Радикальная субъективность в философском гонзо-журнализме

Я сижу в кресле и чувствую на коленях вес своей эргономичной клавиатуры. Я мыслю, следовательно существую, а содержание мыслей заполняет идея, что честно — начать репортаж по радикальной субъективности в философском журнализме именно с описания того, что я, как автор, испытываю, когда пишу эти строки. В наушниках моих раздаётся мрачноватая готическая музыка, а на письменном столе лежит бумажный лист с хаотически упорядоченной ментальной картой ключевых идей, которые изольются в пространство моего текста. Ассоциативный ряд обращает меня к образу Спайдера Иерусалима, анархичного гонзо-журналиста из серии посткиберпанк-комиксов «Трансметрополитен», с сомнительной репутацией которого приходится считаться абсолютно всем, ведь его репортажи способны влиять на горизонты истории.1

typing

То, что я хочу назвать философским гонзо-журнализмом, превосходит — но включает — радикальную субъективность «гонзо-журналистики», опирающуюся на чистый эмпиризм великого американского психолога Уильяма Джеймса. Ведь друг Джеймса, блестящий прагматицист Чарльз Пирс разнёс вдребезги позицию только лишь чистого эмпиризма (чистый эмпиризм опирается на требование беспристрастно регистрировать предметы опытного восприятия) словосочетанием «восприятие семиотично». Иными словами, как поясняет позицию Пирса наш современник Кен Уилбер, любое восприятие есть всегда уже интерпретация, истолкование.2 Вильгельм Дильтей выразил эту мысль очень просто: «Не через интроспекцию, но только через изучение истории приходим мы к пониманию самих себя».3

Если мы хотим зажечь сердца людей своим репортажем, мы должны вложить в него душу. Это подразумевает радикальную субъективность не в смысле отсутствия чистого эмпиризма и несоответствия утверждений данным феноменологических фактов, а в смысле экзистенциальной интенсивности переживания авторствующим субъектом бытия и сущего, то есть его живого и дышащего, всегда уже воплощённого самосознания.4 Непревзойдённым примером экзистенциальной интенсивности был и остаётся Фёдор Михайлович Достоевский. Своими текстами, душу открывающими проповедями он страстно и беспристрастно отражал, доводил до сознания моральную глубину эстетического переживания внеисторической и вместе с тем актуально-социальной действительности.5

Если мы хотим зажечь сердца людей своим репортажем, мы должны вложить в него душу

Когда я присмотрелся к двум существующим переводам апокрифического Евангелия от Фомы, английскому и русскому, то обнаружил значимую подробность, которую, вероятно, неким камнем можно заложить в фундамент философского гонзо-журнализма. А именно — я увидел, что в русском переводе слова Матфея, отвечающего Иисусу на заданный им вопрос, переведены как «ты похож на философа мудрого», тогда как в английском говорится «ты похож на философа сердца».6 Когда я пишу о философии, я не имею в виду философию только лишь рассудка: в моём представлении настоящий гонзо-философ во всех проявлениях живёт и дышит мудростью сердца.

Цельная философия сердца в моём видении возлежит на трёх платоновских китах — Истине, Благе и Прекрасном. Прекрасное проявляется сегодня в иконическом повороте7 от безобразия к образности радикальной субъективности. Прекрасное рождается во имя самого себя, но и во имя Блага всей жизни: в философском гонзо-журнализме эстетическое переживание позволяет преобразить как действительное многомерное общественное благо, так и вневременную благодать. И, наконец, истины рождаются в генеалогических раскопках археологических слоёв ризоматически творимой нами и через нас истории возникновения личного и общественного самосознания. И всё же благодаря «Критике способности суждения» Иммануила Канта мы понимаем, что и истинное, и благое отражаются в радикальной субъективности эстетического опыта, то есть моего соприкосновения с Прекрасным и Возвышенным, происходящем в настоящем.8

Настоящий гонзо-философ во всех проявлениях живёт и дышит мудростью сердца

В этом смысле очень уместно в генерируемой для меня новостной ленте социальной сети «В контакте» всплывает запостенная кем-то цитата из Генри Миллера: «Недостаточно оплёвывать прошлое. Недостаточно возвещать приход будущего. Действовать надо, как если бы прошлое было мертво, а будущее неосуществимо». В конечном счёте, что есть в нашем распоряжении, кроме настоящего и реального?

  1. См. статью «Трансметрополитен» в Википедии. Также рекомендую статью «гонзо-журналистика».
  2. Кен Уилбер, «Интегральная духовность»: Ken Wilber, «Integral Spirituality», 2006, стр. 286.
  3. Цит. по: Там же, стр. 124.
  4. В контексте настоящего текста я не понимаю и отказываюсь принимать надуманное различие между книжными терминами «бытие» и «сущее». Но это не означает, что я отвергаю полезность философских дефиниций вообще.
  5. На мой взгляд, Достоевский не был наивным эмпиристом, будучи духовной личностью, активно живущей в обществе, беспристрастным экзистенциальным журналистом, ежедневно осмыслявшим океаны публицистики, трансперсональным душесловом, регулярно посещавшим лекции таких опередивших время мыслителей, как великий русский мистик Владимир Соловьёв. Одно из лучших осмыслений Достоевского с позиций феноменологического экзистенциализма совершил другой наш современник, выдающийся британский мыслитель Колин Уилсон, незаслуженно, повсеместно и упрямо игнорируемый «интеллигенцией», подчас не видящей дальше носа своих непосредственно данных в ощущениях генеалогий и археологий. См. Colin Wilson, «The Outsider», 1956.
  6. См. русский перевод Евангелия от Фомы в исполнении М. К. Трофимовой в книге «Апокрифы древних христиан» (1989). Английский перевод с комментариями, на который я ссылаюсь: http://www.metalog.org/files/thomas.html Указанная цитата взята со стр. 251 русского перевода и п. 13 английского перевода.
  7. Петербургский философ А. И. Иваненко в книге «Модели бытия» (2011), ссылаясь на работу В. В. Савчука «Философия фотографии», объясняет иконический поворот следующим образом: «„иконический поворот“ заключается в переключении внимания на „анализ визуальных образов“» (стр. 17). Для меня «иконический поворот» — это удобная метафора, особенно если под образом понимать не только и не столько визуальное, сколько синестезию, а также учитывать исследования постформальных стадий познания в теории взрослого развития (в трудах таких исследователей, как Роберт Киган, Джейн Лёвинджер и Сюзанна Кук-Гройтер, Кен Уилбер и др. См. также понятие «визионерской логики» — англ. vision-logic — в трудах последнего из названных авторов).
  8. Подробно о соотношении «Критик» Иммануила Канта с платоновской Большой тройкой (Прекрасное, Истина, Благо) можно прочесть в интерпретации Кена Уилбера: Ken Wilber, «The Marriage of Sense and Soul» (1998).

Автор: Пустошкин Евгений

Клинический психолог, эссеист, переводчик книг философа Кена Уилбера, исследователь-практик интегрального подхода. Соразработчик и преподаватель метода интегрального сознавания (Integral Awareness Process), ведущий программ по интегральной психологии и медитации. Член президиума российской Ассоциации трансперсональной психологии и психотерапии (АТПП). Научный редактор русскоязычных изданий ряда книг Дэниела Сигела, Отто Шармера и Роберта Кигана, вышедших в издательстве «Манн, Иванов и Фербер». Ведёт частную психологическую практику (проводит индивидуальные консультации и трансформационно-терапевтические семинары). Автор блога «Transcendelia» (pustoshkin.com).