Симбиоз человека и природы

Мы продолжаем публиковать перевод отрывков из книги «Философия симбиоза» («The philosophy of symbiosis») знаменитого японского архитектора и выдающегося мыслителя Кисё Курокавы (1934­  – 2007) — впервые на русском языке.

Японские дома — «временные прибежища», вписанные в природу

Буддизм учит о недолговечности всех вещей. Всё в мире, включая природу, постоянно изменяется, и мы должны осознать эфемерную природу жизни. Люди, животные, растения, всякая природа и сами Будды переселяются в рамках единой великой цепи бытия, и конечно, люди существуют в контексте этого постоянно изменяющегося процесса переселения. В этом смысле идеал, к которому людям надо стремиться, — это не завоевание природы, не уничтожение животных. Идеал состоит в том, чтобы быть частью жизни согласно её законам.

С древних времён японцы строили свои дома, как если бы они были временными прибежищами, и приобрели симбиотический образ жизни, основанный на учении о Непостоянстве. Ёсида Кенко, автор сборника под названием «Сочинения о недеянии» («Tsurezuregusa»), высказался следующим образом:

Я знаю, что дом — всего лишь временное пристанище, но как прекрасно находить такой дом, у которого гармоничные пропорции и приятная атмосфера. Каким-то образом ощущаешь, что даже лунный свет, проникающий в тихое прибежище человека, не обделённого вкусом, впечатляет более, чем когда бы то ни было. Какой-нибудь дом, хотя, вероятно, и не украшенный искусно или построенный не в соответствии с сегодняшней модой, понравится нам благодаря своей непритязательной красоте: рощица деревьев, оставляющая впечатление о древности, растущая согласно собственному порядку, обладает особенной привлекательностью; интересно построенные веранда и открытая деревянная ограда; несколько личных принадлежностей, небрежно оставленных вокруг, которые придают месту атмосферу обитаемости. Дом, аккуратно отполированный множеством рабочих, уставленный редкими китайскими и японскими предметами мебели, даже газон и деревья в саду, смотрящиеся неестественно, уродлив и вызывают грусть. Как возможно кому-либо жить продолжительное время в подобном месте? Даже самое поверхностное рассмотрение укажет на то, как подобный дом может в одно мгновение превратиться в дым.¹

Поскольку дом представляет собой не более чем временное прибежище, для его украшения не придётся тратить много сил. Даже когда он становится старым и обветшалым, лучше оставить его как есть и жить с ним в гармонии. В «Nampo Roku» Сен-но Рикию описывается как сторонник простой, естественной жизни: «Жилище, охраняющее от дождя и предоставляющее достаточно еды, чтобы предотвратить голод, — этого достаточно».

Японская культура — культура дерева. Мы всегда заменяли деревянные предметы в наших домах и зданиях по мере их старения и гниения. Кроме того, многие японские строения уничтожались буйством стихии — в тайфунах, землетрясениях и наводнениях, — и нам приходилось перестраивать дома после каждого естественного или рукотворного бедствия. Ощущение, что все здания являются не более чем временными пристанищами, возможно, частично обусловлено и этими обстоятельствами.

Вплоть до современности водная стихия в Японии не контролировалась, как сегодня, путём укрепления камнями и бетоном всех берегов и плотин в каждой дренажной системе. Подход был, собственно, прямо противоположным: плотина или берег всегда обеспечивались слабым звеном там, где избыток воды или наводнение привели бы к наименьшим потерям. Это естественный принцип, схожий с той функцией в организме, которую выполняет ключица — защищать шею или располагающиеся позади кости и ломаться вместо них.

Недавно мы разобрали дом, в котором мои дед и отец жили в течение многих, многих лет, расположенный в сельской местности префектуры Айчи. Это был дом с крышей из тростника, построенный в середине эпохи Эдо. Он пережил землетрясение Ноби в 1891, но всякий раз повреждался и во время ремонта терпел некоторые изменения и частично обновлялся. Даже учитывая это мы обнаружили, что некоторые древесные элементы были из эпохи Эдо, спланированные при помощи характерного инструмента этой эпохи — чона, а не с помощью обычного плана. Тростниковая крыша также раз в два — четыре года менялась на смежных сторонах.

Всё это показывает, сколько труда уходит на поддержку деревянной постройки. Но визуальная привлекательность таких естественных материалов как дерево, татами и японская бумага и даже их приятные запахи ценятся теми японцами, которые привыкли к жизни в среде, тесно связанной с природой. Возможно, мы хотим признать постепенное ветшание и коллапс зданий и плотин в качестве части естественного хода природы.

Японские дома проявляют более чётко выраженную тенденцию к объединению с природой, чем к нахождению в оппозиции к ней. Также и изначальный дух архитектуры чайной комнаты. Это архитектура, построенная путём собирания вместе предметов, находящихся под рукой, — деревьев и упавших веток в непосредственном окружении, а также полусгнивших лодочных досок. В итоге чайная комната выглядит не распланированной, но построенной в процессе естественного приращения.

Звуки насекомых — переходная область между шумом и музыкой

Другой важной чертой японских домов является открытость. Стоечно-балочная конструкция японского дома производит здание, не требующее стен. Если открыть раздвижные дверцы и внешние входные двери, дом становится полностью открытым, с энгавой, играющей роль переходного пространства между интерьером и садом. Японская архитектура даже включает в свои сады окружающую природу и близлежащие горы благодаря методике, известной как «заимствованные пейзажи», или саккеи. Один из видов забора, который используется в Японии чтобы окружить дома, называется икэгаки, или живая изгородь. Живой кустарник в данном случае выполняет архитектурную функцию стены. Однако живая изгородь отлична от каменной стены в том, что она не полностью изолирует от внешней среды. Сквозь неё можно наблюдать внешние пространства, и хотя она защищает личную жизнь проживающих, она является и продолжением естественного окружения, что демонстрирует японский тип частичной изоляции.

Слово «ne» (что можно грубо перевести как «звук», хотя смысловой оттенок несколько отличается, как мы увидим ниже) — это ещё одно ключевое слово для объяснения той неразрывности с природой, которую ощущают японцы. «Ne», однако, описывает не визуальную, но аудиальную неразрывность. В японском музыка обозначается словом «ongaku», что значит «наслаждаться звуком» (где «on» — другое произношение слова «ne», а «gaku» означает «наслаждаться»). «Neiro», или цвет звука, обозначает природу качества звучания. И когда ситуация для нас не складывается и мы ограничены безнадёжными обстоятельствами, мы «издаём крик» (ne o ageru).

В японских домах и ресторанах всё ещё существует обычай содержать насекомых в клетках, чтобы гости могли слушать издаваемые ими звуки, и чтобы напоминать о времени года. Но для японцев звуки насекомых не просто шум, это ne насекомых, естественная музыка. Одно слово — ne — объединяет и музыку, созданную людьми, и музыку природы, звуки насекомых. Ne служит переходной областью между простыми звуками и музыкой. И это ещё одно свидетельство в пользу того, что японцы предпочитают жить в гармонии с природой и быть с ней тесно связанными.

Запад — завоеватель и приручатель природы

В отличие от японской архитектуры, объединяющейся с природой и предпочитающей неразрывность с естественным окружением, европейская архитектура стоит в оппозиции к природе и делает акцент на собственной независимости и отделённости.

Европейские города отделяли себя от природы посредством возведения городских стен. Каменные стены европейских домов также отделяли интерьер от экстерьера, и чем больше они пытались обеспечить свою прочность, тем меньше становились окна и двери. В основе этого чёткого и радикального разделения пространства на интерьер и экстерьер лежит европейская философия дуалистической оппозиции человечества и природы. Взаимоотношения между природой и человеком состояли в том, что человек завоёвывал, приручал и использовал природу. Европейские сады, в особенности начиная от Ренессанса до периода Барокко, крайне искусственны и геометричны. Они в основном состоят из лужаек, напоминающих огромные зелёные ковры. Мы можем описать их как весьма идеализированные версии природы. Проходить через них представляется знаком победы человечества над природой, знаком одомашнивания природы.

В каком же контрасте это находится с традиционным японским садом, который пытается создать симулякр природы в качестве абстракции! Основное удовольствие, которое мы получаем от японского сада, происходит не от прохождения через него, но от открытия мира воображения при тихом его созерцании. Разумеется, многие знаменитые японские сады также позволяют прогуляться по ним. Но в большинстве случаев дорожка жёстко ограничена  определённой областью. Даже те японские сады, которые созданы специально для прогулок, спланированы для обозрения сада на различных площадках в течение прогулки.

От продажи лесов к их совместному пользованию

В своих позициях в отношении лесов японцы и европейцы также значительно отличаются. Большинство европейских лесов были посажены человеком и выращены в течение долгого времени. Другими словами, они представляют собой прирученную версию природы. Они состоят из широколиственных деревьев, периодически сбрасывающих листья, с незначительным мелколесьем. Они весьма освещены. Они даже включены в городскую жизнь как рукотворные живые пространства, в которые люди могут свободно и без малейших проблем проникать. В Европе есть множество детских сказок про лес: истории про Вильгельма Телля, Робина Гуда и Белоснежку описывают лесную жизнь. В Японии, с другой стороны, леса в большинстве своём состоят из вечнозелёных хвойных деревьев. Поверхность густо покрыта низким кустарником. Там обитает множество змей, многоножек и прочих насекомых, а местность крайне болотистая. Большая часть японских лесов — горные леса, которые не очень доступны. Как результат, в Японии с древнейших времён проявлялась сильная тенденция к поклонению самим горам в анимистическом смысле. К ним относились как к священным местам, местам обитания духов, местам погребения, логовам великих змеев или белых змеев. Единственные люди, которые там жили, были отшельниками или скрывающимися поверженными воинами. Они не являлись элементом повседневной деятельности, но предназначались для созерцания издалека. Это была природа как духовная поддержка.

Отношение японцев к природе осталось в основе своей неизменной и до текущего дня. Горы, заключающие в кольцо японские города, не включены в жилое пространство города, они существуют в симбиозе с городом как «заимствованные пейзажи». Японцы не проникают в леса по собственной воле, как это происходит в Европе.

На самом деле, это основная проблема, которая возникает по мере того, как стоит вопрос сохранения японской природы. Поскольку у японцев отсутствует прямое взаимоотношение с природой в их повседневной жизни, они не осознают необходимости охранять естественное окружение. Традиционное японское симбиотическое отношение с природой находится в прямом противоречии со взаимоотношениями с естественной природой, в которых мы сейчас состоим. Правда такова, что естественная среда в Японии находится на грани катастрофы.

На международном рынке японские леса более не являются коммерчески успешными. Это привело к серьёзной нехватке лесной продукции в Японии и подтолкнуло японские леса к критическому состоянию. Ситуацию усугубило и то, что японские областные центры претерпевают внезапную урбанизацию, похожую на ту, которая очень расширила Токио. В пригородах таких городов вырастают большие жилые пространства. Поскольку большинство людей в этих областных центрах хотят иметь собственный дом, рост населения в них сопровождается широкомасштабной трансформацией сельских и лесных пространств в жилую площадь.

Подобное явление маловероятно в Европе, ибо европейцы более адаптированы к соответствующему пользованию природной среды. Поскольку они знают природу и имеют прямой опыт общения с ней, они испытывают сильную необходимость её защищать. В будущем японцам придётся преодолеть своё абстрактное духовное ощущение природы и связать свои леса с городским пространством, создавая леса, которые можно было бы соответствующим образом использовать. Чтобы это произошло, японцам придётся изменить их наиболее фундаментальное восприятие проблемы восстановления лесных массивов и лесопромышленности. До сих пор в японской лесопромышленности наивысший приоритет давался быстрорастущему лесу, который продаётся по высокой цене; в особенности — таким вечнозелёным растениям как кедр, кипарис и сосна. Теперь же мы должны обозначить области для посева лиственных деревьев и создания ярко освещённых лесов, которые могли бы служить в качестве рекреационных зон. Мы должны восстановить симбиоз человечества и природы в повседневной жизни, изменив свою стратегию от стратегии продажи лесов к стратегии обладания ими в национальных масштабах.

Парки Франкфурта и Дюссельдорфа полны птиц, белок и всевозможных видов насекомых. Симбиоз людей, населяющих эти города, с природой — со станциями метро и шоссе, находящимися поблизости — впечатляющее явление. В наших городах необходимо построить места подобные этим, в которых человек и природа сосуществовали бы в симбиозе.

Городская пастораль: город-сад и пассажирские вертолёты

Симбиоз человека и природы — это не только симбиоз с деревьями, птицами, мелкими животными и насекомыми. Предметы, производимые человеком, также по прошествии времени становятся частью природы. Нам следует понять, что не только рукотворные озёра, каналы и леса, но даже наши города и технологии являются частью природы. Двойственный дуализм, согласно которому всё, что сделал бог, есть природа, а всё, что сделали люди, есть искусственное (и тем самым противостоящее природе), больше не работает.

Когда большинство японцев рождались и росли в сельской местности, большинство городских жителей составляли те, кто родился в деревне и переехал в город. Их воспоминания о сельской местности были всё ещё сильны и дороги им. И вполне естественно было, что они воспринимали город как нечто противоположное природе. Однако сегодня около 80% японцев рождаются в городах. И так же естественно, что сегодня большинство детей, рождающихся и взрослеющих в городе, не имеют ни воспоминаний о природе, ни опыта общения с ней. Если спросить некоторых детей, откуда берутся стрекозы, жуки и другие насекомые, они, скорее всего, ответят: «Из зоомагазина в районном супермаркете». В подобных обстоятельствах нет ничего удивительного, что выросло целое поколение, воспринимающее город в качестве природы и бетон в качестве земли. Вполне возможно, придёт время, когда город и технология и вправду станут частью природы.

Мне кажется, что двадцать первый век станет веком динамического симбиоза города и природы, который, как описала Сонтаг в своей «городской пасторали» или Фрэнк Ллойд Райт в футуристическом видении «города-сада», пересекаемого пассажирскими вертолётами. В обоих случаях заметно движение от города или природы к сосуществованию города и природы. Между прочим, Эдо был полностью искусственным городом. Нобору Кавадзое в своей книге «Изначальный облик Токио» (Tokyo no Genfukei) утверждает, что, хотя Эдо являлся городом без публичных зелёных участков, он был усеян рынками, где продавались растения, его горожане выращивали карликовые деревья, а улицы и аллеи были полны цветущих вьюнков и тыкв.² Жители Эдо воплощали своё представление природы через свои искусственные дополнения к ней, выращивая карликовые деревья.

Понимание города как места, где люди живут в симбиозе с технологиями, животными и птицами, насекомыми и растениями, карликовыми деревьями и рукотворными лесами, грядёт не в таком уж далёком будущем.

Коммунальное пространство для сотворения природы

Охрана природы должна быть чем-то большим, чем просто призыв к сохранению лесов или деревень; она должна включать в себя и создание новых лесов в таких крупных городах как Токио.

Как в случае с Национальным трастом Великобритании и природоохранными и культуроохранными движениями в Европе и Соединённых Штатах, охрана природы должна начинаться со вклада в защиту нашей естественной и культурной среды. Будь то ради сохранения определённых городских пейзажей, или культурных сокровищниц, или исторических зданий, любые подобные действия должны начинаться со вклада, каким бы малым он ни был, со стороны людей, которые занимаются проблемами сохранности мест или зданий, и оттуда уже может начать развиваться крупномасштабное движение.

В Японии, однако, подобное начинается сверху вниз, с группы «экспертов», призывающих к сохранению природы или культурных памятников и громко протестующих против «развития». Но те же самые эксперты не совершают никаких усилий по поднятию средств, необходимых для охранительных мероприятий. Или они требуют защитить зелёные пространства, окружающее города, фермы и леса. Однако фермы — это места, где выращиваются рис и овощи, а леса выступают источником лесодревесной продукции. В периоды, когда такие предприятия находятся в беде или терпят убытки, безответственно настаивать на том, что фермы и леса необходимо сохранять без одновременного осуществления некоторой экономической помощи по превращению их в рентабельные предприятия для владельцев.

Мы не можем попросту рассчитывать на природные условия, оставленные нам усилиями наших предков. Взамен на развитие тех участков, которые развить необходимо, мы ещё должны проводить работу по созданию новых, рукотворных природных зон, чтобы оставить их нашим потомкам. В Токио, например, у храма Мэйдзи во владении огромная лесная область. Она похожа на естественный лес, но в действительности является рукотворной, созданной всего семьдесят пять лет назад. За короткий промежуток времени человек создал подобие естественного леса. Это взгляд на лес не как на священную землю или место обитания духов, но на природу как часть жилого пространства города.

В плане по перестройке Токио³ я предложил создать три лесных участка, по десять тысяч гектаров каждый. Эти леса вдохновлены лесом Мусасино, единственным существующим в районе Канто. Это были бы леса, которые можно было бы использовать, смешанные леса лиственных деревьев, которые комбинировали бы с точки зрения функции и ощущений два традиционных типа деревьев Японии: священный лес, окружающий синтоистские храмы, располагающиеся в каждой деревне старой Японии, и леса, создаваемые вокруг домов в сельских сообществах для защиты от буйства тайфунов.

Подобный образ мышления также важен для симбиоза частного и коммунального пространства в городской среде. В современном городе существует частная собственность, находящаяся во владении лиц или коммерческих предприятий, и общественная собственность, наподобие дорог и парков, построенных и содержащихся на общественные деньги. Изначально, однако, в Японии существовали переходные области между публичным и частным — коммунальная область. В агрокультурных сообществах водные угодья и общинная земля были типом коммунальной собственности, разделяемой всеми жителями села в равной степени. И как нам известно, в Киото улицы были примером коммунальной собственности, администрируемой чогуми, или районным управлением, состоящим из домов по обеим сторонам улицы. В городских районах Эдо дома возводились четырёхсторонними блоками, фасадами наружу, формируя улицы. Такая районная планировка оставляла открытое место позади домов в центре, которое называлось сайсё,  или место собрания, и также являлось видом коммунальной собственности.

Город Нагойя приобрёл свою уникальную планировку в период Эдо. Каждый район был, как город Эдо, разделён на длинные узкие участки с фасадами, выходящими на главные улицы. В узком, пустом пространстве позади домов строились храмы или кладбища, с узкими дорожками, ведущими от них на улицы. Они назывались кансё, или место бездействия, и также были коммунальным пространством.

Сегодня, когда частной собственности у нас не так много, мы часто находимся в пространстве, администрируемом городом или префекторией, так что у нас нет мотивации к уходу за ним. Если оно загрязняется, мы можем позвонить в соответствующий офис или бюро жалоб, но едва ли мы станем сами убирать его. Во времена существования коммунального пространства, однако, каждый нёс ответственность за сохранение разделяемого пространства, и также оно служило игровой площадкой для детей без того, чтобы родители волновались об их безопасности. Коммунальное пространство было переходной областью между частной и общественной собственностью.

Деятельность Национального траста Великобритании по сохранению окружающей среды и покупке культурных достояний может также быть воспринято как защита коммунальной собственности. В Японии в последнее время тоже наблюдаются отрадные подвижки; тут можно привести в пример японский вариант национального траста и стихийное движение по сохранению естественных лесов в Сиретоко, Хоккайдо.

В обновлении и перестройке наших городов в двадцать первом веке нам придётся возродить многие формы коммунальной собственности — переходной области между частной и общественной собственностью. Это будет связано и с созданием природной среды в городских пределах, что может выразиться в маленьких участках с естественной природой или даже пространствах под карнизом какого-нибудь здания. Или, как я сделал в главном офисе банка Фукуёка, это может быть частная собственность, открытая для публики. Мы должны на практическом уровне повседневной жизни использовать различные средства для обеспечения симбиоза людей и природы в городах.

В Японии прошлых лет заимствование пейзажей было прекрасным способом по достижению симбиоза с природой. Оно означало включение окружающей природы и естественных пейзажей в жизнь людей. Дворец усопших Сюгакуин — знаменитый пример использования подобной методики. Это было эффективно во времена, когда плотность населения была низкая, а богатые естественные ландшафты сохранялись рядом с городами. Но сегодня мы не можем заимствовать всё у природы. В рекреационных зонах многие заимствуют у природы красоту, но забывают, какое уродство представляют их собственные загородные дома. Истинное заимствование пейзажей учитывает, что я являюсь частью ландшафта, и что кто-то смотрит на меня. Другими словами, мы должны уделять столь же много внимания пейзажу, в котором мы живём, сколько тому пейзажу, который заимствуем.

Продолжение следует…