«Главные слова» c РИЧем (ex. Ричард Пейсмейкер)

Мы продолжаем серию бесед с отечественными рэперами под названием «Главные слова». Великий философ XX века Жиль Делез незадолго до смерти дал интервью под названием «Алфавит Жиля Делеза». Суть интервью заключалась в том, что интервьюер (ученица Делеза) называла слова в алфавитном порядке, а философ разъяснял их. Нечто подобное мы решили сделать с русскими рэперами. Эта серия интервью, с одной стороны, даст возможность лучше узнать того или иного рэпера, а с другой — позволит составить себе совокупное представление о том, что мы зовем русским рэпом. Ведь если мы принимаем факт, что русский рэп есть феномен нашей современной культуры, с которым нельзя не считаться, то нам просто необходимо такое интегральное представление о нём. Подступом к такому интегральному представлению о русском рэпе и является серия наших интервью. Ведёт беседы Андрей Коробов-Латынцев.

Осторожно, в этом интервью присутствует ненормативная лексика!

Очередная беседа нашей рубрики — с РИЧем. Выпустив в одиночку свой первый альбом «Из комы», рэпер вместе с Захаром Прилепиным записал второй, и в данный момент работает над очередным альбомом. Собственно, РИЧ представляет молодое поколение русских рэперов, и для общей картины русского рэпа не просто необходим, но и важен. А нам важно услышать от Ричарда про главные слова.

Андрей: Ричард, с принципом нашей беседы ты уже знаком: я называю слово — ты мне в ответ свои мысли о нем, ассоциацию, историю и т.д. Это условная схема нашей беседы. Приступим? Но сперва традиционный вопрос: «како веруеши?»

Ричард: «…али вовсе не веруеши», да? Ещё никто не просил добавить? Я верю в Бога — Отца и Сына Иисуса Христа. С самого начала скажу, что мне немного дико от такой беседы, потому что может так получиться, что слова будут «большие», а ответы «маленькие», но попробовать можно.

Андрей: Бывает и наоборот. В логике есть такой закон: чем понятие шире, тем меньше оно по содержанию. Например, понятие «человек» очень широкое, но по объёму своему оно маленькое — меньше, чем, например, понятие «пожарник» или «учитель», потому что человек — это прямоходящее существо с разумом и душою, и пожарник — это такое же существо, которое мыслит и чувствует, но плюс еще тушит пожары. Понимаешь, к чему я клоню? Понятие «христианин» шире, чем понятие «католик» или «протестант», но они меньше по объему, потому что «христианин» верует в Бога-Отца, Сына и Святого Духа, а католик помимо этой веры ещё принадлежит к какому-либо культурному контексту. Поэтому я всё же спрошу про твою конфессиональную принадлежность.

Ричард: Мне ближе православие, но сказать, что я православный, тоже нельзя, потому что я не соблюдаю всё то, что предписано православному человеку. Также хочу добавить, что не имею ничего против других конфессий, ибо по большому счету (за редким исключением) все учат одному и тому же. Как русскому, мне в храме, конечно, теплее.

А.: Ежели ты имеешь в вижу именно христианские конфессии, то не спорю. Итак, переходим к нашей схеме, и первое твоё слово — рэп.

Р.: Много ребят очень серьёзно относятся к этому слову, следят за стилем, знают историю и не любят, когда непохожие на них пацаны лезут в их мирок. Есть те, кому плевать на всё это, они просто делают музыку по общим канонам рэпа, особо не ассоциируя себя с этой культурой. Я не причастен ни к тем, ни к другим, хотя и тех, и других понимаю. Я считаю себя рэпером, русским рэпером (с чернокожими рэперами нас не много вещей связывает), мне комфортно в этом жанре, хотя порой приходится соседствовать с неприятными типами. Честно говоря, мне кажется, что у многих наших рэперов есть проблемы с самоидентификацией, мало кто хочет быть тем, кто он есть, между тем смысл рэпа как раз в этом.

А.: Согласен полностью. А с какими неприятными типами, например? Я понимаю, что это вопрос о коллегах и он всегда каверзный, и всё же… И сразу второй вопрос: а с какими приятными типами приходится соседствовать?

Р.: Ну, имена, конечно, я не буду называть, но, к примеру «Versus»¹ выявил очень много некрасивых личностей.

Из тех, кто порадовал, могу отметить «Каспийский груз»; жду, что Рем Дигга приготовил — он может удивить; Типси Тип в порядке; недавно слушал новый альбом 25/17 у них в студии — красавцы; у Хаски есть парочка отличных вещей. Я не составлял себе списка хороших рэперов и плохих, даже у плохих рэперов найдется пара строчек, которые не догадались собрать хорошие рэперы.

А.: У Хаски и вправду есть очень неплохие песни, я бы даже сказал, что их больше, чем парочка. Прослушал его «Собачью жизнь» и загорелся написать рецензию на альбом, жаль, пока времени нет.

Вторым будет слово армия.

Р.: Помню, как один паренек из соседней роты написал письмо брату. Рассказывал о том, как ему неплохо живется в армии, мол, пользуется авторитетом у пацанов, духи шуршат, старики уважают, сигареты по щелчку пальцев приносят. Описал места, где ему удается гаситься от работ, благодарил за то, что тот прислал ему ганджубас. Стрельбища, говорит, чуть ли не каждый день, бывает, и водочки в каптерке выпьем, и на парад 9 мая поедем. Только, пишет, офицеры заё…ют — мудаки конченные, приду из армейки, буду отлавливать… Как же мы ржали, когда это письмецо комбат читал.

У многих наших рэперов есть проблемы с самоидентификацией, мало кто хочет быть тем, кто он есть. Между тем, смысл рэпа как раз в этом

А.: Третье слово — женщина.

Р.: Ирина (жена) — моя женщина с утра и навсегда. Сложно представить, что бы было со мной, если бы её не было — но ничего хорошего точно. Любимая её группа — АукцЫон, любимый писатель — Эдуард Лимонов, когда ей было 17, она, не сказав своему папе, приехала ко мне в гости. Представь: девочка, которая ни разу не выезжала из своей области, проехала 1000 км., чтобы познакомиться со мной — типом, как минимум, не внушающим доверия. Когда ей исполнилось 18, мы поженились, тогда только я начал понимать, что живу не зря.

А.: Действительно, жизнеутверждающая история. Очень радует, что такие истории еще случаются в наше время. Четвертое слово — деревня.

Р.: С самого детства и до сих пор я испытываю к деревне самые нежные чувства, мне хорошо там. В деревне нет большой потребности курить, нервничать, разговаривать — там что-то осталось от первоначального замысла бытия. Очень много счастливых моментов я поймал именно в деревне, из последнего — день рождения Захара на Керженце, где собираются люди, с которыми можно завоевать (не обязательно в военном плане) мир и при этом неплохо провести время. Хотя это, я наверное, сейчас невовремя сказал. (Смеётся.) С другой же стороны, из-за тотального равнодушия со стороны государства к деревне, там дела идут не очень у простых людей, все это знают, но всем всё равно.

А.: Действительно, за русскую деревню очень больно, она умирает, и только слепой ещё не заметил это. Впрочем, вот Захар говорил как-то, что в деревню возвращается жизнь. У меня, например, многие товарищи хотели бы уехать жить в деревню. Но объективных условий для этого на данный момент нет никаких, все это понимают. Ты сам не хотел бы жить в деревне, кстати?

Р.: У меня обязанностей пока в городе хватает, а как разгребу некоторые моменты, может, и двину. Вон даже Гуфака в загородный дом переехал вместе со студией — шишечки, иголочки, всё свежее.

А.: И он вроде говорил, что его всё устраивает. Вот интересно, что Гуф читает? Деревня же располагает к тихому и спокойному течению времени, чем еще занять такое время, кроме как чтением книги? А пятое твое слово, меж тем, — литература.

Р.: Кто-то сказал, что «моим лучшим другом является тот, кто дал мне книгу, которую я ещё не читал», отчасти таким другом мне стал Захар Прилепин — прочитал запоем его книги, а позже и лично с ним познакомился. Мы сдружились, и он порекомендовал мне несколько современных авторов, так я открыл для себя современную русскую литературу, понял, что она жива и вполне себе циркулирует.

Литература у меня стоит наравне с музыкой, а иногда даже заменяет мне музыку, она как наркотик. Недавно прочитал новый роман Захара «Обитель», меня очень долго не отпускало, не могу утверждать, что я и сейчас не под кайфом. У Оксимирона где-то слышал:

Полез в архив, бездна книг, я верил, ликбез велик, но
Проведя десять лет в пыли, понял, что себя искать бесполезно в них.

У меня как раз наоборот.

А.: Согласен, читать современников очень важно. Мы находим себя в русской классической литературе, которая всегда современна (то есть вечна), но ведь на наших глазах творится литература нашего времени — и она интересна именно тем, что творится на наших глазах. У нас есть прекрасные современные писатели: Юрий Мамлеев, Владимир Маканин, Иличевский и др. Просто нельзя не знать их, ежели мы считаем себя культурными русскими людьми.
А какие книги на тебя произвели наибольшее впечатление? В каких книгах ты нашел для себя больше всего?

Р.: Если навскидку: Фёдор Достоевский «Записки из мертвого дома», «Преступление и наказание»; Лев Толстой «Исповедь», Лев Шестов «Апофеоз беспочвенности»; Этель Лилиан Войнич «Овод»; Гайто Газданов «Ночные дороги», «Вечер у Клэр»; Захар Прилепин «Обитель», «Грех»; Андрей Рубанов «Сажайте, и вырастет»; Эдуард Лимонов «Это я — Эдичка», Борис Рыжий «В кварталах дальних и печальных».

Литература у меня стоит наравне с музыкой, а иногда даже заменяет мне музыку

А.: В любви ко Льву Шестову мы с тобой совпадаем. Один из самых оригинальных, на мой взгляд, русских философов. Ты же мне рассказывал как-то, что собирался поступать на философский, а потом понял, что слишком серьёзно относишься к философским проблемам и это может свести тебя с ума. Это я к тому, что такое отношение к философии самое правильное, в том смысле, что нельзя лишить себя философского вопрошания совсем, оно жизненно необходимо, хотя и опасно для нормального хода жизни. Лев Шестов по этому поводу как раз говорил, что экзистенциальный философ (т.е. философ, который вот так живо и серьезно относится к философской проблематике) живёт не для того, чтобы философствовать, но он философствует, чтобы жить. То есть он просто не сможет просуществовать следующее мгновение, ежели не проделает философский акт мысли, не сможет сориентироваться в мире, который на него навалился… Но хватит о философии. Шестое твоё слово — Москва.

Р.:

Узбеки за окном, как евреи в Египте,

Без прораба-Моисея им никуда не выйти.

Вы — песок в носилки, я — песню в носитель,

Все дороги ведут в мир «Москоу Сити».

Носки найти бы, поднял с пола, подойдут.

Так рано вышел, что застал проституток.

Это моя столица, но мой дом стоит не тут.

И год пролетает, как несколько суток.

Новый текст недавно накатал, надо бы в студийку заглянуть. Я в Бутово живу последнее время, и вряд ли могу сказать про Москву что-то новое. С одной стороны, меня этот город раздражает, а с другой —я иногда тут пересекаюсь с хорошими людьми, вот с тобой, например.

А.: Отличный текст, непременно скинь мне, как запишешь его! Седьмое слово — учёба.

Р.: С учёбой вообще забавно получается. В первом институте я проучился год, факультет экономики — вообще мимо. Во втором полтора года на психфаке — тоже не пошло. Сейчас учусь заочно в третьем институте на журналиста, уже на третьем курсе (тоже, по сути, шёл бы этот институт не моей дорогой, но тут уже дело принципа).

Даже не знаю, что сказать. В городе, где я прожил большую часть жизни, учеба никогда не была залогом успеха, а без неё тем более никто ничего не обещал. Лучше учиться, конечно, если получается.

А.: Моей специализацией на филфаке тоже была практическая журналистика, и я тоже думал, что это мне никогда не пригодится. А вот теперь делаем эту серию экспериментальных бесед, и я думаю, что не зря посетил пару-тройку лекций по журналистике!..

Восьмое слово — победа.

Р.: Победа — Родина. Позволь так и закончить.

А.: Как тут не позволить! К тому же оспорить такой тезис очень трудно. Действительно, чувство Родины — это уже Победа. Победа уже одно то, что Родина у нас есть, несмотря на то, что её сотни раз могло бы не быть… Ричард, спасибо тебе за беседу!