Философия каракури: Симбиоз технологии и человека

Мы продолжаем публиковать перевод отрывков из книги «Философия симбиоза» («The philosophy of symbiosis») знаменитого японского архитектора и выдающегося мыслителя Кисё Курокавы (1934­  – 2007) — впервые на русском языке.

Чайная комната в космическом шаттле

На Западе технология и человечество рассматриваются в оппозиции по отношению друг к другу. Представление, что по мере развития технологии люди отделялись и отчуждались от природы, без сомнения, связано с наивной критикой цивилизации Жаном-Жаком Руссо и его призывом «вернуться к природе». Однако никто из тех людей, которые объективно оценивали те блага, предоставляемые нам современными научными технологиями в повседневной жизни, не отказался бы от них.

Наш выбор — это не двойственный, дуалистический выбор между технологией и человечеством. Вызов, который нам сегодня брошен, состоит в необходимости развить философию, которая гуманизировала бы технологию. Как я уже писал ранее, моё рабочее пространство с компьютером IBM располагается рядом с моей чайной комнатой, Юисикан, и имеет с ней общий вход. Здесь создано пространство, в котором последние технологии сосуществуют в симбиозе с традиционным, естественный искусством чайной церемонии без малейшего диссонанса. Рабочая комната — очень приятное место. «Чайная комната в космическом шаттле» — девиз, который я придумал, чтобы обозначить симбиоз человечества и технологии. Космический шаттл, пролетающий в небесах под огромной нагрузкой, сам по себе не представляет зрелой технологии. Когда будет запущен космический шаттл, который заключал бы в себе пространство для человека в виде чайной комнаты, лишь тогда сможет он принести человеку новую радость и удовольствие.

«Чайная комната в космическом шаттле» — девиз, который я придумал, чтобы обозначить симбиоз человечества и технологии

В Японии технология рассматривается не в качестве противопоставления, но в качестве дополнения человеку. Мы можем найти концепцию симбиоза человека и технологии в японской традиции периода Эдо в виде восхищения автоматами, или каракури. В 1815 году был опубликован «Учебный иллюстрированный каталог автоматов» (Karakuri Kummo kagamigusa) Тагайя Канчидзена, а в 1798 — «Иллюстрированный альманах автоматов» (Karakuri zui) Хосокавы Йоринао. В тот же период в Осаке популярностью пользовались пьесы Такеды с применением автоматизированных марионеток (в действительности ставших настолько популярными, что весь жанр был назван его именем — пьесы Такеды), а старший плотник Хасегава Камбей изобрёл ряд механических сценических устройств для театра Кабуки и вывел народное искусство на новый уровень по зрелищности и  эмоциональности.

«Иллюстрированный альманах автоматов» включает в себя и схему прототипа сегодняшнего робота — куклы, переносящей чай (chahakobi ningyo). Вот как она работает. Когда хозяин, сидящий напротив гостя, вкладывает в руки куклы чашку чая, она несёт её гостю. Гость забирает чашку у куклы, и та останавливается. После того, как гость выпивает чай, он вкладывает чашку обратно в руки куклы. Она поворачивается и возвращается к хозяину с пустой чашкой. Механизм данной куклы состоит из пружины, сделанной из китового уса, и сложной системы механизмов блокировки. Сама кукла сделана в форме прекрасного ребёнка, а не в виде машиноподбного западного робота. В период Эдо технология не проявлялась во внешнем виде устройства, но незримо помещалась вовнутрь, предоставляя людям возможность ощутить нечто удивительное, присутствие тайны. Роль машин состояла не в том, чтобы демонстрировать свои собственные независимые идентичности, а в том, чтобы показывать идентичности людей.

Примеры архитектуры каракури включают в себя и подвесные центральные колонны ряда пагод и спиралевидные структуры «устричных» башен, или садзаедо. Пятиэтажная пагода в Янаки Каннойи, построенная в 1627 году, и пятиэтажная пагода в Никко, построенная в 1818, имеют подвесные центральные колонны, свисающие сверху и не касающиеся земли. Они ничего не поддерживают. Назначение центральных колонн не в том, чтобы прямо поддерживать пагоду, но в том, чтобы снизить центр тяжести всей структуры, тем самым стабилизируя её. Примеры «устричных» башен можно найти в Сансодо (построена в 1779), Ракандзи, и в Садзаедо, располагающемся в Сеисюдзи, Айдзу Вакамацу (построена в 1796). Внешние стены этих зданий вздымаются и падают в виде спиральной структуры, навевая мысли о буддийской идее перерождений, создавая возможность бесконечного путешествия вверх и вниз по башне.

Всё это примеры того, как путём гуманизации технология в Японии делалась бесконечно привлекательной по сравнению с непривлекательными, открытыми механизмами Запада.

В эпоху биомации — каковы пределы медицинской технологии?

Доктор Кадзухико Ацуми привлёк международное внимание благодаря трансплантации механического сердца козлу — и сохранению его в живых в течение 344 дней. Именно Д-р Ацуми придумал термин «биомация» (biomation), чтобы обозначить  применение технологии к области биологии. В докладе для одной конференции он сказал следующее относительно судьбы биомации в двадцать первом веке.

Развитие технологии позволило заменить человеческую рабочую силу на механическую, другими словами, оно позволило автоматизировать труд. Работа, осуществляемая машинами, постепенно эволюционировала от физического труда — как в случае с паровым двигателем, автомобилем, конвейером, телеграфом, телефоном, печатной и копировальной машинкой — к умственному труду, осуществляемому компьютерами и другими аппаратами «искусственного интеллекта». Итоговый результат вылился в широкое распространение информационных технологий, которые, в свою очередь, способствовали эволюции информационного общества. Однако вместе с этим информационное общество породило такие проблемы, как стандартизация, гомогенизация и отчуждённость. Чтобы решить эти проблемы, мы должны вынести урок из утончённого поведения живых организмов и из программного обеспечения. Другими словами, свадьба автоматизации рукотворных технологий и биологии живых существ породила технологии нового человеческого общества. Я называю такой гибридный продукт биомацией. Эпоха биомации станет эпохой гуманности, свободы, множественности, индивидуальности, искусства, отдыха, здоровья и медицины.¹

Со времён работы Джона фон Неймана относительно автоматов, скорость мыслящих машин невообразимо возросла, и теперь приблизилась к уровню мыслительных процессов человека. В постмашинную эпоху, люди и машины будут существовать даже ещё более близко и создавать в определённых областях, на пересечении границ между ними, симбиоз между человеком и машиной. Даже сегодня, например, некоторые люди живут с ритмоводителем, имплантированным в их сердце. Искусственные конечности настолько продвинулись в технологии, что они по своей сложности приближаются к человеческим. Механизированным имплантантам, поддерживающим или заменяющим биологические функции человека, суждено приобрести всё большую роль.

Существует также и обратная возможность: люди могли бы заменить часть машины. Один из последних фильмов, например, рассказывает о заводе по получению плазмы, в котором тысячи человеческих тел в вечной коме используются для производства крови, которая затем отвозится дли использования живыми людьми. Это фабрика по производству крови, которая инкорпорирует людей в качестве части своих механизмов.

Разумеется, большинство японцев чувствуют стойкое отторжение к идее применения коматозных пациентов для производства крови. Однако, определённо, есть некоторая вероятность, что подобное могло бы случиться в ближайшем будущем, когда это станет технологически выполнимым. Когда это случится или даже до того, как это случится, скорее всего, будут вестись страшные дебаты: Должны ли мы это разрешить? И если мы должны, следует ли нам рассматривать этих коматозных пациентов как людей или как машин?

С прогрессом медицины и биотехнологии будет поднято множество новых и сложных биоэтических вопросов. По этому вопросу д-р Ацуми высказался следующим образом: «Новой медицинской технологии, вроде трансплантации сердца, искусственного осеменения, генетической медицины и синтеза живой ткани, суждено фундаментально изменить образ мышления общества, и потребуется прийти к ценностям новой этики».

Я считаю, что одним из подходов к этой проблеме может стать разделение между частями тела, которые можно заменить, и теми, которые заменить нельзя. Волосы человека, например, используются для термометров. Без сомнения, волосы — часть человеческого организма, но поскольку она отрастает, её использование повсеместно считается позволительным. Кровь также заменяема. На индивидуальность человека или его характер не будет оказано никакого влияния, даже если вся его кровь будет заменена путём переливания. До определённых пределов, кожа и некоторые органы также заменяемы, и сегодня в действительности их трансплантируют от человека к человеку.

Если в своих размышлениях мы будем держаться этой линии, то, наконец, придём к мозгу, который управляет духовной и ментальной активностью, лежащей в основе личности человека. До той поры, пока мозг здоров, личность остаётся личностью; все другие части тела восполнимы. У терминальных коматозных пациентов мозг не функционирует. Они не обладают ни волей, ни мышлением, ни ощущениями. Мы можем рассматривать их состояние как крайность, где только те части тела, которые заменяемы, продолжают жить. Разумеется, мы должны уважать таинство смерти, но если для функций мозга нет ни единого шанса оказаться восстановленными, и человек, будучи ещё живым, выразил согласие, вполне приемлемым может стать разрешение использовать тело человека для производства крови во благо других людей. В итоге это становится вопросом индивидуального выбора каждого.

Границы между жизнью и смертью, человеком и машиной

Однажды я посетил немецкий госпиталь для инвалидов, в котором ухаживали за примерно двадцатью детьми, страдавшими гидроцефалией. Гидроцефалия увеличивает череп до метра в окружности. Все эти дети были подвешены с потолка вниз головой. Они не могли бы выжить в какой-либо другой позе. Если их всех поставить на ноги, вес их голов сломает их шею, а если их положить, то какая-либо вибрация может встряхнуть голову, что опять-таки приведёт к смерти. Но они могут выжить в течение некоторого времени, если будут висеть вниз головой.

Госпиталь старался сделать всё возможное, чтобы оставить их в живых, надеясь, что когда-нибудь будет изобретён чудодейственный способ лечения, который мог бы их излечить. Дети улыбались мне, когда я туда пришёл. Хотя их черепа были чрезвычайно увеличены, их лица имели нормальный размер, и казалось, что они собраны вместе где-то в середине. Но, несмотря на их улыбки, я задавался вопросом, можно ли таких детей, которые висят вниз головой и могут выжить только несколько лет, называть полноценными человеческими существами, и были ли они действительно счастливы. Без каких-либо сомнений очевидно, однако, что гуманистическая позиция заключается в том, чтобы считать, что любой человек, без разницы сколь слабый, имеет право жить и что мы должны сделать всё возможное, чтобы помочь ему. Противоположное убеждение, что слабый и калека должны быть убиты, не отличается от гитлеровского элитизма, нацистской философии расы господ.

На практике все люди находятся где-то между этими двумя полюсами. К примеру, каждый год в Африке миллионы людей умирают от голода. Если бы каждый японец пожертвовал десять процентов своего годового дохода для облегчения голода в Африке, можно было бы избежать всех этих жертв. Но никто не идёт в своих усилиях так далеко. Сохранение жизней других прекрасная вещь до тех пор, пока она не доставляет вам неудобство. СПИД представляет собой другой пример. Некоторые люди настаивают на человеческих правах пациентов со СПИДом, тогда как другие утверждают, что их следует отправить на карантин и запретить вступать в контакт со здоровыми людьми.

Сострадание — крайне дорогостоящий проект, и в некотором смысле он очень неэффективен

Защищая права больного СПИДом, мы навлекаем на себя риск, что его смертельная болезнь распространится на других, вместо убеждения, что человеческая жизнь не имеет смысла, если она не гарантирована всем. В итоге, мы должны примириться с фактом, что СПИД распространится до определённых пределов. Сострадание — крайне дорогостоящий проект, и в некотором смысле он очень неэффективен. Тем не менее, мы не можем принять нацистскую философию, что слабые и «низшие» должны умереть. Какова бы ни была цена, человечество как целое должно создать структуру, в которой слабые могли бы жить с сильными, больные со здоровыми. Если общий консенсус человечества состоит в том, что оно как целое должно быть «улучшено» и его выживание имеет приоритет над отдельными жизнями, тогда, разумеется, элитизм будет одним из способов достижения этой цели; тем не менее, мы безусловно вместо этого выберем путь жизни в симбиозе со слабыми и больными, даже если это неэффективно и значило бы ухудшение выживания человеческой расы в целом.

Достижения науки и технологии превратили доселе чёткие границы между жизнью и смертью, человеком и машиной, в туманные, и человечество ожидает новая этическая повестка дня. Нет сомнений в том, что вопрос симбиоза человечества и технологии, включая комплексные проблемы, обсуждаемые выше, будет давить на нас со всё более возрастающей силой по мере того, как мы приближаемся к двадцать первому веку.

Конец иерархии и антропоцентризму

Другой вопрос, который встанет перед XXI веком, — это создание нового способа восприятия жизни и смерти, и нового образа жизни, соответствовавшего бы ему. Общество, управляемое модернизмом, — то есть индустриальное общество — возложило на жизнь бὸльшую ценность, чем в любой другой период человеческой истории. Излишяя переоценка человеческой жизни содержит в себе очень большую ошибку по двум аспектам.

Во-первых, она придаёт особую ценность человеческой жизни за счёт других видов жизни. В своей крайней форме эта точка зрения порочит все другие формы жизни в обратной пропорции относительно важности, которую они играют в жизни человека. Точно так же, как когда-то бог был абсолютным бытием, теперь человечество здесь, на земле, стало абсолютной формой бытия. Это иерархия, антропоцентризм, который размещает человека в центре и всю остальную жизнь на периферии. По сути, совершенно естественно, что данное отношение должно подвергнуться нападкам со стороны экологической науки.

Однако ответом на проблему, очевидно не будет возвращение Земли к эпохе, когда жизнь только появилась на планете. В экологии природы существует естественный отбор: слабые поедаются сильными. Внезапный взрыв популяции одного вида приводит другой вид к вымиранию. Если критика подобного антропоцентризма не представляет собой больше чем избыточную веру в экологию, мы впадаем в позицию обыкновенной двойственной оппозиции, или дуализма.

Человечество не может жить без того, чтобы поедать других живых существ. Слишком близоруко было бы рассматривать вегетарианство в качестве более предпочтительного с экологической точки зрения, чем употребление мяса. Мой учитель Сиё Бенкио в своём буддийском учении о симбиозе описал человеческое состояние, факт, что мы должны есть другие организмы, чтобы жить, как взаимное отношение бытия, жизни и отдавания своей жизни. Будда, люди, животные, растения и камни у реки — все живут в симбиозе в гигантском жизненном цикле. Они живут и отдают свою жизнь в симбиозе. Люди потребляют другие формы жизни в качестве овощей и мяса, рыбы и риса, но когда люди умирают, они возвращаются в землю и, в свою очередь, становятся пищей для растений и животных.

Камни у дороги — минералы и неорганические вещества — в той же мере необходимы для сохранения человеческой жизни. Ни рассмотрение человеческой жизни как более важной, чем другие формы жизни, ни предложение вернуться к экологии какого-либо дочеловеческого периода не являются правильными альтернативами. Всё рассмотрение предмета жизни и смерти должно начинаться с признания других форм жизни. Образ жизни, основывающийся на осознании, что все мы живём благодаря другим живым существам, представляет собой философию симбиоза. Образ жизни, попросту рассматривающий другие виды как источники пищи и сырья, в результате создаст нужду в новом способе жизни и образе мышления.

Человеческое существование в переходной области

Вторая ошибка — рассматривать человека как одинокий организм, отделённый от других организмов. Тщательное размышление показывает, что люди не состоят из двух противоположных элементов — материи и духа. Наша брюшная полость населена различными организмами, включая разные вирусы и бактерии. Мы не смогли бы жить без них. Вдобавок, в наших телах можно найти всевозможные виды неорганических веществ, они поддерживают нашу жизнь. Также в телах большинства людей, даже если они не больны, живут болезнетворные организмы и вирусы. Мы сосуществуем с этими организмами. Человек в действительности есть симбиотический комплекс из множества живых существ, состоящих в динамических взаимоотношениях друг с другом.

В отличие от этого, точка зрения на человечество, которое практикуется при модернизме, заключается в том, что мы представляем собой чистый организм, состоящий из материи и духа. Эта абстрактная и недееспособная модель человека стала тем, что мы называем человеческим существом. Концепция здоровья напоминает об этом прогрессе. Она означает бесконечный подход к всё более и более чистому человеку. Вторжение какой бы то ни было другой формы жизни называлось болезнью, и эта жизнь оценивалась как враг, агрессор. Классическая западная медицина рассматривала лечение как убийство этого захватчика; одним из её типичных видов лечения является хирургия — отрезание производителя болезни и даже «захваченной» ткани вместе с ним.

В последнее время другие методы лечения привлекают всё больше внимания, включая и холистическую медицину, которая стремится поощрять естественные защитные механизмы организма и задействовать ментальные и духовные силы, чтобы помочь телу. Также изучаются методы традиционной китайской медицины, однако убеждение, что здоровый организм — это организм, отделённый от всех чужеродных тел и форм жизни, очень сильно.

Избыточное утверждение жизни представляет собой абсолютный страх смерти. Сегодня люди больше боятся болезни и смерти, чем войны. Как выразилась Сьюзен Сонтаг, болезнь — в особенности такая неизлечимая как рак или СПИД — стала ненужной превалирующей метафорой смерти и страха. Она привела общество к постоянной тревоге.

Боясь смерти, люди пытаются избежать даже мысли о ней. Они пытаются наслаждаться жизнью, изгоняя смерть из сознания, отрицая её. Но от рождения мы наполовину здоровы, наполовину больны. Не существует ни одного абсолютно совершенного человека, который от рождения совершенно чист, совершенно без какой бы то ни было другой формы жизни в себе, который никогда не испытывает физических проблем. Во всех людях заложено некоторое физическое несовершенство, в большей или меньшей степени, и все мы живём в симбиозе с другими организмами, вроде бактерий и вирусов.

Болезнь является не более чем коллапсом этого симбиотического баланса, изменением, ведущим к смерти. Все люди живут в переходной области между тотальной жизнью и тотальной смертью. В будущем медицинская наука, без сомнения, будет продвигаться в направлении исследования того, как сохранять это промежуточное состояние — состояние симбиотического баланса с болезнетворными организмами. Философия симбиоза — философия наслаждения симбиозом жизни и смерти.