Мы продолжаем серию бесед с отечественными рэперами под названием «Главные слова». Великий философ XX века Жиль Делёз незадолго до смерти дал интервью под названием «Алфавит Жиля Делёза». Суть интервью заключалась в том, что интервьюер (ученица Делёза) называла слова в алфавитном порядке, а философ разъяснял их. Нечто подобное мы решили сделать с русскими рэперами. Эта серия интервью, с одной стороны, даст возможность лучше узнать того или иного рэпера, а с другой — позволит составить себе совокупное представление о том, что мы зовем русским рэпом. Ведь если мы принимаем факт, что русский рэп есть феномен нашей современной культуры, с которым нельзя не считаться, то нам просто необходимо такое интегральное представление о нём. Подступом к такому интегральному представлению о русском рэпе и является серия наших интервью. Ведёт беседы Андрей Коробов-Латынцев.
Мнения участников беседы могут не совпадать и в иных вопросах сильно расходиться с мнением редакции.
Очередная интервью-беседа нашей рубрики «Главные слова» — с Nekby.
Андрей: Дмитрий, здравствуй! Очень рад, что выдалась возможность поговорить! Схему наших бесед ты знаешь: я называю слово — а ты мне в ответ своё определение, свои мысли или соображения, быть может, просто ассоциации или историю. В любом случае, это лишь условный каркас для живой дружеской беседы. Приступим? Но по традиции сперва вопрос: Дмитрий, «Како веруеши?»
Дмитрий: Андрей, приветствую тебя и читателей. Я очень рад поучаствовать в столь необычной форме диалога.
В свои 28 лет мне, как и раньше, крайне сложно сказать, к какому религиозному учению я мог бы себя причислить. Буду честен, я далек от многих из них по банальному незнанию. Но в тоже время резонирую одновременно с несколькими духовными традициями. Не отрицаю, что через какое-то время всё может измениться, и я остановлюсь на одной из них. Пока же дела обстоят так. Так что давай лет через 10 встретимся и ты опять задашь мне этот вопрос? (Смеётся)
Андрей: Да, я не против, и очень надеюсь, что мы и через 10, и через 20, и через год и через два встретимся и побеседуем, но через десять лет ведь и я могу помереть, и ты. (Улыбается.) Да прямо после беседы я могу умереть, или вот даже во время неё! Вот представь, что ты умираешь во время этой беседы, в тот же миг оказываешься пред Творцом, и он такой говорит тебе: «Ну здравствуй, Дмитрий! А вот и вправду хороший вопрос тебе задал Андрей, ну-ка, ответь, во что веровал ты по жизни?..»
Дмитрий: Сколько себя помню, всегда любил визуализировать, что же именно ждет нас после смерти. Но такая сцена ни разу не являлась мне перед глазами в моём воображении. Даже если хоть на минуту представить, что после смерти мне явится лик Бога, то очень сильно сомневаюсь, что он спросит меня о моем вероисповедании во время жизни земной. И уж если спросит, то ответ мой будет короткий и максимально емкий: «В Тебя и только в Тебя!»
Андрей: Почему не спросит? Он спросит тебя, кто ты таков, во что ты верил в жизни и за что сражался в жизни, то есть за что положил жизнь свою. Конечно, трудно предположить, что с нас спросит Творец при встрече, однако я думаю, что с человеческой точки зрения можно догадываться, что эта встреча с Творцом все-таки произойдет и что бог что-то, да спросит с нас, а мы Ему что-то ответим. Тогда скажи, что Творец спросит с человека при встрече, с твоей точки зрения? И вообще, возможна ли такая встреча, по-твоему? Быть может, ты не веришь в Бога с ликом и именем, а веришь просто в некий безличный Абсолют…
Дмитрий: Возможна ли такая встреча? Да, конечно, возможна. Но вот образ дедушки на небесах, встречающего меня объятиями, или наоборот строгим взглядом, вообще никак не рисуется перед глазами. Вряд ли нас ждет диалог с Богом в форме «вопрос-ответ», возможно, в ином виде. Но, думаю, ответить на какие-то вопросы, касающиеся нашей земной жизни, нам точно придётся.
Андрей: Но мне бы хотелось услышать от тебя, что ты ожидаешь от Творца, и, собственно, каков Творец в твоем представлении? Если это не небесный отец, встречающий своего сына после долгого путешествия, то тогда каков же он в твоем представлении?
Дмитрий: Честно, мне крайне сложно фантазировать в этом направлении. Практики, которым мы следуем при жизни (молитва, медитация, йога и прочее), изменяют состояния сознания, но я не уверен в том, что эти состояния тождественны с тем, которое мы, возможно, испытаем после смерти. Мне думается, что это всё же разный опыт. А значит, можно лишь предполагать, какой же будет эта встреча с Творцом. Хотелось бы верить, что я буду готов к любой встрече с ним. Неважно, разговор тет-а-тет или же слияние с неким Абсолютом. Надеюсь, я ответил на твой вопрос.
Андрей: Вообще-то нет, если только не считать за ответ то, что тебе неважно, кого ты встретишь: любящего Отца или холодный безличный Абсолют. Здесь речь не об измененных состояниях и не о практиках, которые мы используем, речь о твоем представлении о Боге, о том, какие из выработанных традицией образов и имен Бога тебе ближе.
Дмитрий: Я искренне старался ответить максимально честно и прозрачно. Говоря о практиках при жизни, я имею виду, что у нас на вооружении в этом вопросе есть только предположения о том, что же именно ждет нас после смерти. А гадать и предполагать — это, видимо, не мой конёк. Может поэтому у меня так и не получилось дать тебе однозначный ответ.
Андрей: Хорошо, я понял тебя, и потому больше не стану тебя мучить Богом! Предлагаю поэтому перейти к нашей основной словесной схеме! Первое твое слово – Дьявол. Да, начнем сразу с позитива!
Дмитрий: Первым же вопросом сразу в тупик и поставил. (Задумался)
По-моему, абсолютно нейтральное слово, не вызывающее у меня никаких негативных эмоций. Я не разделяю взглядов на буквальное религиозное противоборство «бог—дьявол». В моем понимании, дьяволом можно назвать не того, кто искушает и ведёт нас на грех, а скорее сами грехи или даже их совокупность.
Андрей: Понимаю. Тогда о дьяволе не будем подробно говорить. Тем более, что говоря о дьяволе, то есть пытаясь понять кто и что это такое, мы тем самым даём ему место в мире. Неслучайно русские мыслители говорили, что не стоит давать определения злу, но не потому, что такого определения нет; это, скорее, нормативная этическая установка для познания: познавая зло, давая ему определение, мы тем самым даём ему место в мире. Автор «Гарри Поттера» использовала эту мысль применительно в Воландеморту, кстати. (Улыбается)
Дмитрий: Да, я согласен, что отчасти концентрация зла в мире зависит от концентрации негативных мыслей и разговоров [о зле].
Андрей: Второе слово — Слово.
Дмитрий: Первая ассоциация более серьезная, наверное. Обоюдоострый меч, ответственность. По-моему, это неотъемлемая часть любого слова, выражения или реплики. Это нужно всегда осознавать.
Вторая ассоциация более отвлеченная, позитивная даже. Слово может заставить вмиг очутиться в другом времени и месте. Стоит произнести определенное слово — и можно перенестись в какое-то яркое воспоминание из жизни. Такой некий телепорт. Или же сказав слово «семья», можно представить, как тебя в данную секунду дома ждут твои родные. И здесь это уже мотивация. Прекрасное слово «слово»!
Андрей: Согласен! Третье слово – Имя.
Дмитрий: Ничего особенного не приходит на ум, кроме прямого значения этого слова.
В детстве было обидно, когда твоё имя рифмуют с каким-то неприятным или, хуже того, —нецензурным словом. Благо, что взрослые люди не придают именам подобного значения, когда вопрос касается дружбы, бизнеса, любви и других сфер жизни.
Андрей: «Имя» — очень насыщенное слово, я думаю, философское слово, религиозное. Здесь сразу мне вспоминаются и имяславцы, и конфуцианское «исправление имён» и т. д. Рифма имени с другим словом — да, неприятная вещь, именно потому неприятная, что имя не может стоять в ряду других слов, имя сакрально, имя лично, имя может рифмоваться только с неименованным, с тем, что оно именует, я думаю…
Дмитрий: Некоторые родители придают именам серьезный смысл, называют детей в честь дедов и бабушек. Кто-то обращается к священным писаниям и выбирает имя ребенку, исходя из своей веры, чтобы связать свое дитя с горними мирами. Кто-то дает себе или другим нареченные имена, исходя из эзотерических взглядов. Тут целая поляна. Но я думаю, мы с тобой понимаем, что в современном обществе по больше части имя — это просто имя.
Андрей: В современном обществе много всего делается просто, то есть без мысли. Об этом писал Мартин Хайдеггер в статье «Отрешённость». Мы отдаём своё мышление неким внешним механизмам, которые от нас не зависят, полагаемся на них, а на самом деле они нас обманывают, потому что мышление они превращают в вычисление, и современное общество бездумно, потому что не решается думать самостоятельно, без костылей, которые в действительности и не костыли вовсе, т.е. они не помогают идти, иначе — мыслить. И конечно же, что в человечестве, которое мышление променяло на вычисление, просто отсутствует думание о таком сакральном и метафизическом предмете как Имя, потому что такой предмет недоступен для вычисления. Я это всё к тому сказал, что в таких вопросах ссылки на «современное общество» просто не работают, как и вообще они не работают, когда дело идет о собственном мышлении…
Дмитрий: Не думал что моя фраза про общество и имя вызовет у тебя такую реакцию. (Улыбается.) Это была обычная ремарка. Кстати, я и отношусь к этому обществу, и мой взгляд на понятие имени тебе понятен. Он в разы проще твоего видения в этом вопросе. Не знаю, с чем это связано. Возможно, с незнанием вопроса, но философия имен и их сакральность слишком далеки от меня. Своего ребенка, пожалуй, назову тем именем, которое больше нравится мне. Очень жаль, что он сам не может выбрать себе имя при рождении. Хотя сейчас, кажется, не так сложно изменить данные в паспорте.
Андрей: Четвертое слово – Мировоззрение.
Дмитрий: Мировоззрение в обычном повседневном общении с людьми как резюме, с которым человек приходит устраиваться на работу. Ты просто смотришь на лист и обращаешься к тем пунктам, которые тебя интересуют больше других. Мировоззрение вроде досье конкретного человека. Зная стадии развития эго и личности и коррелируя их с мировоззрением человека (или самого себя), можно понять, на каком этапе развития мы находимся. Так что мировоззрение еще и инструмент, который помогает нам более глубоко изучить собеседника, чтобы использовать его в своих, например, корыстных целях. (Смеется.)
Андрей: Я думаю, что так. Мировоззрение как инструмент понимания человека, истории, социума…
Дмитрий: А еще мировоззрение — это путь. Здесь выражение «дорога возникает под ногами идущего» обретает второй смысл, ведь от нашего мировоззрения зависит, какая именно дорога стелется для нас.
Андрей: У тебя здесь, кстати, интересная словесная игра ведь! Дорога, которая стелется под нас, а не мы, идущие по некоей уже существующей дороге. Дорога, или дао, которое деонтологизируется, перестает быть объективным законом мира и становится субъективным состоянием индивидуума…
Дмитрий: Хорошо подметил! Я достаточно часто замечаю подобные, если так можно выразиться, трансформации, во время работы. Когда пишу музыку, я четко ощущаю, что являюсь ее частью, звуковой волной. Так же, как художник существует неотделимо от картины, которую пишет. Кстати Кен Уилбер, наравне с духовными традициями, говорит об объектно-субъектном дуализме как о едином восприятии объекта и субъекта. Действительность, по его словам, не дается нам дважды, не делится на наблюдающего и наблюдаемого. Субъект и объект (в нашем случае — дорога и тот кто по ней идёт) являются двумя сторонами одного и того же опыта.
Андрей: Ну, до Уилбера об этом пару тысячелетий назад говорили древние индусы, а еще древний мудрый грек Эпикур. (Смеется.) Так что Уилбер здесь не первооткрыватель!
Дмитрий: С этим сложно не согласиться. Я и не пытаюсь вручить Уилберу корону, но хочу сказать, что он один из немногих, кто говорит об этих вещах столь доступно и систематично. Это немаловажно.
Андрей: Ну, для кого-то доступно, а для кого-то скучно. Уилберу не хватает надрыва, он абсолютно слеп в отношении к бездне, к унгрюнду, к ничто. Лично мне претит это уилберовское благополучие терминов. Каждый его термин подобен буржуа, развалившемуся перед телеком на диване. (Смеется.) Хотя, конечно, я не отрицаю того факта, что людям сегодня нужна именно вот такая системная идеология, своего рода инструкция по применению тех или иных идей, которая бы их самих сделала сопринадлежащими к некоему упорядоченному систематизированному миру. Но это не философская мысль, важно это понимать.
Пятое слово — Космизм.
Дмитрий: Так сложилось, что слова с корнем «косм» вызывают во мне всегда неподдельный интерес. Хоть космизм и включает в себя набор разных течений, для меня же это понятие сводится к достаточно провокационной сегодня теме космополитизма, идее о гражданине мира. Мне очень близка эта идеология. Много об этом было сказано — прямо или косвенно — в моих песнях еще со времен группы Trilogy Soldiers. Я считаю, что только в осмыслении Единства мира (Вселенной) можно наметить будущие пути развития человечества по всем направлениям.
Андрей: Ну есть же еще и собственно русский космизм, родоначальником которого был наш русский философ Николай Фёдорович Фёдоров, у меня в первую очередь с ним ассоциации. Сейчас его философия активно осмысляется в мире, начиная с трансгуманистов и акселерационистов и заканчивая профильными специалистами.
Дмитрий: Хоть я почти и не знаком с трудами Фёдорова и Циолковского, но крайне сложно недооценивать их вклад в развитие футурологии и концепций будущего Земли и других планет. И коли я намеренно увёл тебя и читателей в сторону темы будущего, то не могу не сказать об одном из ярчайших футурологов современности Жаке Фреско, чей проект «Венера» видится мне одной из немногих моделей будущего нашей прекрасной планеты, в котором не будет места многим болезненным факторам и явлениям современного общества.
Андрей: При словосочетании «прекрасная планета» я передергиваюсь внутренне. Вспоминаю растущие, как трава, трубы заводов, тонущие танкеры, из желудков которых в океаны течет нефть… Не знаю, я мало верю в футуристические проекты. Думаю, все будет хуже и хуже, и в последний миг человечество или, быть может, последнего человека постигнет такое отчаяние, что всех остатков его духовных сил не хватит на то, чтобы одолеть жажду самоуничтожиться… И человек в одиночку явно здесь не справится. Как говорил тот же Хайдеггер, «только Бог сможет нас еще спасти». Вопрос в том, обратится ли человек за помощью. Но ежели обратится, то, скорее всего, не посреди картин прекрасного будущего, распластавшегося посреди полурайских садов Венеры, а посреди пепелищ и руин…
Дмитрий: Тонущие танкеры и убивающие атмосферу заводы — это же не дело рук самой планеты. В своем первозданном виде наша планета действительно прекрасна. Но я разделяю твою боль относительно того, во что мы превращаем свой дом каждый день. Ситуация крайне печальная. И всё же мне верится в лучшее. Наивно или оптимистично? Скорее, второе. Реальность сегодня очень разная и, наверное, перевес все же не в пользу условного добра и таких же поступков. И тем отчетливее видны возможные будущие, как ты говоришь, руины и пепел. Но это ли не вызов? Это ли не возможность поработать своими руками и исправить то, что тебе по силам? С Божьей помощью, естественно.
Андрей: Бог еще должен явиться нам, чтобы помочь. Я опять же сошлюсь на Хайдеггера и на его посмертное интервью «Шпигелю» (замечу: это был 1966 год, а ему уже тогда было понятно!). Философ там сказал, что «только Бог еще может нас спасти», а человеческие помыслы и действия (в том числе философия как по-мысл и действие, как со-бытие) уже не могут вызвать никаких существенных изменений в состоянии мира. И нам остается лишь возможность в мышлении подготовить себя к явлению Бога или же к Его отсутствию и гибели, т.е. к тому, чтобы мы достойно погибли перед лицом отсутствующего Бога. Все разговоры сегодня о том, что «мы вместе сделаем нашу планету лучше», мне кажутся либо наивными, либо лицемерными. Как лучше? Задана какая-то чудовищная программа самоистребления, повторяю: тотальная чудовищная программа. У нас невероятные экологические катастрофы, начаты необратимые процессы, по всему миру войны, казни, кровь и месиво. Но, впрочем, это не мир погибает, это погибает человек, пожираемый техникой. Человек не осилил технику, и техника подгребает под себя человека, отказавшегося от мышления. У нас каждый месяц в мире меняются крутейшие планшеты, а экологические проблемы не решаются, хотя могли бы решаться, если бы на их решение были направлены ресурсы, которые мы употребили на миллиарды новых модных планшетов. И мы уже неспособны к этому, потому что человек уже не способен к воле и к мысли, увы. И Хайдеггер прав: нам остается одна возможность — подготовить себя в мышлении к явлению Бога или же к его отсутствию и своей гибели. Потому-то я в начале и мучил тебя так вопросами про Творца, как ты сам мыслишь его…
Дмитрий: Сложно возразить тебе в вопросе тотального безумия. У меня нет аргументов, да я и не собираюсь этого делать. Понятно, что то, что делается сегодня на благо и для процветания человечества, чертовски мало в масштабах нашей планеты. Но нам не на кого рассчитывать, кроме себя и Бога. И что остается? Сложить руки и ждать, пока он явится нам в той или иной форме? Извини, не готов. Я не считаю, что придёт определенный момент, когда мы будем сидеть у разбитого корыта, просить помощи Господа, Он снизойдет и начнет помогать нам. Мне ближе мысль о том, что Он каждый день рядом с нами. И помогает во всех благих делах. Конечно, мы совершаем ошибки, делаем что-то не так, учимся, а Господь прощает нам. А мы делаем хоть немного полезные выводы и движемся дальше. Мне неизвестно, ждет ли человечество такой путь или совсем другой. Можно бесконечно задаваться подобными вопросами. Может у кого-то есть ответы, у меня лично нет.
Андрей: Мы уже сидим у разбитого корыта. Не надо ждать, надо действовать. И в данном случае самым первым действием должна быть мысль — нужно понять, что с нами происходит. А не бездумно браться за каждую мелочь, убаюкивая свою совесть тем, что я типа делаю дело всем на благо. Вот я дерево посадил и теперь могу быть спокойным, надо выложить фотку посаженного дерева в инстаграм. У современного человека представление, что ежели я не сажаю тупо деревья, то значит я обязательно сложил руки. Бог не снизойдет к нам ни за что, пока мы будет оставаться такими. И нет рядом с нами Бога, когда мы такие, когда мы не мыслим. Мы просто остаемся у корыта, укутанные пеленой майи, отдав свою мысль технике, то есть заменив её вычислением.
Дмитрий: Что сказать. Печально, когда человек посадил дерево, подумал, что он внес свой вклад, и сел дальше смотреть фотки голых девок в интернете. В основе того, о чем говоришь ты, лежит мысль, философия, если так можно сказать, требующая времени и серьезных размышлений на тему того, что с нами происходит. Но в жизни было и будет очень много ситуаций, которые требует ежеминутных, а иногда и ежесекундных, решений, и наши с тобой философские беседы превращаются в сотрясение воздуха, не более. Именно это я имею виду, когда говорю про возможность поработать руками и сделать что-то уже сегодня. Пусть даже это касается посаженного дерева. Если же мыслить шире и глобальнее, то тут я с тобой согласен. Пока мы не поймем, что именно с нами происходит и к чему все это может привести, мы не сможем определить вектор выздоровления.
Андрей: Было и будет много ситуаций, кто ж спорит. Но философия — это не только беседы, беседы они для удовольствия, а вот философия как таковая — это всегда действование, которое сотрясает нечто большее, чем воздух…
Шестое слово — Музей.
Дмитрий: То место, где я бываю крайне редко. (Смеется.) Во времена учебы в университете, когда было модно быть не таким, как все, я достаточно много ходил по музеям и пытался понять современное искусство. Безуспешно. Насмотрелся бог знает чего. С тех пор с музеями как-то не сложилось. Сейчас же крайне редко с невестой получается вырваться куда-то, в большей степени опасаясь того, что просто убьем время на очередного художника-выскочку и его псевдоискусство. Если кому-то нравится — пожалуйста. Я пас.
Андрей: Не любишь ты современное искусство? А классическое?
Дмитрий: Я не могу сказать, что не люблю современное искусство. Скорее, наоборот. Слава богу, искусство — это не только живопись. Мне очень нравится фотография, особенно советская и европейская фотография 20-го века. Фотоработы того времени наполнены каким-то удивительным духом, заставляющим замирать сердце. А уж про современный кинематограф и музыку можно вообще говорить часами. Что касается искусства классического, здесь я совсем не ценитель. Под дулом пистолета не смог бы отличить классицизм от ренессанса. (Улыбается)
Андрей: Ну я все-таки очень советую тебе попробовать познакомиться с современным искусством. Вот, кстати, мы с тобой говорили про Фёдорова и космизм, и мне сразу вспомнился наш воронежский (ну, теперь его надобно назвать отечественным и мировым) художник Арсений Жиляев. В своих выставках он работает с идеей космизма, и получается очень интересно!
Дмитрий: Обязательно посмотрю. Спасибо за совет!
Андрей: Седьмое слово — Сотрудничество.
Дмитрий: Очень важное понятие в мире, который захлебывается в войнах и эгоцентризме. Сегодня как никогда важно уметь договариваться и делать совместные, желательно полезные, дела. И применимо это на любом уровне, будь то совместный благотворительный фонд, организованный друзьями, или же урегулирование мировых конфликтов. По одиночке мы тоже можем сделать очень многое, но запас сил не бесконечен. И как бы банально это ни звучало, но вместе мы можем сделать гораздо больше. Правда, реалии нашего мира таковы, что не так это просто, как кажется. И не всегда понятно, как с этим, чёрт побери, быть. Аж грустно стало.
Андрей: Присоединяюсь к твоей грусти. Грустно ещё и оттого, что в людях слишком много злости — как вот самому-то мне пожелать сотрудничать с человеком, который горит злобой ко мне и ко всему что я люблю, с человеком, который готов убивать меня и моих детей, как это делают сейчас, например, «киевские каратели» — какое сотрудничество с ними возможно после этого? Да, согласен, все это грустно. Но я уверен, что наше время — не время грусти, скорее, время перемен, дел, творчества, со-действия с самой Судьбой…
Дмитрий: Я стараюсь дистанцироваться от темы «украинадонбасскрымнаш» по причинам неосведомленности и невозможности влиять на большие игры больших людей, но разделяю твой взгляд, что и речи не может идти о сотрудничестве с убийцами и теми, кто не желает договариваться. И это касается не только конфликта в Украине. Часто в компании наших друзей, когда мы обсуждаем подобные темы, мы приходим к выводу, что единственным резюме из всего разговора может служить лишь новая мотивация. Любое неприятное стечение обстоятельств должно подталкивать нас к новым решениям и движению вперед. Да, не всегда всё так хорошо, как в наших песнях и разговорах по душам. Но мы всё ещё живы, а значит должны заставлять себя идти дальше и доверять Богу.
Андрей: Мне интересен термин «мотивация». Он стал сегодня всеобщим. Однако я не могу не заметить расплывчатость этого термина. Откровенно говоря, я подозреваю этот термин во лжи. Мотивация к чему? Часто получается, что мы говорим о мотивации к мотивации. Коротко говоря, я подозреваю, что «мотивация» на самом деле есть симулякр, который призван увести наше поколение от действия. Вот мы поговорили и решили, что смысл нашего разговора в новой мотивации. Но к чему? К новому разговору, где будет новая мотивация… То есть само слово опустошается, служит ширмой для пустоты. Я не утверждаю, конечно, но именно такие у меня подозрения. Вот, например, какова мотивация наших героев, которые погибли, освобождая Донбасс от украинской армии? Какова мотивация украинцев, которые поддерживают русофобскую политику своих властей и опознают её как некий «украинский патриотизм»?
Дмитрий: Ну для кого-то наш разговор — пустословие, для кого-то — просто интересное чтиво. А для кого-то, помимо интересного чтива, может стать еще и побуждением к чему бы то ни было. Кто-то пойдет в музей и ознакомится с работами Арсения Жиляева, например. Разве это не есть мотивация? А отвечая на твой вопрос про Украину, могу лишь предполагать, что на разных уровнях развития сознания проявляются разные типы мотивации. Если твоя мораль находится на эгоцентричном уровне, то и мотивация твоя служит исключительно тебе. Когда же твой взгляд простирается шире, то мотивационный охват включает в себя гораздо больше. Об этом, кстати, очень хорошо писал в журнале «Эрос и Космос» Дмитрий Баранов в статье про мировоззрение современной Украины.
Андрей: Восьмое и последнее слово — Игра.
Дмитрий: Отбросив понятие «детской игры» и обратившись к играм взрослых людей, для себя могу выделить две стороны медали. С одной стороны, наша жизнь — самое прекрасное, что с нами происходит. Мы каждый день смотрим на мир глазами Бога. Мы видим его таким, каким Он его создал и продолжает создавать каждую секунду. Мы трогаем руками то, что Он сотворил. Мы любим так, как Он любит нас. И это есть божественная игра.
Но грань между божественной игрой и человеческим безумием подчас очень тонка. Кто-то может прочесть эти строчки и пойти бахнуться героином в подворотне или, того хуже, битой по голове бахнуть прохожего в той же подворотне. А внутренним оправданием его поступка будут слова какого-то Димы Тулина, мол «это же всё божественная игра». Ну и как после этого ему объяснить, что он просто больной идиот и его подобные деяния Богу не интересны? Непонятно. Хотелось бы, чтобы люди все-таки осознавали ответственность за свои поступки и четко различали эту тонкую грань.
Андрей: А может быть, мир — игра не Бога, а дьявола? Ну или просто кого-то непонятного хрена, который и не бог вовсе, а так, взялся откуда-то и шутки шутит над нами? Откуда нам знать?
Дмитрий: По-моему, это вопрос веры, Андрей. Может, и солнца на самом деле нет, а тот шар, что висит у нас над головой, просто театральная бутафория как в «Шоу Трумана». В любом случае, выбор за нами: дальше продолжать играть в игру «кот в мешке» или попробовать увидеть во всем этом частицу Всевышнего.
Андрей: Иван Карамазов в ответ на это предложит тебе посмотреть на ребеночка, которого на глазах у матери затравили собаками за то, что он камнем кинул в дворовую псину… И он бы обязательно спросил тебя, хорошо ли ты разглядел в этой «игре» частицу Всевышнего. Я думаю, это вопрос не веры, это вопрос самого человека, бесконечный вопрос. Я не предлагаю тебе отвечать на него, я думаю, что мы обречены вопрошать до самого конца. Главное, не соблазниться на легкие ответы, когда мы даже не поставили тяжелейшего вопроса. Тогда и только тогда мы остаёмся людьми, по-настоящему…
Дмитрий: Приведенный тобой аргумент, сцена из романа «Братья Карамазовы», прекрасно иллюстрирует то, о чём я сказал выше, про грань между Божественным и человеческим безумием. И здесь эта грань отчетливо видна. Даже не стоит пытаться увидеть в убийстве ребенка хоть какое-то проявление Бога. Но вопрос о природе большого числа человеческих поступков остается открытым. Да, Господь создал человека и дал ему много чего, в том числе ум. А уж как им пользоваться, человек должен научиться сам.
Андрей: Да вопрос-то здесь не о какой-то там абстрактной грани между человеческим и божественным поступком, это вопрос о теодицее, вопрос о реальном зле, о том, как в мире допущено такое чудовищное зло. Не думаю, чтобы Достоевский имел в мыслях иллюстрировать такое рационалистическое и внешнее понимание зла, про которое говорится лишь, что это результат действия человеческой воли. Здесь поставлен величайший этико-философский вопрос об отношении Бога ко злу, и этот вопрос ничего не иллюстрирует, потому что он ломает все вокруг себя: ломает религию, политику, нашу мораль, всё вообще…
Дмитрий: В дополнение к твоим словам, хочется сказать, что в философии Достоевского, как мне кажется, хорошо прослеживается нигилистическая линия. Это многое объясняет и одновременно заставляет задуматься еще больше над его трудами. Какие цели преследовал писатель, обнажая столь уродливую жестокость и безнадежное состояние общества? Как всегда, вопросов больше чем ответов.
Андрей: Человеческие цели, иных нет. Не зная себя, что может сделать человек? И вот получается так, говорит Достоевский, а вместе с ним Платон, Экхарт, Ницше, Лев Шестов, Хайдеггер и многие-многие другие, что человек-то себя не знает. Потому что, чтобы себя познать, надо с себя пуд грязи содрать, а человек к грязи привык и кричит философу: не тронь, нигилист!..
Однако тема эта долгая, и подступиться к ней так, чтобы нечто значимое сказать, слишком трудно. Трудно находиться в регистре включенного философского вопрошания. Я думаю, беседа состоялась!
Дмитрий, спасибо тебе за беседу, было приятно с тобой поговорить!
Дмитрий: Андрей, спасибо тебе и авторам журнала. Был рад пообщаться!