, ведь с его помощью мы определяем, какие волны сознания (к примеру, красная, синяя, оранжевая) были заложены в виде космических привычек, а какие ещё находятся в стадиях формирования, — и, следовательно, это позволяет нам продвинуться в направлении постметафизического подхода к уровням сознания, который может указать на существование этих волн сознания без того, чтобы скатываться до метафизических и онтологических постулатов, но посредством простого отслеживания морфогенетических паттернов и привычек эволюции (без отрицания существования более высоких потенциалов, доступных при помощи самотрансценденции, невзирая на то, что эти более высокие потенциалы в широких масштабах ещё не приняли фиксированной формы, а следовательно — их исследование остаётся идиосинкратическим [idiosyncratic; то есть исследованием уникального, ещё многократно не повторяющегося явления, — прим. пер.], но от того не менее реальным).

Короче говоря, реконструирующее исследование — это одна из разновидностей исследовательского познавания, которая изучает природу настоящего мгновения путём рассмотрения предыдущих мгновений, которые привели к его текущим форме и содержанию. Можно, к примеру, выделить следующие типы реконструирующих исследований: реконструирующая наука или эволюционная наука (в нижне-правом квадранте), антропология(нижне-правый),  генеалогическая герменевтика (нижне-левый),структурализм развития (нижне-правый), психоаналитическое исследование (верхне-левый), археология Фуко (нижне-правый) игенеалогия Фуко (нижне-левый/нижне-правый), интерпретирующаякультурная история (нижне-левый), эволюция экосистем (нижне-правый), эволюция звёздных систем (нижне-правый), биологическое видообразование (нижне-правый), эволюционная психология (верхне-правый), точки бифуркации в сложных и хаотических динамических системах (нижне-правый) и т. д. Эти реконструирующие исследования, по сути, «раскапывают» или «открывают» различные аспекты действительных реалий прошлого холонов, подвергающихся изучению; они могут это делать потому, что эти действительные реалии прошлого являются данностями, которые предсущи этому мгновению. Они являются не платоновскими данностями, а космическими привычками, — и всё же они предсущи этому мгновению. Они суть уайтхедовские данности — ставшие археологическими ископаемыми действительные события, теперь прегензивно познаваемые своими потомками, для которых они являются чем-то внутренним в прегензивном объединении и чем-то внешним в интерпретирующей рефлексии (именно поэтому они обходят кантианское подразделение на «вещи сами по себе» и не представляют фундаментальной эпистемологической дилеммы; см. ниже). [18]

Но центральное положение заключается в том, что хотя эти действительные реалии прошлого есть данности, которые предсущи настоящему мгновению, их высвечивание таковым не является. То есть — подобно любому другому мгновению в пространственно-временном континууме (прошлого, настоящего и будущего) — пришествие-в-бытие этого мгновения представляет собой дело всего AQAL: оно сформировано под воздействием факторов во всех четырёх квадрантах (и их уже существующих волн, потоков и состояний). Это значит, что раскопка действительных реалий прошлого, являющихся ископаемыми данностями, неизбежно происходит в единстве с творческой свободой и интерпретацией этого мгновения. Таким образом, не существует рефлексивного способа добраться до действительных реалий прошлого, кроме как посредством исследовательского познавания, которое включает интерпретации действительных реалий прошлого. Действительные реалии прошлого, будучи данностями, бесшовно встроены в дорефлексивные прегензивные объединения настоящего мгновения; но их можно раскопать только посредством рефлексивного реконструирующего исследования, которое неизбежно добавляет свои интерпретационные (субъективные и межсубъективные) измерения. Таким образом, действительные реалии прошлого как данности никогда не раскрываются в своей первозданной форме; они суть предыдущие AQAL-пространства, которые при рефлексивной их «раскопке» становятся таковыми только под воздействием AQAL-пространства этого мгновения. Подобное раскрытие окрашивает предыдущие пространства дополнениями и интерпретациями данного мгновения (вот почему то, что ранее было сделано самим предыдущим AQAL-пространством, оказалось передано настоящему мгновению в качестве данности). Посему даже хотя весь Космос предыдущего мгновения передаётся нам как данность и в моей текущей прегензии (то есть в моём текущем, дорефлексивном, прегензивном объединении) ощущается изнутри во всей своей полноте, мы никогда рефлексивно не раскрываем только лишь предзаданный мир.

Означает ли это, что мы никогда не сможем соприкоснуться с «вещью самой по себе»? Что мы никогда не сможем соприкоснуться с какими-либо предсущими данностями? Нет, напротив: прошлая априорность теперьвнутренне присуща настоящему мгновению в виде действительной составляющей ощущения этого мгновения, а следовательно — то, что вы ощущаете в этом мгновении отчасти и есть «вещь сама по себе» предшествующего мгновения, теперь полностью встроенная в ваше бытие. Утверждение, что мы никогда не сможем полностью отделить данности прошлого от влияний со стороны настоящего, не равносильно утверждению, что вещь сама по себе эпистемологически и онтологически диссоциирована, или отчуждена, и навеки неприкосновенна (подобный неоуайтхедианский шаг, таким образом, избегает данного конкретного кантианского кошмара).

Итак, хотя в каком-то глубоком смысле мы способны ощутить вещь саму по себе, мы неспособны рефлексивно её познать: мы можем ощутить её, но не помыслить. Даже несмотря на то, что вещь сама по себе предыдущего мгновения полностью встроена в прегензивное объединение или ощущаемый смысл этого мгновения, если мы попытаемся постфактум отрефлексировать и реконструировать эту данность из прошлого, мы тогда неизбежно добавим интерпретации настоящего мгновения к данностям того мгновения. Рефлексивность как таковая дисквалифицирует себя от вещи самой по себе. Когда вещь сама по себе творчески возникла, она не была данностью. Когда же её раскопали, она более не данность. Вновь можно повторить: мы никогда не обнаруживаем только лишь данный мир.

Это не значит, что, как следствие, наша реконструирующая герменевтика, реконструирующая феноменология и реконструирующие науки не несут никакой пользы вообще: они необычайно важны в качестве одной из граней более прозрачного самопонимания. Однако это значит, что реконструирующие исследования никоим образом не раскрывают вещи самой по себе (хотя в случае их верного проведения они направляются вещью самой по себе, они направляются данностями, или фактическими наследованиями, или космическими привычками прошлого по мере того, как последние причинно воздействуют на настоящее посредством морфического резонанса, формирующей причинности, прегензивного объединения, культурной памяти и так далее). Когда мы задействуем мир, мы погружены в мешворк [meshwork; или сложную динамическую систему, выстроенную из холархических вертикальных с неиерархическими горизонтальными связями на каждом из вертикальных уровней холархии, — прим. пер.] из предсущих данностей и текущих интерпретаций.

ФАКТЫ-И-ИНТЕРПРЕТАЦИИ НЕОТЪЕМЛЕМО ПРИСУЩИ КОСМОСУ

Таким образом, утверждать, что настоящее мгновение — это бесшовное сочетание (mesh) данностей прошлого и интерпретаций настоящего, не значит отрицать существование того или другого. Великий гений Уайтхеда состоял в том, что он увидел, что «факты-и-интерпретации» — это то же самое, что и «превосхождение-и-включение». Предшествующее мгновение передаётся в виде факта, данности, априорности настоящему мгновению, которое добавляет своё творчество, интерпретации и трансценденцию — AQAL-матрицу, которая затем передаётся как факт матрице следующего мгновения. Сегодняшние интерпретации превращаются в завтрашние факты, становясь космическим наследием. [19]

Это справедливо для всего от самого низа и до самого верха. Как я часто отмечал, даже электронам приходится интерпретировать свою среду и даже кварки обладают межсубъективностью. Дело не просто в том, что атомы прегензивно познают своих предшественников (а-ля Уайтхед), а в том, что каждое AQAL-мгновение осмысляет своих предшественников: четыре квадранта простираются до самого низа (мы ещё вернёмся к этому важному положению через несколько мгновений и обсудим то, сколь значительно оно выходит за пределы уйатхедовской идеи прегензии, в то же время с радостью таковую включая).

Таким образом, если говорить на примере и людей, то и вправду существуют априорные данности, а также есть и наши текущие интерпретации этих данностей. Великий (и, в каком-то смысле, единственный) камень преткновения между модерном и постмодерном всегда был таков: какой вес нам стоит приписывать каждому из этих аспектов? Модерн (и Просвещение) упорно боролись за то, что есть лишь предзаданный мир фактов. Базовой парадигмой Просвещения, как следствие, была парадигма отражения (или «зеркало природы»), — а именно: реальность во всех значимых смыслах объективно нам дана (то есть мир природы, воспринимаемый нами, является предзаданной реальностью, отражённой или репрезентированной в универсальных законах природы), — и, следовательно, правильная эпистемология состоит в создании точной карты или репрезентации предзаданной территории. Реальны исключительно данности: существуют только лишь факты.

Постмодерн, словно испытывая резкую аллергию на подобную глупость, впал в другую крайность и породил собственную грубейшую ошибку: нет никаких фактов, есть только интерпретации. Постмодерн не ограничился тем, чтобы сказать: «Данности есть, но наше раскрытие их во многом интерпретативно». Он просто сделал утверждение: «Нет никаких данностей, есть лишь интерпретации и социальные конструкции». Иными словами, вместо уайтхедовского процесса прорывов-в-континуальности (или трансценденции и включения) постмодернизм предложил воззрение «нет ничего, кроме прорывов»: мол, нет ничего, кроме разрывов, неразрешимых разногласий, фрагментов и осколков, а разбитый вдребезги Космос из мгновения в мгновение продолжает отчуждать и отрицать своё прошлое.

Стало быть, модерн заявил «нет интерпретаций, есть лишь факты», а постмодерн заявил: «нет никаких фактов, есть лишь интерпретации». Нет нужды напоминать, что, на мой взгляд, оба располагают важным, но частичным элементом мозаики. А требуется, конечно же, интегрально-аперспективная позиция, которая ценит и интегрирует важные грани обоих подходов к действительным реалиям прошлого, при этом избегая сопутствующих им абсолютизмов квадранта (модернизм Просвещения отдавал привилегированное положение верхне-правому квадранту, а постмодернизм — нижне-левому). [20] Оба выбирали свой собственный предпочтительный способ бытия-в-мире и заявляли, что это единственно верный способ бытия-в-мире.

«Excerpt A: An Integral Age at the Leading Edge. Part 4, page 1» © Кен Уилбер, 2003

Читать далее: «Часть 4 (стр. 2)»