Дэниел Сигел. Разум. Отрывки из книги

Журнал «Эрос и Космос» продолжает проект в сотрудничестве с издательством «Манн, Иванов и Фербер» и на этот раз представляет читателям отрывок из 10-й главы книги Дэниела Сигела «Разум: что значит быть человеком» (2019, первое издание на английском языке — 2016). Приобрести бумажный или электронный вариант книги можно на сайте издательства, воспользовавшись специальным промокодом на скидку 15% ErKosMIF (действует до конца 2019 года).

БЫТЬ, ДЕЛАТЬ, ИНТЕГРИРОВАТЬ РАЗУМ (2015 — ВЕЧНОЕ НАСТОЯЩЕЕ)

Рассвет первого дня нового года. Я на самом краю североамериканского континента. Небеса расцвечиваются оранжевыми, синими, зелеными оттенками. Слышен шелест волн, словно звучит бесконечное число мгновений «сейчас», — эти паттерны разворачиваются за пределами воображения, создают нежный ландшафт звуков, обволакивают разум, как колыбельная, манящая обратно в постель. Мое тело еще нуждается в отдыхе после ночного празднования с друзьями и родными, но я уже на ногах, здесь, с вами. Хочу выразить что-то, связанное с нашим путешествием, словами, которыми можно поделиться в моментах «сейчас», бесконечно укутывающими нас в существовании — жизнь в путешествии через эти проживаемые моменты, которые известны нам как разум.

Восход — это мы? Или мы — накатывающиеся на берег волны? Можно ли назвать нас порождением времени, обозначающего нечто проходящее? Эти дни, месяцы, годы, пятилетки, эпохи, на которые мы разделили наше путешествие? Шумное всемирное празднование созданного разумом перелома лет, фейерверки, экраны, в которые смотрят миллиарды обитателей нашей планеты… Считается ли все это какой-то общей конструкцией коллективного разума?

Мы создаем смысл из бесконечного набора паттернов энергии и заставляем информацию оживать. Мы — это и свободное сенсорное проведение потока «снизу вверх» в наше сознавание, и интерпретирующие конструкторы, находящие смысл и рассказывающие нарратив раскрывающейся жизни. В реальности никакого «нового года» нет: он существует исключительно в нашем разуме. В предыдущем «сейчас» мы видели, что, если покинуть реальность «здесь и сейчас» (now-here), дефис сдвинется и получится «нигде» (no-where). Есть риск, связанный с верой в иллюзию разума — в то, что время — какая-то единая, текущая сущность, а не одна из граней реальности пространства-времени, состоящей из четырех измерений. Мы можем беспокоиться в связи с прошлым и опасаться будущего. Да, наша планета с некоторой периодичностью вращается вокруг Солнца, и это формирует наши отношения с сияющим шаром в небе, этим напоминанием об источнике всей энергии. Да, обороты Земли вокруг своей оси отмеряют периоды того, что мы назвали временем, и «дни» очерчивают границы паттерна, который мы называем сутками: это помогает чувствовать, что «сейчас» разворачивается неким согласованным образом. В организме есть широкий спектр циркадных ритмов, физиологических изменений, зависящих от взаиморасположения Земли и Солнца. Светило восходит из-за горизонта, равномерно движется вверх, а затем садится. Каждое из этих изменений в пространственных отношениях, которое мы интерпретируем, как что-то проходящее в разворачивающемся времени, служит часами, с помощью которых мы измеряем время. Есть паттерн вереницы настоящих мгновений, ежедневно вызываемых нами. Есть отражающий солнечный свет белый круг, который мы назвали Луной. Это небесное тело движется согласно регулярным паттернам, лунным циклам, которые приблизительно обозначают месяцы. Расположение Солнца по отношению к горизонту тоже повторяющимся образом меняется в так называемом времени, и этот годичный паттерн моментов «сейчас» отмечает времена года. Если под прямым углом воткнуть в землю палку, получатся солнечные часы, с помощью которых можно размечать время дня в вечно повторяющихся временах года, заданного вращением Солнца. Суть всего этого — изменение соотношений между объектами в мире. С помощью небольших манипуляций — подкорректировать число дней, придумать названия — получится 12 периодов, или месяцев, размечающих календарь многочисленных мгновений «сейчас».

По всем внешним признакам время — что-то единое, и, по-видимому, оно движется.

И тем не менее в реальности все это лишь способ, которым воспринимаемые разумом паттерны энергии осмысливают мир и позволяют нам делиться этим восприятием. Разум создает ощущение течения времени. Чтобы сделать все необходимое для общения, мы пользуемся интерпретирующей ролью нашего конструктора, действующего «сверху вниз». Мы генерируем восприятие окружающего мира, в том числе чувство времени. Из всех этих энергетических изменений конструируем информацию о символе, концепции, идее, которую называем временем, и запускаем в небо фейерверки, чтобы отметить мнимое течение нашего творения.

А что с внутренним миром? Наш разум может видеть и себя самого, воспринимать энергию организма, ощущать внутренние паттерны. Мечты, размышления о нашем психическом ландшафте — разумошафте могут казаться неподвластными времени, вероятно, потому, что мы погружены в опыт плоскости возможностей с ее свободным от оси времени свойством эмерджентности. Воспринимающий поток майндсайта, нашей способности видеть разум, легко использовать и для создания того, что разум называет «эмпатией»: увидеть паттерны других людей, заглянуть в их психическую жизнь, субъективный опыт, чувства и мысли, воспоминания и убеждения. Инсайт и эмпатия позволяют узнать и свой, и чужой внутренний мир.

Если другой человек страдает, с помощью эмпатии мы почувствуем его боль, придумаем способ помочь и облегчим муки. Паттерны энергии, которые мы ощущаем в других, служат сигналами их внутренней жизни, вылепленными мозгом и отправленными телом. Структура мозга управляет его паттернами, а развитие зависит от опыта, эпигенетических и генетических факторов, которые изменяют его раскрывающуюся структуру. Эта синаптическая архитектура прямо влияет на то, как энергия течет и преобразуется в паттерны информации.

Такова поразительная реальность жизни в теле. Мы не выбирали, входить ли в этот телесный мир, и тем не менее мы здесь — как психическое сознавание на квантовом уровне, живущее в классическом мире конфигураций макросостояний. Информация из действующих «сверху вниз» конструкторов творит историю жизни организма, жизни личного «я» в движущемся времени, в этих раскрытиях наших психических и макросостояний. Но настоящее мгновение может быть всем, что разум испытывает непосредственно, когда мы живем в конкретный момент, вспоминаем прошлое и представляем будущее. Настоящее, которое уже прошло, — максимально застывший момент, — отбрасывает синаптическую тень на систему нейрональных связей, которая играет центральную роль в разворачивании текущего «сейчас», не только в субъективном опыте, но и в паттернах течения энергии, сформированных этими нейрональными путями. Поскольку мозг — это предвосхищающая машина, мы живем в теле, просматривающем горизонт настоящего еще до того, как оно успевает произойти. Пытаться жить в этот момент, по-настоящему сейчас, непросто: нужно обогнать и уйти глубже предвосхищающего формирования того, как мы проживаем жизнь. Как ни странно, чем больше наша компетенция в чем-то, тем сильнее она мешает видеть ясно, жизненно и полно.

Чтобы пробудиться от сна компетенции, выйти из облака конструкции, нужно вновь представить саму природу разума и существования. Это может быть просто и разумно — достаточно присутствия. Оно способно стать искусством и наукой благополучной жизни.

Озабоченность мнимым прошлым и опасения о воображаемом будущем отдаляют нас от присутствия, пробуждающего разум для реальности, погружения в жизнь внутри и между нами.

Живя в тени воспоминаний и вглядываясь в горизонт, сосредоточиваясь на прошлом и будущем, разум возникает из паттернов нейронных разрядов. Разум — это не то же самое, что разряды, но теснейшим образом переплетен с ними. История — это не провода и не экран; она формируется механизмами, которые определяют энергетический поток.

Каким-то чудесным и загадочным образом мы можем даже знать всю эту материю жизни. Удивительно, что у нас есть такая способность — сознавать! В сознавании и продолжается все волшебство. Формируемый нашей внутренней и промежуточной реальностью, энергетический поток течет во многих слоях. Настолько непосредственно, насколько позволяет телесная нервная система, мы можем почувствовать широту и глубину мира, который отчаянно пытается организовать наш разум. Проведение обеспечивает поток, чистота которого определяется лишь соматическими факторами, в то время как конструктор интерпретирует входящие сигналы и создает нарратив, пытаясь осмыслить нашу жизнь, включая жизнь разума и чувство времени. Разум рождается из этих потоков энергии, из проведения и конструктора, внутри и между.

Наше предположение, будто как минимум один аспект разума отвечает за самоорганизацию этого потока, улавливающего паттерны и находящего смысл, указывает, что этот эмерджентный аспект находится и внутри, и между нами. Историями можно поделиться, а понимание соединяет. Мы, наша коллективная психическая жизнь, распределены среди индивидуальностей, создавая нечто большее, чем одиночная личность. Да, у нас есть внутренний разумошафт, однако существует и расположенная между людьми разумосфера. Мы — и то, и другое.

В настоящем мгновении мы коллективно и индивидуально собираем внутренние и промежуточные паттерны таким образом, чтобы дифференцировать и связывать. Когда разворачивается интеграция, разум и создает, и субъективно испытывает возникновение гармонии. Наши с вами разумы в ходе этого путешествия изучили фундаментальное представление, что благополучие возникает из внутренней и взаимосвязанной интеграции. Я не стал вами, а вы мной: мы сохранили свои разные идентичности, но глубоко соединились. Таким образом интеграция создает реальность, в которой мы оказываемся частью чего-то большего, чем сумма составляющих. «Мы» больше, чем «вы + я».

Интеграция создает реальность, в которой мы оказываемся частью чего-то большего, чем сумма составляющих

Солнце поднимается над горизонтом. Красно-оранжевое сияние становится приглушенно-серым и тускло-желтым светом дня. «Сейчас» рассвета зафиксировалось, а впереди ждут открытые моменты «сейчас» — то, что произойдет со мной и с вами.

Интеграция может включать и чувство времени. Мы способны принять реальность оси, или стрелы, времени, движущей нас вперед, из будущей открытости к возникновению в настоящем и к прошедшим фиксированным микросостояниям жизни, и при этом испытать вневременное чувство свободного от оси возникновения жизни из плоскости возможностей. Для интеграции нужно принять мнимые противоречия нашей жизни.

Я пишу это, осознавая, что мы подошли к современной эпохе и последней главе нашего путешествия. Теперь чувствую необходимость подытожить то, что мы узнали, поразмышлять над нашими открытиями, рассмотреть способы видеть разум, делиться им, а также сделать обзор в виде внутреннего и соразделенного взглядов. Постигнув воплощенный в теле и отношениях характер разума, возвращаюсь к заданному вопросу: можно ли назвать солнце и небо, холодный ветер и сыплющийся песок — все это здесь и сейчас — моей сутью? Когда я делюсь этими словами, не становятся ли они частью вас, той долей, которая образует «мы»? Эта иллюзия, созданное «сверху вниз» убеждение, сконструированная интерпретация, что я полностью отделен и от вас, и от большого целого, представляется, как много лет назад выразился Эйнштейн, «обманом зрения» нашего сознания (Einstein, 1972).

Он говорит не об иллюзии, а об обмане, точнее, бредовой идее¹ — не соответствующем действительности психотическом убеждении, из-за которого человек может попасть в ловушку дисфункции и расстройства.

Как и время, чувство отдельной идентичности может быть конструктом разума. Успокаивая отца, потерявшего сына, Эйнштейн писал (Einstein, 1972):

Человеческое существо — это часть целого, которое мы называем «Вселенная». Часть, ограниченная во времени и пространстве. Человек ощущает себя, свои мысли и чувства как нечто отдельное от всего остального, и это своего рода обман зрения в его сознании. Подобный оптический обман как тюрьма, ограничивающая личными желаниями и привязанностью к нескольким самым близким людям. Наша задача — освободиться из этой тюрьмы, расширяя круг сопереживания, чтобы включить в него всех живых существ и природу со всей ее красотой. Никто не может достичь этого в полной мере, однако само стремление к этому отчасти освобождает и закладывает фундамент внутренней безопасности.

Способность нашего разума впитывать этот сенсорный опыт, учитывать полученное знание, а затем принимать такую точку зрения вселяет в нас силы для создания интеграции в жизни. Интеграция — это сущность здоровья тела, психической жизни и отношений. Если глубоко задуматься об этом, приходит осознание научной базы и, видимо, древней истины многих традиций мудрости. Согласованный взгляд заключается в том, что процесс и результат интеграции, начиная с инсайта и эмпатии и заканчивая эмоциональным балансом и моралью, может быть основой хорошо прожитой жизни.

Если рассматривать коммуникации на макроуровне, то, согласно широкому спектру исследований, поддерживающие взаимоотношения — один из самых надежных причинных факторов счастья, долголетия, физического и психического здоровья и других элементов жизненного благополучия.

На микроуровне наука обнаружила мощные методы, благодаря которым навык присутствия, осознавания всего возникающего оптимизирует эпигенетический контроль, предотвращая определенные заболевания, повышает уровень теломеразы — фермента, чинящего и обслуживающего теломеры на концах хромосом для здоровья клеток, улучшает иммунную функцию и в целом физиологические процессы. Как было доказано, тренировка внимательного осознавания меняет структуру головного мозга в сторону интеграции. С помощью обучения присутствию, усиления умения разума культивировать открытое сознавание всего возникающего, не идя на поводу автоматических суждений «сверху вниз», можно укрепить здоровье. То, что присутствие способствует благополучию, теперь доказанный факт. То, что мы делаем с нашим разумом, имеет значение.

С этой соматической точки зрения можно рассмотреть, как наша «позвоночная» нервная система занимается регуляцией — помогает сбалансировать внутренние органы и взаимодействие со средой. В ходе эволюции от рыб к земноводным, а затем к пресмыкающимся и млекопитающим, нервная система становилась все более сложной. Млекопитающими были наши предки — приматы. Самые первые люди вышли на сцену несколько миллионов лет назад, а более-менее близки к современной форме стали приблизительно в последние 100 000 лет. Как минимум 30 000 лет назад, по утверждениям некоторых ученых, мы стали рассказывающей истории семьей, делящейся опытом с помощью рисунков и, вероятно, устной речи, чтобы лучше осмыслить жизнь (Cook, 2013; Lewis-Williams, 2002).

Как социальные приматы, мы нуждаемся друг в друге, чтобы выжить в наших группах. Как человеческие существа, мы создали очень сложную социальную систему, начиная с необычной практики алло-родительства, о которой так красноречиво пишет Сара Хрди в книге Mothers and Others («Матери и другие», 2009).

Алло-родительство — это разделение ответственности за воспитание детей между матерью и доверенными людьми. Представьте, что собака или кошка передает свое потомство соседским животным. Так не бывает, правда? Даже большинство приматов не делятся самой драгоценной обязанностью — заботой о молодых беззащитных отпрысках. Алло-родительство создает потрясающую, очень сильную социальную среду. Мы выживаем, полагаясь на других, которым можем доверять. Чтобы соединиться друг с другом, нужна разумосфера. Глубоко социальная природа нашей жизни оказывает мощное влияние на развитие социального мозга и природу сознательного разума (Dunbar, Gamble, & Gowlett, 2010; Graziano, 2014).

Доверие обеспечивают специальные механизмы отношений (Gottman, 2011) и совокупность нейрональных связей в головном мозге, которая активирует то, что нейробиолог Стивен Порджес называет «системой социального вовлечения» (Porges, 2011). Проводя мастер-класс, я часто экспериментирую с обучением через погружение: сначала несколько раз резко говорю «нет», затем делаю паузу и так же часто успокаивающе повторяю «да». Результат почти всегда одинаковый, независимо от культуры и жизненного пути испытуемого. «Нет» пробуждает неприятное ощущение, чувство одергивания, желание уйти, мышечное напряжение, порыв атаковать в ответ. А все лишь потому, что кто-то просто сказал «нет».

А «да»? Если человек не увяз во враждебности, страхе или параличе предыдущего «нет», это слово пробуждает чувство успокоения, открытости, вовлеченности, расслабленности.

Я думаю, это упражнение показывает два фундаментальных состояния: «нет» провоцирует реактивное состояние, а «да» — рецептивное.

Реактивность уходит корнями в древнее «пресмыкающееся» прошлое, поскольку ствол мозга, который возник 300 миллионов лет назад, перед лицом угрозы активируется и готовит человека к реакции «бей или беги» либо «замри или упади в обморок». Напротив, более молодая нейрональная система млекопитающих — ей всего 200 миллионов лет — отключает тревогу, поднятую стволом мозга, и задействует систему социальной вовлеченности, которая открывает нас и делает восприимчивыми. Мышцы расслабляются, мы слышим расширенный спектр звуков, больше замечаем. Это нейробиологический коррелят открытого восприимчивого состояния, готового к соединению и учебе.

Я думаю, что восприимчивое состояние возникает на стороне разумошафта, когда человек получает доступ к плоскости возможностей. Мы становимся более осознанными, пробужденными, готовыми к вовлечению.

Даже исследования других млекопитающих показывают, что в определенных физиологических состояниях человек с большей вероятностью участвует в просоциальных видах поведения. О каком состоянии речь? О пилоэрекции. Это сокращение волосяных фолликулов, в результате которого появляется «гусиная кожа», в нашем случае от чувства благоговения. Исследования, проведенные профессором психологии Дачером Келтнером и коллегами, а также другими учеными (Shiota, Keltner, & Mossman, 2007), обнаружили, что переживание благоговейного трепета открывает разум и подчиняет личный интерес отдельного человека благу группы. Благодаря этому мы сильнее ориентируемся на наше сообщество и снижаем озабоченность собой. В ходе таких интересных исследований участникам показывали внушающую благоговение сцену, например величественные деревья на кампусе Калифорнийского университета в Беркли, но без прилегающих современных зданий. Видя эти деревья, участники с большей готовностью помогали упавшему человеку. В целом они часто заявляли, что благоговение меняло их мировосприятие. Я полагаю, что благоговение в исследовании Келтнера отчасти совпадает с нашим опытом плоскости возможностей. Скорее всего, различные источники этого ощущения, например, дикая природа или рукотворные артефакты — кафедральный собор, Великая Китайская стена или Стена Плача в Иерусалиме — и социальное благоговение при взаимодействии с людьми дают доступ к открытой плоскости возможностей. Когда мы опускаемся ниже плато и пиков своей обособленной идентичности и открываемся для величия мира за пределами маленького чувства «я», возникает именно это состояние, и опыт «я» преображается. Плоскость позволяет нам чувствовать то, что поначалу нелегко понять, нечто более широкое, чем частное «я», кажущееся свободным от стрелы времени, имеющее доступ к перцептивному проблеску пространственно-временной блок-вселенной, которая ощущается экспансивно расширяющейся, если не бесконечной. Это, как мы предполагаем, и есть переживание благоговения.

Оно возникает с восприятием того, что мы часть чего-то широкого, не всегда понятного, но выходящего за пределы личного «я», поэтому, может быть, и индуцирует состояние большей открытости для связи с другими.

Благодаря более сложной социальной коре головного мозга в ходе эволюции мы освоили другие способы соединения и помощи. Существует реакция на сложные ситуации, которую почетный профессор психологии Шелли Тейлор из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе назвала «заботиться-и-дружить» (Taylor, 2006). Она мотивирует налаживать отношения с людьми. Сначала это было обнаружено у женщин, но теперь известно, что оба пола умеют активировать такую реакцию системы социальной вовлеченности на сложную ситуацию. Тем не менее, когда мы чувствуем угрозу или полную беспомощность, задействуется и более древний ствол мозга. Реакция «заботиться-и-дружить», видимо, представляет собой важный нейрональный путь, опосредованный зонами мозга выше его «рептильного» ствола. То, что мы, социальные создания, соединяемся, а не просто реагируем, начинается от способности к присутствию. А присутствие — это навык, и ему можно научиться.

Присутствие — это навык, и ему можно научиться

В ходе недавнего мастер-класса я работал вместе с профессором психологии Барбарой Фредриксон из Университета Северной Каролины, и мы обсуждали ее сильную и полную прозрений книгу Love 2.0 («Любовь 2.0», Fredrickson, 2013). Барбара предполагает, что любовь возникает из больших и маленьких способов делиться позитивными состояниями в так называемом «резонансе позитивности». Таким образом мы соединяемся с положительными эмоциями окружающих. Мне очень нравится идея, что любовь не сводится к жестко определенным отношениям привязанности или романтическим и ее можно испытывать гораздо шире. Как через много лет призналась одна из участниц занятий колесом сознавания: «После этого у меня часто возникало чувство глубокой любви к людям передо мной, с которыми я только что познакомилась». «Как это ощущается?» — спросил я. Ее улыбка ответила не меньше слов: «Как нечто величественное».

В более ранней работе, посвященной теории расширения и формирования позитивных эмоций², Фредриксон указывает, что, испытывая позитивные переживания, например любовь, счастье, благоговение и благодарность, мы находимся в состоянии, которое самоусиливается, соединяет нас с более сложными уровнями понимания и расширяет чувство самоидентичности. Я процитировал доктора Фредриксон во втором издании моей первой книги, а позднее удостоился чести преподавать вместе с ней.

Во время совместного семинара я спросил Барбару, способна ли она представить интеграцию как процесс, потенциально имеющий отношение и к ее теории позитивных эмоций, и к ее взгляду на любовь как резонанс позитивности. Она оказалась открыта для обсуждения. С обеих точек зрения интеграция для меня содержала ключ к происходящему на глубинных микро- и макроуровнях. Любовь соединяет и тем самым интегрирует двух дифференцированных людей. Но резонанс не обязательно должен ограничиваться обменом позитивными состояниями с их усилением: он бывает и в сострадательном соединении. Я задумывался, увеличивается ли интеграция в резонансе позитивности, ведь такие эмоции нетрудно рассматривать как ее повышение. Это утверждение может показаться притянутым — я и сам опасался, что доктор Фредриксон именно так его воспримет, — поэтому поясню.

В 1990-х годах, когда я писал книгу The Developing Mind, то застрял на главе об эмоциях. Тогда не было общепринятого представления о том, что это такое на самом деле, если не считать описания их характеристик. Антрополог мог сказать, что эмоции — это то, что соединяет людей одной культуры на протяжении поколений. Социолог представил бы их в виде клея, удерживающего группу. Психолог — что эмоции соединяют различные процессы между оценкой и возбуждением. Ученые-биологи, в частности, специалисты по нейробиологии, убеждены, что эмоции — это то, что коммутирует функции организма и головного мозга. Я читал и слышал все эти заявления, но ни в одном не прозвучал термин «интеграция». А для меня такие разнородные точки зрения относились к некому процессу связи дифференцированных элементов в большее целое.

Однако эмоции необязательно усиливают интеграцию. Иногда даже уменьшают. В состоянии ярости система становится чрезмерно дифференцированной в реактивности. Если человек грустит или испуган, продолжительная чрезмерная дифференциация также понизит интеграцию и повысит уязвимость для хаоса и ригидности.

Паттерны казались очевидными: эмоции способны служить сдвигами в интеграции.

Я сказал доктору Фредриксон, что расширение и формирование можно рассматривать как мощное средство описать состояние повышающейся интеграции и внутри нас, и в наших отношениях. Это положительные эмоции.

Если негативные эмоции продолжительные и цепкие, человек может попасть в нисходящую спираль, становясь все более подверженным хаосу или скованности и уходя от легкости интегративного благополучия. Все эмоции позволяют понимать самочувствие. Можно сказать, что переживание чувств, осознавание эмоционального опыта и открытость для присутствия и изучения этих эмоций — процесс, имеющий глубокое значение и важный, чтобы жить хорошей жизнью. Однако длительные периоды сниженной интеграции, связанные с негативными эмоциями, обычно ведут к берегам хаоса или скованности, выводят из реки гармонии.

Если интеграцию можно успешно использовать для расширения и формирования, получится ли применить ее к любви? Я предположил, что резонанс позитивности, по определению доктора Фредриксон, усиливает состояния, уже позитивно интегрированные. Мы делимся радостью, возбуждением, благоговением. Мы благодарны вместе. Чудесная, соединяющая любовь действительно становится источником резонанса позитивности.

Однако я считаю, что соединение со страдающим человеком также можно рассматривать, как часть любви. Сопереживая друзьям, пациентам и клиентам, детям и даже незнакомым людям, мы получаем возможность чувствовать любовь. Если горюющий человек получает нашу заботу и участие, если мы не оставляем его, понимаем его страдания и помогаем их перенести, это также повышает интеграцию.

Каким образом?

Хотя страдающий находится в пониженном состоянии интеграции (согласно нашему определению психического здоровья и нездоровья), соединяясь с ним, мы смещаем изолированное состояние пониженной интеграции и одиночества в сторону связи. Даже если одна из двух дифференцированных личностей страдает, интеграция вырастет для обоих. Сострадательное действие объединяет два отдельных существа в нечто целое, которое, как известно, больше, чем сумма его частей.

Даже если одна из двух личностей страдает, интеграция вырастет для обоих

Как замечательно выразился исследователь Пол Гилберт, сострадание можно считать способом почувствовать страдание другого, осмыслить его, придумать вариант помочь, а затем воплотить намерение и уменьшить страдание (Gilbert, 2009; 2015). С другой стороны, эмпатию можно рассматривать как ощущение или понимание опыта другого человека, не обязательно сопровождающееся стремлением помочь. Тем не менее эмпатическая забота часто предшествует состраданию. Иногда то и другое воспринимается как синонимы. Существуют интеллектуальная когнитивная эмпатия и эмоциональная эмпатия — ощущение чувств другого человека. Таким образом, эмпатия — важные врата, открывающие путь к опыту сострадания.

А что с добротой?

В моем концептуальном мире слово «доброта» кажется очень уместным для обозначения важных идей в отношении того, как мы соединяемся, испытываем любовь, как работает разум. Доброту можно рассматривать просто как бескорыстное действие — помогать, не ожидая чего-то взамен. И поэтому сострадательное действие наверняка способно быть актом доброты.

Однако для меня это еще и состояние, подход к другому человеку и даже к себе с определенным намерением, отношением, заботой, стимулирующей внутреннее уважение, позитивное отношение. Доброта — это текстура нашего психического состояния.

Я вижу в этом качестве уважение к уязвимости другого и поддержку. Быть добрым — значит находиться в состоянии разума, признающем, что у каждого из нас много слоев психической жизни. Есть внешний адаптивный способ существования и представления себя миру, которые могут быть весьма далеки от внутренних истин. Есть внутренние состояния потребностей, разочарования, страхов, озабоченности — имя им «уязвимости». Они могут быть скрыты от посторонних глаз, но тем не менее постоянно присутствуют в разумошафте. На самом деле у нас множество аспектов «я», нашей самости, которые в действительности представляют собой многогранное собрание психических состояний. В рамках плоскости возможностей их удобно рассматривать как кластеры повторяющихся плато и их склонностей к определенным пикам активации. Интеграция способна вовлекать доброжелательное внимание ко всем этим аспектам, принятие полного спектра эмоций и потребностей, памяти и стратегий жизни в этом мире. Осознавание неудовлетворенных потребностей, невылеченных ран приводит к состоянию открытости и уязвимости.

Именно в подобных уязвимостях проявляется такой способ существования, выражающийся в восприимчивости к глубоким слоям нашей реальности, стремлении формировать вербальную и невербальную передачу смысла и мотивации к спонтанным или запланированным проявлениям доброты. Доброта — это психическое состояние, которое можно культивировать, чтобы принести в жизнь любовь.

Если выдвинуть гипотезу, что положительные эмоциональные состояния — это повышенная интеграция, можно увидеть, как добрые поступки создают счастье. Если расширить, развить представление Фредриксон о любви и включить в него не только резонанс позитивности, а вообще все резонансы, даже когда кто-то еще страдает, это покажет, что и сама любовь оказывается состоянием повышенной интеграции разума. Сострадание способно культивировать счастье, и поскольку соединение происходит на уровне уязвимости, протянутая рука помощи, облегчение человеческих страданий — это одновременно акт доброты и определяющая черта сострадания.