При чтении некоторых материалов журнала «Эрос и Космос», и в частности — моих статей, может сложиться впечатление, что мы делаем акцент на самопревосходящем принципе эволюции Космоса1, который мы называем Эросом. Это, однако, было бы весьма однобоким пониманием, и в этой небольшой статье передо мной стоит задача дать введение в более взвешенную позицию, которая способна учесть диалектику развития и разрешить напряжение диалектической динамики через синтез дихотомии2 Эроса и Танатоса в недвойственном союзе3.
Вначале предложу определения тех понятий, с которыми мы имеем дело. Эрос, как было отмечено выше, это сила самотрансценденции, самопревосхождения, становления Космоса и отдельных его феноменов, стремления к большей целостности. Выдающийся философ эволюции, астрофизик Эрих Янч определял эволюцию как «самореализацию путем самотрансценденции». Танатос, напротив, это влечение к саморазрушению, энтропии, разложению и дезинтеграции. Эти термины использовал Фрейд для описания основных принципов функционирования человеческой психики. Тема Танатоса, впрочем, была заявлена Фрейдом в его поздних работах4 и не нашла своего полного развития. Дальнейшее исследование темы влечения к саморазрушению (и соответствующего ему страха саморазрушения) мы находим, среди прочих, в исследованиях Отто Ранка и Эрнеста Беккера5, а также в книгах «Проект Атман» и «Восхождение из Эдема» философа Кена Уилбера.
В чём же заключается эта диалектическая динамика двух влечений — стремления к жизни и стремления к смерти, и почему рассмотрение только лишь Эроса без Танатоса я назвал выше однобоким?
Отношения жизни и смерти всегда были в центре внимания мыслителей, философов и практиков созерцания, и взгляды их на эти отношения не всегда совпадали. Скажем, Джозеф Кэмпбелл, исследователь мифов человечества, в своей книге «Тысячеликий герой» приводит слова иторика Арнольда Тойнби, автора фундаментального исследования законов подъема и гибели цивилизаций:
[Р]аскол души, раскол общества не может быть разрешен никакой схемой возврата к добрым старым временам (архаизм) или программами, обещающими построение идеального предполагаемого будущего (футуризм), ни даже самой реалистичной, практической работой, направленной на то, чтобы снова сплотить воедино распадающиеся элементы. Только рождение может победить смерть — рождение, но не возрождение старого, а именно рождение нового. В самой душе, в самом обществе — чтобы продлить наше существование — должно длиться «постоянное рождение» (палингенез), сводящее к нулю непрерывное повторение смерти.
Как мне кажется, это довольно классическое «решение» проблемы — а именно, бегство от смерти при помощи жизни, постоянного её возобновления. Более того, предполагается, что это каким-то образом «сведёт смерть к нулю», или по крайней мере, преобразит жизнь так, что она станет на самом деле ценной. Действительно, мотив превосхождения смерти за счёт полноценной жизни звучит всю историю человечества6, и всё же это решение остаётся половинчатым и, в конечном итоге, не несущим абсолютного избавления. Упомянутый выше Эрнест Беккер подробно исследовал страх смерти, а Уилбер — избегание, и это именно то столь сильное и столь обманчивое желание постоянного рождения, которое в своей книге «Проект Атман» он называет Эросом, или «онтологическим голодом».7 Ирония ситуации заключается в том, что онтологический голод не может решить проблему смерти — он может её только избегать, если не признает своей истинной природы. И для того, чтобы узнать истинную природу жизни, не нужно, как уверяют мистики, ходить далеко; достаточно прямо и не увиливая смотреть в сердцевину любых дихотомий.
Oнтологический голод не может решить проблему смерти — он может её только избегать, если не признает своей истинной природы
Даже используемый Тойнби термин «палингенез», понимаемый как он есть, может прямо указать нам на истинное положение смерти. Палингенез — это термин, который употребляется в равной степени в теологии, биологии и геологии. В теологии он означает воскрешение и трансформацию, а в биологии — повторение в развитии зародыша нового существа определенных этапов эволюции вида. Но чтобы воскреснуть, необходимо умереть; чтобы новое существо могло частично повторить в своём развитии эволюцию вида, миллионам предков необходимо умереть в процессе закрепления именно такого типа развития. Другими словами, постоянное рождение предполагает и утверждает постоянную смерть!
Один из самых авторитетных психологов развития, гарвардский исследователь Роберт Киган описывает развитие как процесс расширения «я», в котором всё то, чем я был на предыдущей стадии, становится лишь частью меня нового. И это неизбежным образом предполагает выход за пределы себя, выход за пределы своей жизни, в прямом смысле слова: субъект превратился в объект (нового субъекта). То, как я сознавал себя изнутри, мне более недоступно; теперь мне доступно новое субъективное сознавание, а прошлая субъективная целостность стала лишь одним из объектов-частей моего нового, более расширенного поля восприятия.
Для рождения следующего необходима (субъективная) смерть текущего. Именно поэтому Уилбер заявляет нечто парадоксальное: истинный смысл Танатоса — трансценденция, превосхождение. Ведь с точки зрения пробужденного сознания8,
Нигде нет никаких радикально отдельных сущностей… Граница между субъектом и объектом, в конечном счете, иллюзорна. Следовательно, эту границу между самостью и другим приходится постоянно воссоздавать в каждый текущий момент — по той простой причине, что она вообще не является реальной. В то же время, простая сила реальности, «тяга» Целого, в каждое мгновение пытается прорвать эту границу. И этой силой является Танатос. Пока индивид постоянно воссоздает свои иллюзорные границы, реальность столь же постоянно устраивает заговор, чтобы их разрушать. Таков Танатос, и его действительным значением является трансценденция.
Но ведь до этого мы говорили, что трансценденция — это Эрос 9? Верно, как драйв к становлению, Эрос безусловно несёт в себе трансцендентный заряд, однако если становление это предполагает избегание смерти, избегание Танатоса, то оно остаётся лишь становлением в новой и новой форме, без восхождения к новому смыслу. Если же новое становление объемлет смерть, появляется возможность восхождения к предельному смыслу.
Не избегать смерти?! Не предлагает ли автор срочно всем броситься лишать себя жизни? Совсем нет! Для начала, просто задуматься. Словами Руми:
Мы вечно суетимся, убегаем,
И тем спастись и скрыться полагаем, —
Но от кого? Задумайся на миг:
От Бога? Или от себя самих?
Задуматься, тем не менее, недостаточно. Должна произойти некая реализация, чтобы трансцендентный драйв поднял нас к новой глубине божественного смысла. Первый шаг подобной реализации хорошо описал в книге «Норвежский лес» блестящий современный исследователь тонких миров, писатель Харуки Мураками: «Смерть — не полярная жизни субстанция. Смерть изначально существует во мне. И как ни пытайся, устраниться от нее невозможно». Почему это не просто очередная мысль? Ключ — в парадоксе «не полярности» жизни и смерти; такой парадокс невозможно понять — в него можно только прозреть10.
Углубить это прозрение, сделать второй шаг мы можем вместе с Николаем Кузанским:
Христос пошел на смерть, чтобы вместе с ним воскресла к вечной жизни человеческая природа и животное смертное тело стало духовным и нетленным. Истинный человек мог быть только смертным, и он мог поднять смертную природу к бессмертию только после того, как смерть сняла с нее смертность.
Истинный человек может быть только смертным, ведь Танатос — неотъемлемая часть пробуждения к Духу. Эрос как самопревосхождение Космоса, не может функционировать без Танатоса. И вопрос только в том, есть ли ещё и третий шаг? Практики созерцательных дисциплин в один голос уверяют, что есть, хотя способы выполнения этого шага отличаются в разных традициях.
Десять лет назад основным моим учителем был Нисаргадатта Махарадж, простой продавец сигарет из Бомбея и знаменитый пробужденный мастер. Но тогда я воспринимал его слова скорее интеллектуально и не понимал, что каждое его указание является, на самом деле, приглашением к серьезному созерцательному исследованию. Он учил: «Найдите того, кто присутствовал при вашем рождении и будет свидетелем вашей смерти», и если это случится — вы постигнете, что всегда находились за пределами жизни и смерти.
То, что мы считаем неизбежным, — родиться и умереть — для Постигшего лишь способ выражения движения Неподвижного, изменения в неизменном, конца в бесконечном. Для Постигшего очевидно, что ничто не рождается и не умирает, ничто не длится и ничто не изменяется, всё такое, какое оно есть, — вечно.
И в этом заключается начало и конец Эроса и Танатоса, становления и разрушения, и их вечное и незыблемое единство.
- Вслед за Кеном Уилбером, мы называем Космосом с большой буквы всю совокупность вообще всего, включающего в себя не только материальный космос с звездами и галактиками, но и сознание, дух, и все внутренние феномены, не видные в телескоп. ↩
- Дуальной пары. ↩
- Классическая гегельянская триада: тезис-антитезис-синтез. ↩
- «Очерк психоанализа», 1940. ↩
- Наибольшую известность Беккеру принесла его книга «Отрицание смерти» («The Denial of Death», 1973). ↩
- Сродни высказыванию Марка Аврелия о том, что «не смерти должен бояться человек. Он должен бояться никогда не начать жить»; или высказыванию Альбера Камю о том, что «вечное возвращение предполагает примирение со страданием». ↩
- Следует отметить, что Уилбер в более поздних работах отошел от понимания Эроса лишь как психологического влечения к целостности, вечно обреченного искать ложную замену истинной целостности — единству самости и Духа. Подробнее об этом — см. примечание 9. ↩
- Т.е. сознания единства, на протяжении тысяч лет детально документируемого практиками созерцательных традиций Востока и Запада. ↩
- В более поздних работах Уилбер определяет Эрос как маскулинный аспект Духа-в-действии (феминный аспект он называет Агапэ), и в этом более новом понимании, мы могли бы сказать, соединяются оба наши предмета исследования — Эрос и Танатос, оба как символы трансценденции, стремления Духа к истинному самопревосхождению и самовозвращению. Что касается Танатоса, в более поздних работах он понимается именно как патологическое стремление к возврату в более низкие стадии развития, в противоположность Агапэ, которая не возвращается в более низкие стадии, но объемлет, включает их. В этом эссе мне было интересно обратиться к значению Танатоса не как простого страха смерти, но именно как к неотъемлемой грани процесса развития и движения к Духу. Эта грань Танатоса разбиралась Уилбером только в ранних работах — «Проекте Атман», «Восхождении из Эдема», а также в книге «Очи познания», которая вскоре будет издана на русском языке. ↩
- Александра Никулина в своём эссе «Открытая тайна» глубоко и красиво исследовала этот вопрос. ↩