Метамодернизм — это термин, получивший в последнее время распространение в качестве способа указания на новообразовавшиеся формы современной культуры, которые, как утверждается (и как наше поколение, по-видимому, интуитивно признаёт), можно рассматривать в качестве выхода за пределы модальности постмодерна, которая была свойственна концу XX века. Вследствие множества кризисов за последние два десятилетия — изменений климата, финансового коллапса и эскалации глобальных конфликтов — мы увидели возникновение ощутимой коллективной жажды изменений в направлении чего-то большего, нежели преждевременно объявленный «Конец истории».
Наше поколение — это поколение, воспитанное в 80-е и 90-е на диете из «Симпсонов» и «Южного парка». Для нас постмодернистская ирония и цинизм были средой, с которой мы взаимодействовали по умолчанию и которая в нас въелась. Тем не менее, несмотря на это, или, скорее, благодаря этому, стремление к смыслу — искренней и конструктивной прогрессии и самовыражению — начало формировать преобладающий сегодня модус культуры.
Тогда как постмодернизм характеризовался деконструкцией, иронией, имитациями, нигилизмом и отвержением «грандиозных нарративов» (если будет позволено несколько карикатуризировать его образ), связанный с метамодернизмом дискурс занимается возрождением искренности, надежды, романтизма, эмоциональности и потенциала к великим нарративам и универсальным истинам, не отбрасывая при этом всего, чему мы научились благодаря постмодернизму.
— Фрагмент из статьи Люка Тёрнера «Метамодернизм: краткое введение» (2015)1
Манифест метамодерниста
1. Мы признаем, что колебания — естественный миропорядок.
2. Мы должны освободиться от столетия модернистской идеологической наивности и циничной неискренности его внебрачного ребёнка.
3. Впредь движение должно осуществляться путём колебаний между положениями с диаметрально противоположными идеями, действующими как пульсирующие полюса колоссальной электрической машины, приводящей мир в действие.
4. Мы признаём ограничения, присущие всякому движению и восприятию, и тщетностью любых попыток вырваться за пределы, означенные таковыми. Неотъемлемая незавершённость системы влечёт необходимость приверженности ей, не ради достижения заданного результата и рабского следования её курсу, но скорее ради возможности нечаянно косвенно подглядеть некую скрытую внешнюю сторону. Существование обогатится, если мы будем браться за свою задачу, как будто эти пределы могут быть преодолены, ибо таковое действие раскрывает мир.
5. Всё сущее захвачено необратимым сползанием к состоянию максимального энтропийного несходства. Художественное творение возможно лишь при условии происхождения от этой разницы или раскрытия таковой. На его зенит воздействует непосредственное восприятие разницы как таковой. Ролью искусства должно быть исследование обещания его собственных парадоксальных амбиций путём подталкивания крайности к присутствию.
6. Настоящее является симптомом двойственного рождения безотлагательности и угасания. Сегодня мы в равной степени отданы ностальгии и футуризму. Новые технологии дают возможность одновременного восприятия и разыгрывания событий с множества позиций. Эти возникающие сети, отнюдь не сигнализирующие о его угасании, способствуют демократизации истории, освещению развилок, вдоль которых её грандиозное повествование может странствовать здесь и сейчас.
7. Точно так же, как наука стремится к поэтической элегантности, художники могут пуститься в искания истины. Вся информация являет почву для знания, будь то эмпирического или афористического, независимо от её правдоценности. Мы должны принять научно-поэтический синтез и информированную наивность магического реализма. Ошибка порождает смысл.
8. Мы предлагаем прагматичный романтизм, не скованный идеологическими устоями. Таким образом, метамодернизм следует определить как переменчивое состояние между и за пределами иронии и искренности, наивности и осведомлённости, релятивизма и истины, оптимизма и сомнения, в поисках множественности несоизмеримых и неуловимых горизонтов. Мы должны двигаться вперёд и колебаться!2
А зачем уходить от модернизма?
В действительности, Модерн – это то, что у нас принято называть Новое время (с его рационализмом и сциентизмом). Тойнби современность с 1917 г. и назвал Постмодерном, потому что в политику влились иррациональные
составляющие европейского духа (их анализировали Ф. Ницше и О.Шпенглер). Модернизм – это экстремистское отрицание мира Модерна, а постмодернизм – это не-экстремистское отрицание все того же
Модерна. Отождествлять модерн с модернизмом и Постмодерн с
постмодернизмом нельзя.
Также следует учесть, что в искусстве модернизма среди группы стилей есть и «модерн» (главным образом в дизайне и архитектуре), но его нельзя отождествлять с Модерном.
Метамодернисты никому ничего не должны. Ощущение надвигающейся глобальной жопы старого мира и разрушения всяческих границ плюс осознание невиданных возможностей современных технологий — вот основные приметы нашего динамичного времени. Ну и доступность — информации, передвижения, науки, искусства и, самое главное, бога (со времен опытов Шри Ауробиндо). По этому определению заумные эстетские тексты никакого отношения к метамодернизму не имеют.
Замечательный текст! Отчасти он меня вдохновил несколько лет назад на идею метапринципиальности. Если сократики (Сократ, Платон, Аристотель) были принципиальными, то Кант, Гегель, Деррида, Фуко, Хабермас — метапринципиальными. Их моралью были НЕ просто принципы, но принципы создания принципов. А это уже маленький шажок в сторону радикальной идейности, в сторону экзистенциальной морали в духе Шопенгауэра, Киркегора, Ницше, Хайдеггера, Сартра, Рорти, Уилбера.