Это и есть духовность — начинать сначала.
Это заключительная часть серии бесед с отечественными рэперами под названием «Главные слова». Эта серия интервью, с одной стороны, была призвана дать возможность лучше узнать того или иного рэпера, а с другой — составить совокупное представление о том, что мы зовем русским рэпом. Ведь если мы принимаем факт, что русский рэп есть феномен нашей современной культуры, с которым нельзя не считаться, то нам просто необходимо такое интегральное представление о нём. Подступом к такому интегральному представлению о русском рэпе и была серия наших интервью. А в заключительной части все рэперы, с которыми беседовал Андрей Коробов-Латынцев, задают вопросы ему самому.
Дмитрий «D-MAN 55» Грабовецкий
Дмитрий Грабовецкий (D-Mann 55): Первое слово — Преображение
Андрей: Для меня первая естественная ассоциация – это Преображение Господне. Не потому, что я шибко верующий, но потому что христианство для нас – это судьба, судьба вне зависимости от того, причисляем ли мы себя к христианской церкви или не причисляем. Даже вне зависимости от того, рассматриваем ли мы явление Христа как центральное для истории или нет (хотя в скобках заметим, что вообще-то все настоящие философы именно так смотрели на событие Богоявления, их интеллектуальная честность не позволяла им закрыть глаза на это событие и просто отговориться от него какой-нибудь кастрированной логической схемой). Так вот, о чем я? Что христианство — судьба нашей, то есть человеческой, истории, если не как путь, то как традиция. Хотим мы того или не хотим, но ежели мы русские люди, ежели мы образованные русские люди, то первая ассоциация к слову «преображение» будет «Преображение Господне». Не имхо, разумеется.
Дмитрий: В принципе-то грамотно всё ты сказал, но я бы скорее хотел рассмотреть суть, нежели значимость в некой светской проекции!
Андрей: По сути, для меня событие Преображения есть знаковое событие, знаковое для понимания природы божественной. Преображение ведь очевидно показывает: во Христе две природы существуют неслиянно и нераздельно, и это важно. Для меня важно, что Христос не просто человек, странствующий гуру, проповедник гуманизма Иешуа Га-Ноцри, и не просто всесильный Бог, который сжигает человеческую природу, но что Христос — Богочеловек. В этом вся суть, я думаю…
Ну вот как-то так. Не знаю, насколько это богословски непререкаемо, но в целом, надеюсь, обошелся без ереси. (Смеется.)
Дмитрий: Тоже надеюсь! Я бы сказал, что в первую очередь это явление было наглядным примером, что человек может обрести Божественную природу, что все, что было изложено выше, есть истина и находит подтверждение в практике, так сказать!
Андрей: Согласен, и в то же время это событие нельзя трактовать только в том смысле, что событие преображения только лишь пример для подражания и символизирует наши внутренние духовные возможности. Событие преображения не символ, но реальное событие, которое наблюдали люди…
Дмитрий: Безусловно, да и наше человеческое восприятие не способно постичь в полной мере, глубины надсознательных процессов, но что-то открывается!
Андрей: Я думаю, да. А следующее слово от РИЧа…
РИЧ (ex. Ричард Пейсмейкер)
РИЧ: Слово «Сплин».
Андрей:
недуг, которому причину
давно бы отыскать пора
подобный аглицкому сплину,
короче — русская хандра
Это первое, что вспоминается, когда слышу слово «сплин». Действительно, никогда не испытывал такого состояния, которое Пушкин обозначил как сплин, а вот русскую хандру чувствую регулярно, но ведь английский сплин лишь подобен нашей хандре, но вовсе не то же самое…
Рич: Всё смешалось в доме сплинохандровых!
Андрей: Все смешалось в русском невыносимом бытии! А группу «Сплин» я почти не слушал. По крайней мере ни одного альбома целиком не прослушал. Так получилось…
Рич: Ну и зря — хорошая группа!..
Андрей: Так я ж и не хвалюсь. Просто так вышло. Может быть, так было надо. В конце концов, так я смог больше рэпа прослушать за жизнь… Хотя не знаю, к добру ли это было вообще
Рич: К добру? Это вряд ли…
Андрей: Смотрю на себя — и соглашаюсь…
Сергей Глаз (Идефикс)
Сергей Глаз (Идефикс): Вообще, если бы структура беседы была немного иного формата, я задал бы тебе вопрос о том, как это быть философом и верующим одновременно. И насколько наука и вера мешают друг другу. Вот мои преподы по психологии-философии в институте не смогли мне объяснить… Исходя из заданной структуры беседы, этот мой вопрос можно уместить в слове «Философия», я думаю…
Андрей: Это одно из моих любимых слов. И дел. В нём для меня многое сокрыто. Когда я поступил в аспирантуру в ВГУ, мой учитель и по совместительству научный руководитель Владимир Варава сказал мне, что теперь нужно просто жить философией. Я этому завету и стараюсь следовать. Философия ведь это дело жизни, это живой опыт, философией нельзя заниматься наполовину. Поэтому для меня философия не наука вовсе, но и не религия… Я думаю, что если бы не философия, то меня бы не было, отними от меня философию — и нет меня… Я ничем другим никогда не смог бы заниматься, это точно. Да и нечем, по правде. Я могу часами говорить о философии, и это будет философия. Я имею в виду, что разговор о философии — это и будет философия, потому что основной вопрос философии — это вопрос о том, что же такое философия? Иными словами, почему в человеке живет это вопрошающее начало, почему человеку хочется спрашивать, почему ему не живется спокойно среди ответов, которые предлагают ему религия и наука?..
Рай — это бесконечная беседа с Творцом о новом… То есть целую вечность можно беседовать с Богом, и не соскучишься! А это же и есть философия…
Сергей: Бывали ли моменты, когда наука указывала дорогу, противоположную вере? Многие ученые ведь пытаются объяснить веру с научной точки зрения: опровергнуть или доказать существование Бога
Андрей: Ну, философия на самом деле не имеет отношения ни к религии, ни к науке. Это совершенно самостоятельная область человеческого бытия. Религия и наука дают ответы, в то время как философия вопрошает. Есть такой термин у Хайдеггера — «добродетель небезопасного положения». Вот это и есть добродетель философа…
По поводу направлений — не уверен, что сказать… Мой учитель философии говорит, что возможны несколько направлений. Человек может смотреть в направлении Бога, а Бог не смотреть на человека — это богооставленность. Затем Бог может смотреть в направлении человека, но человек будет смотреть в другом направлении (на мир, на женщину, на ещё что-то) — это когда человек оставляет Бога. Третье положение (идеальное с религиозной точки зрения), это когда и Бог, и человек смотрят друг на друга. Но есть и четвертый вариант — когда и Бог, и человек смотрят в одном направлении — в одну Бездну, в один горизонт… Вот это и есть добродетель небезопасного положения, в котором находятся и Бог, и философ вместе, одновременно…
Кстати в религии есть апология философии. Кто-то из отцов церкви писал, что рай — это бесконечная беседа с Творцом о новом… То есть целую вечность можно беседовать с Богом, и не соскучишься! А это же и есть философия…
Сергей: В целом доволен ответом твоим, не буду занимать место, а то другим не достанется!
Вис Виталис
Вис Виталис: А моё слово — Слово!
Андрей: Хорошее слово! К слову отношусь с пиететом. Слово — это дело, оружие. Я привык еще со времен филфака постоянно иметь дело со словами, мне там вложили уверенность, что слово — это самое главное, что слово меняет всё, весь мир. В моем деле это так и есть, в философии слово — это главное дело. Конечно, философствовать можно и без слов — молчанием, например, или умозреть в красках, как Андрей Рублев… Но, конечно, ничто не заменит удовольствия собирать слова в единый текст!..
Илья МС 1.8 (Кузмитчъ)
Илья МС 1.8: Долго думал, какое слово найти для тебя. Недавно ты говорил, что закончил книгу о русском рэпе и даже немного от него устал. Уверен, что ты тщательно рассмотрел все его стороны. И нашел некую общую для него суть. В чем она заключается, мы обязательно прочтем в твоей долгожданной книге. Итак, мое слово — «Суть». Что это для тебя? Просто общепринятый термин или же более глубокое понятие?
Андрей: Да, всё очень верно ты сказал, дружище, от рэпа подустал я что-то, даже и по утрам стал меньше слушать, хотя рэп традиционно шел в паре с пуэром по утрам!.. И в то же время не могу ничего с собой поделать, люблю я рэп, и даже в 50 лет, ежели доживу, буду переслушивать любимые песни…
А слово отличное! Непонятное, правда, так же, как, например, слово «бытие»… Язык нам почти ничего не сообщает об этом слове, языковые интуиции и подсказки здесь не работают, молчит этимология… Суть — это же глагол-связка, то же самое что «есть», так ведь? Например, история суть человеческая драма, или противоположность между конечностью познаваемого мира и его бесконечностью суть антиномия…
Суть христианства — Богочеловек, или победа над смертью, но ведь в реальности же нет никакой победы над смертью, а есть сама смерть, сути которой мы не знаем, как ни крути
То есть суть — это то, что есть, наличное. Потому мы и говорим, например, что суть такого-то явления заключается в том-то и том-то, например, суть христианства — в фигуре Богочеловека, или там суть пифагорейства — в десятке, и т. д. Предполагается, что суть — всегда то, что есть. Суть — ядро, вкруг которого вращаются смысловые инварианты этой сути, дополнения, надстройки, подсказки-расшифровки, костыли, если угодно… А бывает же и так, что сути нет — того, что есть, на самом деле нет. И тогда суть — это то, что должно быть, но чего еще нет. Суть христианства — Богочеловек, или победа над смертью, но ведь в реальности же нет никакой победы над смертью, а есть сама смерть, сути которой мы не знаем, как ни крути. И вот это иной уровень понимания сути, где суть — не то, что есть (естина), но то, что должно стать (истина): не наличное, но должное, не реальное, но чаемое, предвосхищаемое нами… И тогда мы попадаем в поле существования этой сути, становимся её деятелями, поскольку то, что должно быть, не осуществится без нашего усилия. Если мы не проделаем определенный акт — мышления или нравственного усилия, — то не будет сути. Если мы не совершим акт веры, то не будет ни Богочеловека, ни победы над смертностью. Если мы не совершим акт мышления, то не будет никакой философии. Короче, я клоню к тому, что суть — это то, что есть, но есть благодаря человеку, хотя, с другой стороны, бывает и наоборот: благодаря человеку её иногда нет… Да и чаще всего нет, по правде говоря…
Илья МС 1.8: Знаешь, я ведь и не ждал от тебя, хип-хоп философа (насчет приставки «хип-хоп» шутка, конечно), сухих формулировок. Я к тому и клоню, что суть — это то, что всегда рядом. И если истину все как-то ищут, тем самым придавая ей исключительно мифическое или мистическое значение, то сути, которая находится прямо здесь и сейчас, попросту не замечают в этом поиске. Думаю, что понятия сути и истины все же стоит разграничить. Остановиться и разглядеть суть. Ринуться искать истину. Мне кажется, что где-то они обязательно соприкасаются и там даже неискушенный обыватель способен узреть Бога. Большое спасибо за столь интересный и глубокий ответ, друг мой!
Луперкаль
Луперкаль: Слово «Откровение»
Андрей: Откровение… У меня первая ассоциация и одновременно первое понимание, которое здесь работает, это понимание откровения как внутреннего опыта мышления. Большое заблуждение думать, будто мысль — это что-то абстрактное и не имеющее отношения к самой живой жизни. Мысль случается с нами так же, как любовь или как дружба. Мы можем её ожидать, мы должны к ней готовиться. Так всю жизнь свою пророк готовится к одному единственному слову, которое ему открывает его Божество. Но мыслитель готовится к мышлению, и его откровение — это именно его откровение, это плод его собственных духовных дерзаний, его собственной смелости, а не нечто ниспосланное ему свыше… Хайдеггер называл это алетейей, несокрытостью, или — истиной… Но в истине подлинного мышления может открыться как жестокий глагол пророка, так и молчание мистика-аскета, как высь, так и бездна, как Бог, так и полное отсутствие Божества. И к этому надо быть готовым. Вот как-то так, обрываясь на полуслове…
Игорь МЭРС
Игорь МЭРС: У меня слово «Свет»
Андрей: Ну у меня первая ассоциация, вернее припоминание, из Платона. В одном из его диалогов Сократ объясняет, почему так трудно отличить философа от софиста (то есть ненастоящего философа, но псевдофилософа, который продает философию за деньги и извращает мысль). Потому что софист скрыт в тени, в то время как философ источает свет, но в итоге и софиста трудно разглядеть в тени, и философа трудно узнать, ибо его свет режет глаза. Но в двадцатом веке (и даже в конце девятнадцатого века) философам пришлось спуститься в самую тьму, побродить во тьме… Хотя и сам Платон ведь тоже не мог оставить человека неподготовленным и потому завещал философам спускаться во тьму пещеры, где обитают люди, не знающие подлинного белого света. Или вот тот же Диоген, который ходил среди белого дня с фонарем и кричал, что ищет человека. Свет дня для него был тьмой, потому что он не видел человека. Получается, что философия может нам сказать, что то, что мы считали светом, есть тьма, или вот мы думали, что мы не видели во тьме, а на самом деле это свет слепил нам глаза… Мы думали, что нам всё видно, что за окном белый день, но в действительности за окном кромешная ночная тьма…
Философия может нам сказать, что то, что мы считали светом, есть тьма, или вот мы думали, что мы не видели во тьме, а на самом деле это свет слепил нам глаза
Игорь МЭРС: Идущему на свет так или иначе приходиться проходить все тяготы тьмы. От невоспитанности к воспитанию, от невежества, к осознанию, от гордыни, к смирению и так далее… По моему мнению, это и есть настоящий природный путь. Это свет развития в себе настоящего Человека.
Андрей: А ты склонен к синтезу, однако!..
ГРОТ
Виталий (ГРОТ): От меня слово «Глобализация».
Дмитрий (ГРОТ): А от меня «Дом».
Андрей: Так… Глобализация — это ведь потуги человека сделать большой мир маленьким, освоённым, привычным, уютным, покрыть его сетью, узами связей, контактов, связать рассыпающийся мир воедино, соединить всё в единую систему. Так я это понимаю. И мне это не по душе. Мир для меня остается огромным. Конечно, уже не таким огромным, как в детстве, но все-таки достаточно большим. И я бы не хотел, чтобы из этого большого, прекрасного и яростного, по выражению Андрея Платонова, мира, из этой удивительной громадины сделали одну большую соцсеть. По сути дела, феномен социальных сетей — это и есть метод глобализации. И метод, и цель. Всё знакомо, всё рядышком. Уничтожили даль, ширь, расстояния — всё близко, всё освоено и уютно. А мир на самом деле не уютен — мир на самом деле опасен, огромен, разнообразен, его нужно исходить вдоль и поперек, облазать, проездить… Но в пространстве глобализированном нет всего этого, человеку глобализации не хочется гнать на край света, потому что ему уютно в своем кресле, перед монитором, в котором и так помещается весь мир, такой знакомый, освоенный, единообразный, глобализированный…
О доме думаю вот что… Дом — это для меня всегда что-то очень далёкое. Тут работают мои личные ассоциации. Моя бабушка привезла меня из Сибири в центральную Россию, когда мне было 12 лет. И когда меня спрашивают о доме, я говорю, что я пришел из Сибири. Вот там, за горами — за лесами, за Байкалом, среди степей мой первый далекий дом, исток, родина. Но дом — это ведь не только то, откуда ты идешь, но и то, куда ты идешь, то, что ты вечно ищешь, по чему непрестанно тоскуешь. Вечный дом. Очень может быть, что эти два дома — это один дом, и это дается познать в каком-то глубинном опыте, даже не знаю…
По сути дела, феномен социальных сетей — это и есть метод глобализации… Уничтожили даль, ширь, расстояния — всё близко, всё освоено и уютно
Виталий: Наверное, я воспринимаю процесс глобализации как данность, как снег зимой или как зеленеющие деревья по весне. Воспринимаю как следующий логичный этап в жизни человечества. Когда-то несколько веков назад, чтобы увидеть «другой мир», надо было скакать на коне месяц, а знания были по большей части только те, что передавались и записывались из поколения в поколение в рамках одной культуры, одного народа, на одном языке.
В век технологий границы стираются с бешеной скоростью, развивается мировой туризм, всё доступней и качественней средства передвижения, самолёты в считанные часы переносят людей с материка на материк. Ещё через 15 лет переместиться на другое полушарие планеты будет так же просто, как сейчас съездить в гости к другу в другой конец своего города. Интернет и вовсе сделал доступной любую информацию, о любой культуре, на любом языке — бери и изучай, сравнивай, анализируй, сопоставляй.
Мы в считанные секунды можем открыть гугл-карту и, крутя мышкой, вращаться вокруг планеты, колёсиком приближая и отдаляя масштаб. Началось взаимопроникновение всего во всё. Если мысленно представить продолжение, то становится очевидным в будущем формирование на планете единого языка и интегрированного взгляда на мироздание, который включит в себя множество разных культур всех концов света и мировую науку.
Андрей: Ну так в том-то и дело, что мы открываем дома наши гугл-карты и вертим их, думая, что мир у нас на ладони, тогда как подлинный мир за окном, и его-то мы не знаем…
Виталий: Да, ты прав, Земля становится маленькой и доступной. Есть плюсы и минусы, спорить можно долго, но это данность, это уже происходит, и если на всё воля Божья, то значит это не может происходить без Божьего участия.
Я всегда представлял себе почтальона, который полжизни разносил письма и был счастлив, а затем потерял работу, потому что переписываться люди стали в интернете. С точки зрения почтальона, это плохо, он больше не нужен. С точки зрения человека, который устал ждать сутками письмо, это хорошо, обмен информацией ускорился. Можно обрубить сеть и вернуть работу почтальонам, чтобы было «как раньше». С таким же успехом можно пересесть с самолётов на лошадей, чтобы было «как раньше», чтобы мир остался большим и труднодоступным. Но тут личное дело каждого, ведь доступными остаются все методы. Кто желает исходить мир — исходит, кто желает облететь его — облетит. Кто-то выберет, где лучше исходить, а где лучше облететь, и сделает то и другое.
Дмитрий: Я думаю, что ощущение дома никак не должно пересекаться с чувством собственности. Наши родители, к примеру, собственностью нашей уж точно не являются. Любовь, благодарность и ответственность — основополагающие чувства, которые мы испытываем к родителям. Я думаю, что точно такую же палитру чувств мы должны ощущать к понятию дома. И чем шире будет это понятие — от своей квартиры ко всему дому, от своего микрорайона ко всему городу, от своей страны ко всей планете, — тем больше любви, благодарности и ответственности мы будем испытывать к нашему единственному дому на миллионы километров холодной пустоты вокруг. Слово «дом» откликается во мне словом «лад». Если всё вокруг ладно и созвучно между собой, если ты резонируешь с окружающим тебя пространством, значит ты дома.
Андрей: Насчет глобализации вот что я думаю. Я согласен, что это процесс объективный, и скорее всего всё идет к тому, что в скором времени на планете образуется единый язык и единая «культура». Насчет качества такой культуры я бы поспорил, но самый главный отрицательный момент такого сценария в том, что уничтожится уникальность и разнообразие отдельных культур, таких не похожих в своих самых фундаментальных основах… И самое главное, что такое единообразие в языке и культуре вовсе не обеспечит человечеству подлинный космополитизм. Космополитом ведь возможно стать лишь тогда, когда ты вполне укоренен в своей культуре. «От Родного ко Вселенскому», — как говорил Вячеслав Иванов. Вот он был настоящим космополитом, и одновременно настоящим русским. Русский — всечеловек, по Достоевскому. Стать русским — значит стать братом всех людей, по мысли нашего национального и нашего мирового гения… Или вот наши славянофилы, Хомяков, или Киреевский, тоже настоящие космополиты, но они прежде всего укоренились в своей национальной культуре и потому способны были воспринять все плоды иных культур. А без этого человек не способен к космополитизму, вернее, его космополитизм становится беспочвенным, и сам человек становится беспочвенным… Это объективный процесс, я соглашаюсь с тобой, Виталий, но, видимо, я не вижу в этом объективном процессе Божьей Воли. Мне думается, что в нашем мире совсем не всё вершится по воле Бога, я не сторонник Провидения… Что-то здесь у нас не так, что-то идет не по плану, и мой евклидов ум не знает ни как это понять, ни как это принять…
Космополитом возможно стать лишь тогда, когда ты вполне укоренен в своей культуре. «От Родного ко Вселенскому», — как говорил Вячеслав Иванов
Виталий: Только время покажет к каким результатам приведет этот процесс, какие будут плюсы и минусы, но процесс этот крайне интересен и занимателен. В удивительное время живём.
Андрей: Не могу с тобой не согласиться! Эпохи духовных кризисов – самые интересные!
Насчет дома… Опять же сперва соглашусь, а потом не соглашусь! (Смеется.) Соглашусь с тем, что собственничество в таких вещах как дом, любовь и т. д. — это всегда порок. Не соглашусь с тем, что дом — это место, с которым ты резонируешь, где всё ладно. Я себя много где ладно чувствую, много с какими местами резонирую. Мне, например, очень хорошо в Киево-Печерской лавре, и вообще в самом городе Киеве (разумеется, до недавних событий, теперь-то меня туда уже никто не приглашает). Мне хорошо, скажем, в сокольническом парке и т. д. Но это же не дом мне. Дом — это то, о чем у меня болит душа. Унамуно сказал однажды: «У меня болит Испания». Я боюсь показаться пошлым в повторении, поэтому не будут повторять за ним буквально «У меня болит Россия», но всё же в этом есть что-то.. Конечно, и весь мир может быть домом, но тебе не кажется, что в этом есть какая-то абстракция чрезмерная? Это как любовь ко всему человечеству — абстрактная величина. Любить всё человечество как абстрактную величину легко, а вот любить конкретного человека, с запахом, с недостатками — вот этого конкретного человека любить трудно… То же самое и с домом, мне думается.
Дмитрий: Я считаю, что наша планета — это совершенно конкретная величина, никакой абстракции в этом нет. 44 000 километров в обхвате, это совсем не много. У Карла Сагана есть потрясающее высказывание по этому поводу, под фотографией Земли с расстояния около 6 млрд. км. Дословно не процитирую, но смысл именно в том, что всё человечество — это группа людей на крошечной пылинке в бездонном космосе, другого дома у нас нет. Это факт. Я думаю, спорить с тем, что это наш дом и что мы все должны быть ответственны за его состояние, бессмысленно
Андрей: Факт также и в том, что просто любить некое абстрактное человечество и сложно полюбить конкретного человека. Помнишь, у Грибоедова Чацкий спрашивает Софью: «Кого вы любите?», а она ему отвечает: «Ах, Боже мой! Весь мир!». И мы, читатели, понимаем, как пошло это звучит…
Михаил (Младший Сын Неба)
Михаил (Младший Сын Неба): Мне интересно слово «Совесть»
Андрей: Вообще о совести не так уж и много писали, на самом деле. По крайней мере, так сразу не припоминаю каких-то фундаментальных работ, посвященных именно совести как философской, экзистенциальной величине. Мой коллега, отец Стефан Домусчи, написал об этом кандидатскую диссертацию, там он очень подробно рассматривает феномен совести начиная с древних греков и отцов церкви вплоть до современности. Но я еще не читал его кандидатку. Она есть в Ленинке, впрочем, а автореферат можно и в интернете откопать, я думаю…
Совесть… Я помню, Шопенгауэр писал, что совесть, в отличие от категорического императива, начинает действовать уже после того как мы что-то сделали, то есть её функция оценивающая, а не повелевающая, как у кантовского категорического императива. Категорический императив указывает нам, как следует поступить, а совесть говорит нам уже постфактум, что мы поступили плохо. Совесть ведь ничего не говорит нам, когда мы поступили хорошо. Когда мы поступили хорошо, мы ничего не думаем вообще, потому что хороший поступок как бы не требует ни объяснения, ни раскаяния… Совесть включается тогда, когда сотворено зло. Притом язык нам подсказывает, что это нечто совместное, со-весть, то есть весть всем, весть на весь мир, мир как собор со-граждан, собор братьев… Потому совесть одна на всех. На китайца-конфуцианца и на русского православного философа. Совесть вне культуры, это фундаментальное человеческое свойство — реакция чистой человеческой экзистенции на зло. И потому как бы ни переводилось это слово, какой бы культурой оно ни было адаптировано, совесть есть, прежде всего, не феномен культуры, но феномен человека как такового… Вот как-то так я думаю.
Совесть вне культуры, это фундаментальное человеческое свойство — реакция чистой человеческой экзистенции на зло
Михаил: Да, очень интересно, спасибо. Казалось, что должно поступать «по совести», но ведь и действительно совесть включается, когда что-то уже было сделано не так — этакое неприятное послевкусие.
Выходит, что если человек хочет жить и поступать по совести, он или имеет в виду категорический императив, или просто хочет поступать так, чтобы совесть потом не мучила. Мне вот стало немного стыдно — понимаю, что если бы точно знал, что совесть не накажет, в некоторых моментах вполне бы закрыл глаза на категорический императив. Ну то есть перспектива наказания страшнее расстройства от несоблюдения кем-то предписанных моральных установок — ну кто мне этот ваш Кант, в конце концов? Пацаны ведь и до Канта как-то двигались. (Смеётся.)
То есть правильно понимаю, что нас удерживают от зла предохранитель в душе (боязнь угрызений совести), предохранитель духа или ума (желание быть достойным интеллектуальных достижений человечества и действовать сообразно категорическому императиву), предохранитель на физическом уровне (телесное наказание, тюрьма, каторга, смерть)?
Андрей: Перспектива наказания, страх всегда сильнее моральных доводов, я думаю! Древние китайцы хорошо это поняли, и поздние конфуцианцы, легисты, так и предложили сделать: заменить совесть страхом. Хан Фей Цзы это предложил. Наши (то есть древнегреческие) софисты предлагали нечто подобное, кстати. Но и Кант ведь тоже не сказал ничего нового, он просто языком своей философии высказал старинное правило нравственности, его еще называют золотым: не делай другому того, чего не желал бы себе самому. Но Кант еще замудрил и прибавил, что, мол, надо бы поступать так, как если бы максима (правило) твоего поступка было вселенским правилом, то есть если бы все поступали так же. И вот это важное дополнение, потому что ежели я поступаю хорошо из страха наказания, то ведь и другие поступают из такого же мотива…
Михаил: Спасибо. И действительно — если все будут поступать хорошо, истинная причина их поведения волновать никого не должна. Ну, как минимум, на бытовом уровне. А на каком уровне человек ограничивает себя посредством веры? Это ближе к душе, правильно понимаю?
Андрей: Мне думается, что вера не вписывается в моральные доктрины, по крайней мере не должна, иначе это пелагианство получается по итогу всегда. На мой взгляд, верное отношение веры и религии обозначил Августин в философии: добро это то (и только то), что дает Бог, и нет никаких иных критериев. Бог повелевает принести в жертву сына — я приношу его в жертву, подобно Аврааму… Не спрашиваю, не спорю. Истинно верующий должен быть готов в такому, иначе он верит не во Всемогущего творца, а в некий абстрактный принцип добра…
Михаил: В смысле, вписавшись в моральные доктрины, вера перестаёт быть верой и становится набором максим?
Андрей: Да, но… Ежели все просто будут поступать хорошо, не задумываясь о мотивах, и иначе поступать не смогут, то есть будут как роботы, то далее сценарий по Достоевскому: найдется какой-нибудь господин, который скажет всем: «А что, а не послать ли нам, господа, всё это благополучие к чертям собачьим, единственно ради того чтобы по своей глупой воле пожить и сделать себе же самим хуже!»
Философия не инструмент для чего-то, не средство… Она самоценна, она совершенно самостоятельная область человеческого бытия
Михаил: Да, похоже, отказ от контроля невозможен даже при невероятном сценарии «все просто будут поступать хорошо». А как ты совмещаешь занятия философией и религию? Хотя уже спрашивали, кажется.
Андрей: Трудный вопрос. Философия может всматриваться в веру как экзистенциальный феномен, думать о ней, познавать, но сама ею не будет. Есть собственно философская вера, как писал Ясперс, но это не вера в разум, это совсем другое… Философия не инструмент для чего-то, не средство, не служанка бого- или чёртословия. Она самоценна, она совершенно самостоятельная область человеческого бытия. И перед лицом философской рефлексии вскрывается лживость и несостоятельность многих религиозных доктрин, как вот того же пелагианства, например. Блаженный Августин — великий философ, и он в пух и прах разбил Пелагия и пелагианцев, которые хотели приручить Бога, засадить Бога в клетку из моральных понятий человека. Августин сказал: нет, Бог всемогущ, и Он свободен от ваших узких представлений о добре и зле, о должном и недолжном, вам не удастся оморалить Бога… В конце концов, конечно, им удалось, и Ницше вынужден был констатировать: Бог умер.
Михаил: Про соприкосновение философии и веры тоже как будто понял. Большое спасибо за ответы!
Андрей: Тебе спасибо за вопросы, дружище!
Владимиром Журавлём (Записки Неизвестного)
Владимир Журавль (Записки неизвестного): Слово «Падение»
Андрей: Мне вспоминается разговор Андрея Болконского с Пьером, когда Пьер упрекает друга, что тот не может простить «падшую» Наташу Ростову, хотя сам же Андрей говорил, будто падшую женщину следует простить. И Андрей ему отвечает, что, мол, он сказал, будто падшую женщину следует простить, но он не сказал, что он может её простить… Ну вот так, слово «падение» в первую очередь вызывает ассоциации с падением женщины. Сам я тоже не смог простить падшую женщину, кстати, хотя вообще интересно, что падшая женщина при этом всегда вызывала интерес у писателей. Вспомнить хотя бы Достоевского… Но я вот что думаю: правильна ли вообще эта фраза «падшая женщина»? Откуда павшая? Куда? Есть ли у женщины та самая высота, с которой она будто бы падает? Не придумали ли мы сами ей эту высоту? И не есть ли эта придуманная нами для женщины высота величайшая мужская иллюзия относительно женщины? Точно так же, как иллюзия — та бездна, куда якобы женщина может пасть… Ах да, и вот последнее: не придумала ли женщина сама себе эту высоту, чтобы сокрыть от мужчины то, что она вовсе не человек, но сама природа?
Nekby
Nekby: Есть два слова, интерпретацию которых я бы хотел услышать от тебя. Духовность и эволюция. Тебе какое больше нравится?
Андрей: Хорошие слова, оба нравятся. Правда, я не уверен, что предложу какие-то вменяемые интерпретации. В коне концов, изначально был договор на то, чтобы сделать не словарь терминов, но чтобы слова были поводом для беседы на ту или иную тему… Вот у тебя духовность и эволюция рядом идут. Для меня это два очень разных слова, даже в каком-то смысле противоположных.
Это и есть духовность — начинать сначала, всегда заново сталкиваться с фундаментальными проблемами человека, которые за две тысячи лет сущностно нисколько не изменились
Духовность не эволюционна, в том смысле, что в природе нет предпосылок для её возникновения. Вроде того, что: вот жила-была нормальная обезьяна, обезьяна как обезьяна, а затем вдруг у неё родилось мышление, творчество… Здесь нет связи, для мышления нет предпосылок, нет эволюции, по сути дела. В том смысле, что мы в духовной сфере, в сфере мышления, не можем стать на плечи тех, кто нам предшествовал. В природе — да: двуклеточное встает на плечи одноклеточного, трехклеточное — на плечи двух и так далее — и в процессе эволюции возникает какая-нибудь ящерица, из неё затем возникает крокодил. Но в духовной среде такого нет, и мы не можем встать на плечи, скажем, Платона, нет, мы должны будем вернуться к самым истокам, к тем же духовным проблемам, которые разрешал Платон, и столкнуться с ними лицом к лицу… Конечно, Платон нам оставил кое-что в наследие, но тут всё равно нет никакой эволюции, ибо мы вынуждены начинать с самого начала. Это и есть духовность — начинать сначала, всегда заново сталкиваться с фундаментальными проблемами человека, которые за две тысячи лет сущностно нисколько не изменились.
Андрей Бледный
Андрей Бледный (25/17): Моё слово будет «Пустословие».
Андрей: Нет ничего важнее «пустословия», как писал Витгенштейн. «Нет ничего важнее, чем конструирование вымышленных понятий, которые научат нас наконец понимать себя».
Бледный: У меня другие авторитеты! От всякого труда есть прибыль, а от пустословия только ущерб (Притчи 14:23).
Андрей: Так ведь от такого труда (конструирования понятий) самая главная человеческая прибыль! Отцы Церкви, апологеты, Августин, Фома Аквинский — они занимались именно таким трудом, который в глазах людей и есть «пустословие»…
* * *
Послесловие к Главным словам
Что еще остается сказать после того, как главные слова уже произнесены?
Но – произнесены ли они?
Мы приятно побеседовали со многими нашими отечественными рэперами. Кто-то откликнулся охотно, кто-то менее, кто-то слился на полпути, кто-то не откликнулся вовсе. С кем-то получилось сделать интересные и содержательные беседы, кто-то был не готов к такому формату (формату беседы) и опознал этот формат для себя как обычное интервью. Я изначально не собирался делать серию интервью. Беседа отличается от интервью тем, что в беседе значимы оба беседующих, они оба высказывают свою точку зрения, тогда как в интервью интересна лишь одна точка зрения — точка зрения интервьюируемого. К сожалению, не все были готовы к такому формату.
Наш проект показал, что русский рэп остро нуждается в таком формате беседы. Русский рэп, который претендует быть площадкой для обсуждения самых острых социальных, религиозных и философских вопросов, должен столкнуться с правдами этих вопросов, и потому моя роль в данном проекте заключалась в вопрошании, в каком-то смысле — в провокации.
Ницше, один из самых отчаянных и смелых философов, создал технику философствования молотом. Следует со всей силой мысли ударить по рассматриваемому предмету, и ежели предмет не разломается, то можно будет по звуку определить, пол он внутри или же наполнен. Так Ницше сделал с церковью, и она оказалась для него пуста, так он сделал с человеком, и историей, с моралью и так далее. То же самое я попытался сделать с русским рэпом.
Наш отечественный рэп не пуст, могу сказать со всей уверенностью. Но понять, чем он наполнен, не так-то просто. Спрашивать об этом тех, кто создает рэп, я считаю, непродуктивно. Творец, который отдает свое творение в мир, часто не понимает весь смысл и все значение того, что он сотворил. Сократ, по совету оракула обратившийся к поэтам, сказал, что поэты говорят много верного, но не понимают этого сами. Поэтому я намеренно не беседовал с рэперами о рэпе, а постарался побеседовать с каждым о том, что мне, как философу, представляется важным, главным, отсюда и название проекта — «Главные слова».
Я не доволен всеми беседами, однако считаю, что проект сыграл свою роль. Надеюсь, что роль положительную. Несмотря на то что список рэперов, которые приняли участие в проекте, далеко не полон, тем не менее, я считаю, что в проекте приняли участие одни из самых знаковых исполнителей. Очень надеюсь, что к корпусу наших бесед будут обращаться в будущем для осмысления того, что мы называет русским рэпом.
