#Я не боюсь сказать

#яНеБоюсьСказать¹

Многие задаются справедливым вопросом: почему? Почему это важно? Кто-то сразу ругает эту акцию, считает ее неправильной. Кому-то противно читать такие страшные и интимные вещи. Кому-то не верится, что такого насилия так много. Эти реакции и вопросы не менее значимы, чем сами рассказы. Нужно о них тоже говорить открыто, позволять вопросы, не бояться их.

Вот сейчас в моей стране идёт не менее важное интернет-движение ‪#‎blacklivesmatter². Есть страшный феномен в США: почему-то так сложилось, что насилия полиции в сторону афроамериканцев фактически в разы больше, чем к гражданам других внешностей. Хотя это так уже давно. Оказывается, уже почти 300 лет американской истории пропитаны такими кошмарными историями о том, как американская полиция афроамериканцев насилует, избивает, лишает самых элементарных человеческих прав. Что происходит? Почему многие именно сегодня стали об этом говорить? Почему именно сегодня женщины в России стали говорить о насилии?

Впервые мы сталкиваемся с тем, что насилие — это внутренняя травма. Это не так: мол, было больно, потом прошло. Такая травма остаётся как болезнь, передается другим, растёт

Мне кажется, это происходит сейчас потому, что только сейчас это и могло произойти. Только сейчас мы имеем возможность общаться в таком большом масштабе напрямую с нашими самыми колючими социальными проблемами. Всегда о таких проблемах говорили — но не все, и не всем эти разговоры были слышны. Раньше важные беседы о насилии в Америке вели в основном мужчины, в основном белые, в основном с деньгами и со своими интересами — и вот такие люди и решали, кого защитить, а кого нет, когда поднимались сложные вопросы.

Меньше знаю об истории насилия в России, но я здесь достаточно давно живу, чтобы понимать, что в России тоже существуют темы (наркотики, насилие, болезни), о которых большинством принято молчать — а там главные решат, как поступать. Ведь чаще всего, когда женщину насилуют, она не может про это говорить никому. Страшно, стыдно. Или кому-то сказала, а в ответ ей говорят, что она виновата: «Сама шлюха, заслужила». Или еще куча препятствий. Ей с этим насилием жить, а говорить некому — ни мужу, ни полиции, ни преступнику. И в итоге — как будто никакого насилия и не было, хотя эта женщина до конца жизни несет психологическую травму внутри, без возможности ее лечить. Преступник тоже продолжает так же жить, без каких-либо изменений, и, возможно, продолжает так же поступать.

Говорить про это ненормально — и делать что-то по этому поводу, получается, тоже ненормально. Проблема была, проблема раздвоилась, проблема осталась. И так вечно.

А тут впервые мы сталкиваемся с тем, что насилие — это внутренняя травма. Это не так: мол, было больно, потом прошло. Такая травма остаётся как болезнь, передается другим, растёт. Как защититься от насилия тогда? Как раз, для начала, нужно его увидеть, знать что оно есть, что оно есть вокруг тебя — и, возможно, ещё и внутри. Перед тем как работать с любой проблемой, нужно сначала её увидеть.

Любой импульс связаться с другим человеком (через рассказ о страшном, через признание в любви, через вопрос «как тебя зовут?»), так или иначе, это шаг к истине

Эти акции, как минимум, яркие признаки того, что мы всё-таки учимся. Учимся видеть проблему. Учимся новому способу общения, учимся слушать друг друга, хотя мы не сидим вместе за столом, а читаем друг друга в ленте на расстоянии. Учимся контакту. Учимся развитию. И это неизбежно. Мы должны пробовать, ошибаться, иногда ссориться, но стремиться к тому, чтобы относиться к другому (и к себе) с открытым сердцем. И всё же сопротивление такому общению (и таким высказываниям) со стороны выглядит странно: во-первых, потому что кому-то это высказывание очень помогает, помогает высказывающему значительно больше, чем оно мешает тебе. Но, во-вторых, мир и вселенная так устроены, что любой импульс связаться с другим человеком (через рассказ о страшном, через признание в любви, через вопрос «как тебя зовут?»), так или иначе, это шаг к истине. Это «Я тебе рассказываю, ты меня слышишь?» Это «Я здесь, мне больно — ты будешь со мной?» Ведь человек ответственен не только за себя. Мы живем в социуме. А кто тогда в этом социуме ответственен за общую боль, которую испытаем, читая эти строки? Я? Ты? Кажется, именно так — я и ты.

Я очень благодарен всем, кто делился этими сложными историями, не представляю, как это страшно и непросто. Не могу сказать, что от этого насилия стало меньше. Сейчас кажется, наоборот, как будто его больше стало. Но зато я теперь начинаю его видеть, изучать — в себе, в других. И возникло желание про это узнать больше. Спасибо. Вперед.