Исцеление от кошмаров вьетнамской войны, трансперсональная психология и интегральный подход: интервью с Дэрилом Поулсоном

Первая часть интервью с д-ром Дэрилом Поулсоном, взятом Евгением Пустошкиным посредством конференц-звонка 12 января 2017 специально для онлайн-журнала «Эрос и Космос». Публикуется впервые.

­

— Дэрил, приятно с вами беседовать. Для меня это необычное интервью. Помню, как я переводил ваш обзор книги Хорхе Феррера «Новый взгляд на трансперсональную теорию» где-то, пожалуй, 7–8 лет назад, может и раньше. Я рад, что прошло столько лет, и вот мы общаемся. Я этому очень радуюсь.

— Да, и я тоже, весьма и весьма.

— Итак, начнём продвигаться постепенно, чтобы найти какие-то траектории для развития диалога, дабы это стало интересным опытом для нас обоих. Я уверен в том, что все русские читатели будут признательны, если вы поделитесь своим опытом применения интегрального подхода к своей личной жизни и работе, причём я имею в виду вообще работу всей вашей жизни, а не только лишь бизнес. Мне известно, что вы написали сами и в соавторстве несколько книг, но перед тем, как мы их обсудим, я хотел бы расспросить тебя о твоей жизни, — быть может, потому что всё, что я знаю, почерпнуто из сведений, опубликованных онлайн, которые я изучил перед интервью. Так что, быть может, будет хорошо, если вы можете немного о себе рассказать, в рамках краткого знакомства, чтобы мы уловили общую картинку.

— Хорошо, так и сделаю. Меня зовут Дэрил Поулсон. Я родился в Грейт-фоллз, штат Монтана. Если помните времена Холодной войны, — вероятно, вы слишком молоды для этого, — но тогда случился кризис, связанный с размещением советских ракет на кубе. Помните ли вы этот период или были слишком молоды для этого?

—  В силу молодого возраста я только знаю об этом кризисе постфактум, из третьих источников.

— Да, что ж, Грейт-фоллз служили одной из основных баз, где были размещены ракеты, которые в случае войны должны были атаковать Россию. Все знали, что мы были мишенью. Все просто думали: боже мой, это плохо. Я тогда учился в старших классах школы, и дела у меня шли не очень хорошо. Я ненавидел школу. Всё шло из рук вон плохо с английским и математикой. Я закончил школу, но в то время меня интересовала перспектива службы в корпусе морской пехоты. До меня доносились слухи о Вьетнаме, но я никогда не связывал напрямую службу в морской пехоте с войной во Вьетнаме, пока не начал там службу. Это стало шоком, но вместе с тем и вызвало интерес. Я думал, что меня сразу же отправят в пехоту, и, пожалуй, в таком случае у нас с тобой не было бы этого конференц-звонка. Я был бы уже мёртв. Но я должен был пройти тест на языковые способности. И я получил наивысший балл на нём. Я не мог в это поверить. Так что меня послали в столицу, Вашингтон, на 47 недель, в течение которых я учил вьетнамский язык.

— Сколько вам было лет?

— Мне было двадцать. Нет, пожалуй, девятнадцать. Мне было девятнадцать лет, и я поехал в Вашингтон, начал учить вьетнамский, чтобы стать переводчиком. В 1968 году меня отправили во Вьетнам. Вьетнам не был в то время хорошим местом. Нашу военную базу обстреливали ракетами, артиллерией, вновь, вновь и вновь. Далее в нас стреляли и чего только не было, а артиллерия обстреливала нас за пределами базы. Так что это нечто совершенно отличавшееся от обычной жизни. Мне пришлось встретиться со множеством засад, мин и т. д. В любом случае, дело обстояло так, что в одну минуту ты весело с кем-то перешучиваешься, а несколько минут спустя они уже мертвы. С этим трудно примириться. Всё время думаешь: да что же, к чёрту, происходит! Помню, как я тогда думал о Боге. Помню, как я представлял себе Его сидящим на небесах на огромном троне. Во Вьетнаме я многократно воображал себе его именно таким образом. Тогда я думал: что ж, если меня и убьют, то я отправлюсь именно туда. Я вообще не имел ни малейшего понятия обо всём этом.

Но несколько раз во Вьетнаме я был на волоске от гибели. Вспоминаю, как однажды мы вернулись на свою военную базу в Кханьхоа после проведения операции. Помню, как я сидел в палатке. И вдруг я услышал голос в своей голове: «Прямо сейчас уйди из палатки». Ну и как, чёрт побери, это интерпретировать? Короче, я покинул палатку. Пару часов спустя нас подвергли обстрелу. Они взорвали наш склад боеприпасов. Он взорвался, и это вызвало серьёзные последствия. В общем, утром я подошёл к своей палатке. Сверху была огромная дыра. Оказывается, сверху упал огромный камень, громаднейший булыжник, приземлившись прямо на то место, где должна была быть моя голова. Раскладушка была уничтожена. Я сидел и смотрел на неё. Что же это было? Вот первое из моих подобных переживаний.

Затем ещё пару месяцев спустя мы были на поисково-спасательной миссии в сельской местности. Мы упаковывали свои палатки и всё такое, однако два моих лучших друга, Джон Бёрк и Джон Остерхаус, в тот день вели себя как-то странно. Их поведение отличалось от обычного, словно бы они знали, что что-то вскоре случится. Они ничего не хотели делать. И не делали. Тогда для меня было самим собой разумеющимся, что по возвращении мы всегда говорили друг другу, что хотим куда-то сходить, — можно было пойти в небольшой ресторанчик, где кормили вьетнамской едой. Можно было покупать горячий бутерброд с сыром и кока-колу в придачу. Я взял себе такой обед. Они ничего не ели. Они словно бы… не знаю, как выразить. Что-то в них было странным. Что ж, в конце дня мы выписались. Нам нужно было отправиться в поисково-спасательную операцию. У них было очень раздражительное настроение. Я им сказал: «Пойдём-те в бар и выпьем холодного пива». Они не пошли. Они просто отказались. Я ушёл. Где-то пять минут спустя произошло три артиллерийских удара. Был такой звук: бум, бум, бум. Затем осознание: чёрт, они же ударяют по нашему лагерю. Мы обнаружили, что их мишенью был офис управления снабжения. Что ж, именно этот офис и был нашим. Я ещё тогда размышлял: «Интересно, в кого попали?» Где-то час спустя пришло известие: убиты Джон Бёрк и Джон Остерхаус. Это меня по-настоящему опустошило.

С самого начала во Вьетнаме я был довольно счастлив, но по прошествии времени мой настрой всё падал и падал. Понимаете, просто всё летело в тартарары. Трудно это выразить. Так что я принял решение убить стольких, скольких я мог убить, пока они не доберутся до меня — ну то есть не застрелят меня, не убьют или уничтожат каким-то иным способом. Так я и действовал в течение следующих трёх месяцев или около того. А потом меня отправили домой.

Я вернулся домой. Люди называли нас детоубийцами. И я совсем не мог разобраться, что же происходит. Потом я начал получать высшее образование в Университете Монтаны, обучаться предпринимательству. Именно там я испытал свой первый приступ тревоги, связанной с Вьетнамом. Да, дело обстояло так, что рядом с домом, в котором я ночевал, пролегала железная дорога. По ночам мимо проезжал поезд. Он звучал совсем как бомбардировщик B52, совершающий воздушный налёт. Это попросту вгоняло меня в ужас!

— У вас начались флэшбеки¹?

— Да, вот именно, у меня начались флэшбеки. Мне приходилось пить алкоголь, чтобы заснуть. В то время в университете студенты устраивали массовые протесты против войны во Вьетнаме. Сами посудите: я воевал во Вьетнаме. Так что я ничего никому не рассказывал. Я просто пил и страдал, пил и страдал. Я вообще не рассказывал, что был во Вьетнаме. Но вот что произошло. Однажды на курсе по бухучёту у меня случился приступ паники. Началась паническая атака. Я думал, что потеряю сознание. Так что я покинул здание и пошёл в медчасть. Они меня осмотрели и сказали: «С тобой всё в порядке». Такие приступы происходили где-то шесть или семь раз. Полноценных панических атак в то время у меня не было. Все эти приступы были только в начальной фазе. Просто было очень страшно. И я не знал, что же происходит. И тогда я изолировался от друзей и перестал с кем-либо взаимодействовать.

Между тем, я решил пройти курсы по религиоведению. Не знаю, почему. Просто я хотел осмыслить, через что же я прошёл и в чём смысл жизни, если в ней вообще есть какой-либо смысл; что происходит; что ты вообще должен делать в жизни; есть ли жизнь после смерти — всё это меня очень интересовало. В то время я испытывал экзистенциальный кризис. Да, и я продолжал посещать университетские занятия, однако однажды ночью мне настолько стало плохо, что я уже было собрался застрелиться. Так серьёзно было впервые. Я не мог спать. Не мог ничего делать. Это было просто адом. Всё, что я мог делать… я вообще ничего не мог делать. Поэтому я собирался застрелиться. Но затем я начал размышлять о своём решении. Я думал: ну и кто расскажет историю всех моих друзей, которые были убиты. Поэтому я решил написать книгу. Не знаю, видели ли вы эту книгу, она называется «Во главе патруля»².

— На русском книга не издавалась, но я знаю, что вы написали эту книгу.

— Да, именно работая над ней, я познакомился с Стэнли Криппнером и Майклом Уошбёрном. Они написали к ней по предисловию. Время от времени у меня возникали обострения. Я нашёл очень хорошего психотерапевта — Эда Шуда. Однажды на приёме он попросил меня рассказать, что произошло. Я поведал ему о Бёрке и Остерхаусе. Я начал рыдать. Я рыдал, и рыдал, и рыдал, рассказывая свою историю вплоть до переезда в Монтану. К тому времени слёзы мои иссушились. Я пошёл спать, утром проснулся: всё было лучше. Всё стало намного лучше. Я сразу почувствовал разницу. Так что я мог ощутить, что это было началом моего исцеления от войны.

После этого я вернулся к высшему образованию и решил сменить специализацию. Я поступил в колледж Грейт-фоллс и выбрал в качестве специализации микробиологию. Вскоре я влюбился в статистику. Мне она очень нравилась. Именно этим я и занимаюсь в компании «Bioscience». У меня есть магистерская степень в микробиологии. Сначала я устроился на работу микробиологом в Боземане, штат Монтана (где я сейчас живу) в «Skyline Scientific Services».

В этот период мой экзистенциальный кризис всё более углублялся и разрастался. Ведь я всё ещё не знал, в чём смысл, или предназначение, жизни. Я не знал, что делать… что делать после психотравмирующего события? Тебе известно, что ты умрёшь и тому подобное. Как же тогда жить? Так что же мне делать на этой планете и что происходит после завершения жизни? Я ходил в разные церкви, которые только были в городе, пытаясь выяснить, что вообще происходит. Я искал, на что же я могу откликнуться. Мне ничто не отзывалось. Но однажды я прочитал книгу Кена Уилбера — его самый первый труд под названием «Спектр сознания» (The Spectrum of Consciousness). По сути, эта книга направила меня на более глубокий путь. Я решил пойти учиться и получить магистерскую степень психолога-консультанта в Институте человеческих ресурсов. Сегодня Институт человеческих ресурсов называется Университетом Софии.

— Вы ведёте речь об институте, который раньше назывался Институтом трансперсональной психологии, верно?

— Точно. После этого я поступил в Университет Сэйбрук. Именно там я по-настоящему познакомился со Стэнли Криппнером. Он превосходный преподаватель. Одна из моих встреч с ним была вдохновлена тем, что я хотел что-то написать об экстрасенсорном восприятии и описать свой опыт, который я пережил, когда во Вьетнаме услышал голос предостережения, будучи в той палатке.

Криппнер был замечательным, великолепным преподавателем. Мы с ним написали книгу «Преследуемые призраками войны»³. Она затрагивала проблематику не только Вьетнама, но и Афганистана, Ирака и других горячих точек, поскольку в ней содержались достоверные сведения. Если вы участвуете в боях, то заработаете себе ПТСР. Итак, затем я пошёл в аспирантуру Института трансперсональной психологии и получил степень доктора (PhD). Я не имел ни малейшего понятия, что же я делаю, но я читал всех этих авторов, типа Уошбёрна, всех трансперсональных авторов.

Но книгой, которая по-настоящему перевернула что-то в моём уме, была книга Кена Уилбера «Секс, экология, духовность». В этой книге он впервые обсуждает четыре квадранта. Ну, вы знаете, верхние и нижние квадранты, объективные и субъективные. Полагаю, что он уловил эту идею у Хабермаса, если вы вообще можете понять хоть одно слово, которое написал Хабермас, ведь его труды очень трудночитаемы. Но я очень заинтересовался Уилбером. Очень. Я с ним лично связался, когда он основал свою школу. Это было что-то вроде школы «всего». Я был в группе, посвящённой бизнесу. Мы встречались раз в месяц. Мы с ним общались, там участвовало четыре или пять человек в группе. Это было хорошее событие. Мне кажется, это было году в девяносто втором.⁴

— Стало быть, это было до «Секса, экологии, духовности», верно?

— Да. Позднее он попросту заявил, что трансперсональной психологии как таковой не существует: есть интегральная психология. Так он её называл. В то время я мало что понимал, но звучало хорошо. Я изучал Уилбера. Уилбер довольно уникален, потому что у него есть четыре квадранта, но он также предлагает и два способа рассмотрения каждого из квадрантов — изнутри (исходя из моего опыта, когда, например, я медитирую — в верхне-левом квадранте) или же извне (если я вам рассказываю о своём опыте, у вас образуется внешний взгляд на моё самонаблюдение). Так что в итоге получаем, на самом деле, восемь квадрантов, если взглянуть на это с этой стороны. В любом случае, он также предложил обращать внимание на типы (например, пол: мужчины и женщины) и уровни сознания или роста. Можно развиваться в эмоциональном отношении, моральном, во взаимоотношениях, в духовности, в сексуальности. Всё это всевозможные направления развития. Также он предлагает учитывать состояния сознания — грубое, тонкое, причинное. Всё это он включал. Ещё он включает линии развития, такие как линия самости, эмоциональная линия, духовная и т. д. В общем, он предлагает учитывать огромное изобилие источников информации, на которые можно опираться.

Есть множество авторов, которые пишут книги, посвящённые его сфере, и очень хорошо справляются со своей работой. Они предлагают несколько частные взгляды, но я думаю, что важно при рассмотрении любой темы изучать её с точки зрения четырёх квадрантов. Предположим, я дам вам эту книгу, сказав: «Это книга. Очень хорошее чтение». Вы можете взглянуть на четыре квадранта, но можете и попытаться остаться лишь в верхне-правом и сказать: «Да, я согласен с вами». Но, говоря это, вы на самом деле находитесь в резонансе с четырьмя квадрантами, ведь вашей самости всё ещё нужно выяснить, о чём же вы можете разговаривать с этим человеком. Мы общаемся в нижне-левом квадранте, и наши культуры отличаются: есть американская культура, русская культура, есть множество различных культур. Мы обучаемся культурным аспектам ещё до того, как попадаем в начальную школу. Вы должны носить одежду. Если вы мальчик, вы должны идти в мужской туалет. Если девочка, то в женский. Нужно носить платье. Нужно носить штаны. Нужно отдавать честь сослуживцам, отвечать «да, сэр», «нет, сэр». И всё тому подобное. Мы этому обучаемся на очень и очень раннем этапе.

А ведь есть ещё и нижне-правый квадрант. Это наши законы, правовые процедуры, всё, что держит нас под своим колпаком в смысле нашей деятельности в общественной жизни.

— Это системный квадрант.

— Да, именно. Работы Уилбера по-настоящему изменили мою жизнь. Например, я написал книгу под названием «Топическое антимикробное тестирование и оценка»⁵. Кен написал к ней предисловие. В этой книге я использую четыре квадранта. Я их немного иначе использую, чем в других книгах по интегральному подходу. В верхне-правом квадранте я поместил раздражимость, запах, ось времени, всевозможные параметры антимикробной активности. В левосторонних квадрантах я рассматривал личное субъективное, у нас есть потребности, ценности, простота использования, опять же — субъективное ощущение, субъективное восприятие запаха. В межсубъективном нижне-левом квадранте я поместил общую востребованность продукта со стороны рынка. Кто будет покупать этот продукт? А в нижне-правом квадранте я поместил законы, правила, мандаты, регулирующие процедуры в отношении противомикробных средств. В общем, я обращался к Уилберу в своих книгах.

Есть ещё одна книга, которую я написал. Она называется «Конкурентный бизнес, заботливый бизнес»⁶. В этой книге я обращаюсь к четырём квадрантам, но при этом говорю, что всегда везде присутствует «я». Всегда есть я и всегда есть нечто большее. И я поместил это в четыре группы: есть «я» в команде. Это я — тот, кто работает с командой. Далее, на втором уровне, есть я и компания. На третьем — я и промышленная сфера. На четвёртом — я и мировая среда. Я считаю, что это очень важно. Я очень много это применял на протяжении своей карьеры в бионаучных лабораториях.

Также я написал краткий синопсис книги Хорхе Феррера. Мне она весьма понравилась. Это была хорошая книга, в которой он деконструировал многое из трансперсональной психологии — то, что в то время называлось трансперсональным. Он действительно это деконструирует. А затем он всё реконструирует. Насколько я помню, он пришёл к религиозному воззрению относительно того, куда человек движется на своём пути. Это была очень хорошая книга. Мне она очень понравилась.

Но произошло следующее: «Секс, экология, духовность» Уилбера полностью всё переменила в моём разуме, — это была самая замечательная книга, которую я когда-либо читал к тому времени. Впоследствии он написал другую книгу — «Интегральную духовность», которая развивала идеи «Секса, экологии, духовности». Однако мне нравятся все его книги. Все его книги замечательны. Правда, мне они действительно нравятся.

Однако если говорить о духовной траектории моих духовных практик, то она базируется на работах Шри Ауробиндо. Он был индийцем. В детстве его отвезли в Англию, где он получил образование. Он учился в школе и колледже, но он так никогда… нет, он получал одни отличные оценки, однако ему надо было сдавать верховую езду, чего он не сделал, и, кажется, они ему не вручили степень из-за этого или что-то в этом духе. Он вернулся в Индию, погрузился в индийские религии. В те их формы, которые мне очень нравятся, потому что они не экзотеричны, а эзотеричны. «Экзотеричный» означает, что в религии есть всевозможные разделения и необходимо выполнять всевозможные ритуалы и обряды и т. д. Он никогда не предписывает обрядов, а просто описывает то, во что верит. Мне это очень хорошо подходит. Сам я придерживаюсь именно такого взгляда.

— Труды Шри Ауробиндо очень обширно переведены на русский. Его работы переводило много людей. Они широко доступны.

— Правда?

— Да.

— Замечательно, очень замечательно. Да, я думаю, что именно так и нужно жить. Что же до того, где я сейчас нахожусь, то могу сказать, что я двигаюсь на пути какого-то смысла, но пока не знаю, в чём он состоит. Я и правда не знаю. У меня нет ни малейшего понятия. Я не знаю. Я всё раздумывал и раздумывал об этом, но всё ещё не знаю, в чём предназначение моей жизни. Хотелось бы знать.

— Есть ли у вас какие-то предположения? Интуитивное предчувствие?

— Да… я всё время об этом думаю. Есть ещё один человек, его зовут Роберто Ассаджоли. Вы когда-нибудь слышали о нём?

— Да, конечно, основатель психосинтеза.

— Да, психосинтеза. Это тоже великолепный подход. Где-то в семидесятые, может восьмидесятые я его практиковал. Я хотел найти своё высшее Я. Никак у меня это не получалось, но однажды получилось. Это полностью всё изменило. Когда я нахожу себя в каком-то затруднении или не знаю, что делать, я всегда присаживаюсь. Соединяюсь со своим высшим я. Спрашиваю его: что я должен сделать? Оно мне указывает, что делать. Я выполняю эту практику иначе, чем большинство людей. Я записываю ответы, потому что тогда в них не вмешивается моя личность и субличности. Я просто записываю. Это очень хорошо работает.

Продолжение следует…