На момент публикации этого интервью Иван Вырыпаев удалил свой аккаунт из социальной сети Facebook, поэтому никто не знает, состоялась ли эта переписка на самом деле. Редактор «Эроса и Космоса» Виктор Ширяев уверяет, что переписка на самом деле была, но не помнит, сколько она длилась. Впрочем, в этом прелесть переписки в Facebook’e — она вне времени.
Иван Вырыпаев: Витя, привет, мне пришла в голову вот какая идея: давай сделаем интервью в формате беседы на ФБ. Ты присылаешь вопрос — неважно, когда. Я обнаруживаю вопрос, отвечаю. Ты снова присылаешь. Но всегда один вопрос, один ответ. Такая вот переписка. И можно потом так её и назвать — переписка.
Виктор Ширяев: Да, давай, идеально! Мои друзья делали спектакль такой, где они сидели за экраном, и вся пьеса была перепиской двух людей в чате; всё, что видели зрители, — это экран с чатом.
Иван Вырыпаев: Ну, тут менее концептуально. Скорее, похоже на игру в шахматы. Задавай вопрос — твой ход.
— Как ты видишь эволюцию смыслов своих произведений: от «Кислорода» и «Эйфории» — к «Танцу Дели» и «Иллюзиям»? О чём ты писал/снимал тогда, и о чём — сейчас? И справедливо ли такое сравнение «тогда — сейчас» вообще?
— Наверное, есть этапы развития у каждого художника. В моем случае, это такие этапы: первый — я должен был выживать в той страшной среде (Иркутск, Магадан, Камчатка); просто выживать, вообще хоть как-то творить. Я ничего не знал ни о законах творчества, ни о том, что я вообще занимаюсь творчеством, я просто делал что-то и как-то, не понимая ни в чём смысл, ни почему, ни зачем. Просто делал и всё. Чтобы выжить. И так появилась моя первая пьеса «Сны» — она была о героине и посвящалась моим умершим от героина одноклассникам. Потом я приехал в Москву и стал протестовать. Мне нужен был протест, чтобы себя как-то почувствовать нужным и хоть капельку значимым. Провинциал в городе Москва. И я протестовал и боролся в «Кислороде», в «Бытие № 2», в «Июле».
Потом я немного успокоился, стал думать: а кто я и что я? И вот в какой-то момент меня понемногу стало отпускать. Стала уходит агрессивность и самооборона. Я стал узнавать, что такое творчество. И тогда появились и «Иллюзии», и «Танец Дели». Уже потом, когда я стал по-настоящему собой заниматься, стали появляться такие пьесы как «Dreamworks» и главная моя пьеса на сегодняшний день — «Пьяные». Но теперь и только теперь я пришел в такую точку, когда вижу, что я ещё даже по-настоящему-то и не приступил к творчеству. Это всё только подготовка. Я не могу сказать, что вошел в эту реку под названием «творить». Я только готовлюсь ещё к этому, хотя и успел уже узнать, что творчество повсюду и всегда, что оно везде. Вся жизнь — творчество. Но тем не менее мой ум еще блуждает в поисках, сомнениях, метаниях, и сам я далеко ещё от синхронности. Но я благодарен судьбе, Богу или не знаю кому, — всему, наверное, — что я могу при помощи своей профессии идти по этому пути.
— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что ты далеко от синхронности?
— Мне кажется (или точнее, я немного об этом знаю от того, у кого я учусь), что дело именно в так называемой «синхронности». Ну вот, все любят говорить о «просветлении» или «реализации», «рае», «вечном покое» и тому подобных вещах; и наверное, всё это имеет место быть, только я думаю, что для нашего эго (назовем это эго просто — «человек») это навсегда останется недоступным. Никто не может обрести просветление, потому что просветление — это, видимо, такое состояние, где нет никого, кто бы его обрёл. И всё, что мы можем (мы как люди, мы как эго), — это стремиться к максимальной синхронности процесса. Что такое синхронность? Синхронность — это соединение всех уровней нашей жизни: ментальной, физической, психической и духовной. Например, когда я покупаю хлеб в магазине, то я занимаюсь именно этим и ничем другим. Я здесь, в магазине, я покупаю хлеб, я тут. Я синхронизирован с тем, что происходит в данный момент. Мой учитель говорит об этом — центрирование. Я центрирован, то есть я в центре; центр — это всегда «здесь».
Синхронность — это соединение всех уровней нашей жизни: ментальной, физической, психической и духовной
И это не мистика, не эзотерика, не религия. Это просто навык жить. Для меня нет смысла в жизни помимо этой нехитрой истины — быть синхронным. Это непросто, но это всё, что я могу в этом мире. Я не верю в рай, в просветление, я не хочу достигать чего-то там из области «чудес». Я стремлюсь к синхронности. Я встаю, иду на работу, я встречаю людей, улыбаюсь; мои эмоции, моя психика, мои реакции, мои чувства, мои мысли — всё находится в точной взаимосвязи. Я синхронен. И я убежден, что весь мир идет именно к этому. А как? Это уже вопрос пути. Но я еще раз повторяю: не нужно мистики. Это всё просто реальные процессы, безо всякой там эзотерики и мифов. И я сейчас не до конца синхронен, у меня наблюдается рассинхрон.
— Ваня, а как синхронность связана с творчеством? Если есть центрирование — творчество получается «лучше» или происходит полнее, естественнее?
— Тут уже неважно, где это происходит, в творчестве (в смысле — в искусстве) или в другой какой-то области. Просто чем центрированнее человек, тем сильнее ум и все реакции ума и тела связаны с его главным центром (а я исхожу из того, что у каждого из нас есть некий центр, из которого всё развивается). Этот центр даже физически можно в принципе определить — он находится в районе солнечного сплетения и оттуда таким вот крестом или кругом, кому как, расходится вправо, влево, вверх, вниз. Так вот, чем сильнее все чувства, реакции, внимание, тело, ум, то есть чем сильнее вся наша Самость приближена и скоординирована с нашим центром, тем точнее и качественнее оказываются наши действия и наша жизнь в целом. И это ответ на твой вопрос: можно сказать, что чем синхроннее, тем не «лучше» и «хуже», а тем точнее.
Сегодня в большинстве своём современные художники, и театральные режиссёры в особенности, очень рассинхронизированы, да и само искусство в виде постмодернизма приняло форму полного хаоса. Например, в Польше я много раз (да почти всё время) бывал на спектаклях, у которых содержание, форма и способ исполнения находятся в полнейшем противоречии, но тем не менее имеют успех у зрителей. Например, есть такой польский режиссер Клята, или тоже польский — Горбачевский. Их режиссура — это хаос. Но этот хаос имеет успех у определенной части публики, и этот успех обусловлен тем, что и сами зрители так же рассинхронизированы, и поэтому им это по уму. Или как плохая российская поп-музыка, у которой очень много поклонников. Или ещё пример: так называемая «новая московская архитектура», все эти чудовищные дома, возникшие в 90-х. Это ведь полный рассинхрон. Еще раз повторим: рассинхрон с чем? Со своим центром и всеми частями в целом, подчиняющимися этому центру.
— Принимая, что хаос этот — часть современного творчества (или он был всегда?) и часть современного зрителя, то, что ты делаешь, идёт параллельно с этим потоком, независимо от него, или же оно выливается из этого хаоса чем-то новым? То есть ты в своем творчестве проходил хаос и рассинхрон («Кислород»? «Июль»?), или же они были гармоничны тебе тогдашнему?
— Ты задаешь вопрос из серии вечных. Для меня до сих пор нет ответа на вопрос — есть ли у Бога план привести видимую форму в согласие с первоначальным импульсом? Или всё и так в порядке? А как же Освенцим? Тоже в порядке, потому что с точки зрения Вселенной это всё лишь капельки крови и слёз, а динозавры погибали в гораздо большем масштабе. Но давай посмотрим на ситуацию чуть уже, посмотрим совсем узко. Когда выходишь из дома в грязных и мятых брюках, то чувствуешь, однако, что тут что-то не то. И когда кто-то насилует ребенка, то здесь тоже что-то не так. Не так не во вселенском масштабе, а не так в том, что другой человек не хочет быть изнасилованным и, значит, акта любви при таком сексе не возникает. И когда хамишь человеку в очереди, то тут тоже не очень много гармонии. И когда ставишь спектакль, то ведь имеешь замысел и всегда можно сказать, реализован этот замысел или нет, и по каким причинам не реализован. В медитации, кто бы что ни говорил, есть все-таки своя цель, например, тотальное расслабление и при этом — присутствие и концентрация, которая, конечно, потом исчезает, но на начальном этапе без этих усилий нельзя. Есть также зима, когда мы надеваем теплую одежду, а летом одеваемся иначе. То есть всегда есть что-то, к чему мы идём.
Йоги, достигшие просветления, часто повторяют, что ничего не нужно, что практика не нужна, а нужно просто всё отпустить. Но как всё отпустить без практики? Значит, есть всё же некое движение по пути. Есть путь, есть тот, кто идёт по нему, и есть цель (плод). И то, что всё это вроде бы одно целое — и путь, и путник, и конец пути, — всё это не означает, что ничего из этого нет.
Нужно просто всё отпустить. Но как всё отпустить без практики?
Что такое осознанность? Она имеет бесконечную глубину. Я курил 20 лет, и в какой-то момент осознал, как это глупо, и бросил. Курение вредно для легких. Сейчас я курю трубку, но знаю, почему я это делаю, и я совершаю осознанный выбор в пользу трубки и во вред здоровью. Мне все-таки кажется, что этот явленный мир форм, наш мир, он теоретически может быть иным. И это не утопия. Так же с моими пьесами, «Июль» — это очень сильный текст в смысле литературы, но он НЕ сделан так как нужно, и отсюда в нём есть излишняя агрессия и много тьмы. Тьма и свет — это вроде бы одно целое, безусловно. Без тьмы не было бы света. Очевидная истина. Но что такое тьма? Это ведь зажим. Сожмите руку в кулак, где тьма? Там, внутри кулака. А разожмите руку, откройте ладонь — где тьма? Я убежден, что в жизни человек делает выбор каждую секунду.
Точнее, я думаю, что по большому счету никакого выбора нет, и Вселенная скорее всего уже создана от начала до конца. Но я чувствую, что даже будучи созданной от начала до конца, она всё же играет своими формами, и эти формы могут быть гармоничными или нет. И зависит это от нашей осознанности и нашего контакта со своим центром. И соответственно, пьесы могут быть точнее, фильмы — изящней, люди — более открытыми.
— Мне кажется, для красивого завершения нашей Facebook-переписки нужна какая-нибудь цитата из пьесы «Пьяные», которая выражает эту идею творческой синхронности с центром, можешь выбрать?
— Бывает, пишешь и чувствуешь, что в данный момент текст рождается как бы из головы. Что вот сейчас я это придумываю, я это вымучиваю, извлекаю из себя. А бывает, что текст приходит откуда-то из древней, древней глубины внутри меня, откуда-то оттуда, где уже нет никакого Ивана Вырыпаева, а есть некое пространство, в котором появляются и исчезают смыслы. И вот этот процесс и есть настоящее творчество. И такой «пришедший из глубины» текст — он всегда отличается от текста, выдуманного из головы. И зритель тоже это очень явно ощущает, зрителю это передаётся и на уровне заложенных смыслов, и, главное, на уровне вибрации. Ведь текст — это вибрации.
РОЗА. Неправда.
РУДОЛЬФ. Ты же проститутка, откуда ты можешь знать, что правда, а что нет?
РОЗА. Может я и проститутка, но я знаю, что правда, а что нет.
РУДОЛЬФ. Откуда?
РОЗА. Из жизни.
РУДОЛЬФ. Из какой жизни? Из жизни проститутки?
РОЗА. Я хожу в кино.
РУДОЛЬФ. А, ну тогда понятно!
