Оригинал материала на английском языке был опубликован на сайте Sounds True. Перевод: Анна Кожара под ред. Сергея Гуленкина специально для журнала «Эрос и Космос».
Тэми Саймон: Этот эпизод подкаста «Инсайты на краю» («Insights at the Edge») — специальный выпуск, посвящённый жизни и учению прекрасного и сердечного человека, настоящего первопроходца в деле объединения западной психологии с восточной мудростью — Джона Уэлвуда. Джон Уэлвуд ушёл из жизни в январе 2019 года в возрасте 75 лет. Он был клиническим психологом, психотерапевтом, преподавателем и автором таких новаторских книг, как «Навстречу психологии пробуждения» («Toward a Psychology of Awakening»), «Совершенная любовь, несовершенные отношения» («Perfect Love, Imperfect Relationships»). Должна сказать, что его книги и его идеи сильно повлияли на меня, и я чувствую истинно глубокую признательность за ту сердечность, которую Джон Уэлвуд вложил в своё учение и труды. Это выступление и разговор были записаны в рамках онлайн-саммита «Психотерапия и духовность» от Sounds True, и для меня честь поделиться этим материалом с вами в подкасте «Инсайты на краю». Запись была сделана осенью 2017 года, когда, как я понимаю, Джон уже был слаб, поскольку сражался с болезнью. Но я также чувствовала силу его намерения учить и передавать свою любовь и своё видение того, как психологическая и духовная работа соотносятся и усиливают потенциал роста в каждом. Джон, благодарю тебя за то, что ты отважно прокладывал путь для столь многих из нас.
Тэми Саймон: Джон, добро пожаловать на саммит «Психотерапия и духовность». Спасибо, что присоединился к нам. Огромное спасибо!
Джон Уэлвуд: Что ж, спасибо, Тэми. Рад быть здесь.
Т.С.: Хорошо. «Психотерапия в духовном контексте». Поехали.
Д.У.: Окей. Я собираюсь начать с того, что расскажу о духовном избегании — это та идея, развитием которой я занимался. Духовное избегание можно назвать синонимом преждевременной трансценденции. Это попытка возвыситься над грубой и беспорядочной стороной нашей человеческой природы, прежде чем мы лицом к лицу встретились и пришли в согласие с ней.
Хотя знание о духовном избегании наконец-то проникает в мейнстрим альтернативного сообщества, в настоящее время тенденция в духовной практике такова, что всё больше и больше людей выбирают этот путь — отодвинуть в сторону и пренебречь своей человечностью, или принижать человечность другого, его человеческие чувства, человеческие проблемы. Мой подход заключается в попытке совместить духовную традицию — особенно буддизм — с нашей человечностью, чтобы они надёжно обосновались в нашей культуре. Попытка миновать наши психологические и эмоциональные проблемы, используя обходной путь, создаёт расщепление между тем, что можно назвать нашей пробуждённой частью и нашей человеческой частью, между буддой и человеком.
Это приводит к такой однобокой концептуальной духовности, где один полюс жизни превозносится над противоположным. Абсолютная истина предпочитается относительной истине. Безличное предпочитается личному. Пустота имеет приоритет перед формой. Трансценденция ценится выше, чем воплощённость в теле. Непривязанность становится более важной, чем чувство.
Так, например, можно пытаться практиковать непривязанность, отвергая потребность в любви, но это только подавляет эту потребность, уводит её в тень, так что она начинает проявляться бессознательно, исподтишка и вредоносно. Существует много последствий духовного избегания, которое разделяет абсолютное и относительное, стравливая их, превознося одно за счёт другого, а именно принижая человеческую жизнь. Я считаю, что мы будды, становящиеся людьми, равно как и люди, пробуждающиеся как будды. Это две стороны человеческого сознания и человеческого существования.
Существует много последствий духовного избегания, которое разделяет абсолютное и относительное, стравливая их
Я бы хотел представить что-то, что раньше я не представлял публике. Это то, что я называю психодуховной архитектурой сансары. Работу, которой я сейчас занимаюсь, я называю воплощённой в теле психодуховной работой. Я проведу её практическую демонстрацию позже, а сначала хочу рассказать об архитектуре сансары.
Сансара в данном случае — это просто определение невротического страдания, ненужного страдания, страдания, которое мы создаём себе сами. И вот как мы это делаем. Это структура, которая распространяется на наши психологические проблемы, так же как и на духовную отчуждённость.
Первая часть, которую я хочу представить, — это основа. Всего я хочу расположить три раздела: основа, затем рана, и затем ложное Я, которое формируется вследствие раны. Основа, основа бытия — это наша естественная открытость, естественная открытость нашего сознавания. Можно сказать, это открытая безосновная основа (groundless ground) бытия. Это не твёрдая основа. Это открытая основа. «Открытая» означает здесь «пустотная», «просторная». Она наполнена сознаванием. Это то, с чем мы приходим в мир. Это наша природа. И наша цель как духовных практиков — осознать естественную открытость нашего сознавания, открытую безосновную основу бытия.
Вы также можете назвать это базовой добродетелью, как делал Чогьям Трунгпа. Она ощущается. Это не просто метафизическая идея, это что-то ощутимое. И это ощущается как чувствительность. Это ощущается как оголённость. Это ощущается как нежность. Это ощущается как уязвимость. В известной мере этому сопутствует предрасположенность к тревоге. Когда мы говорим о чувствительности или искреннем стремлении быть уязвимым, мы оказываемся в зоне опыта, вызывающего тревогу.
Следующий слой, а в этой архитектурной модели мы говорим о слоях, следующий слой над основой — это уровень базовой экзистенциальной тревоги. Это то, на чём довольно много фокусируются экзистенциалисты. Мы по сути не знаем, кто или что мы есть, а основа, с которой мы сталкиваемся, лишена основания. Это ничто, не-вещь. Это не что-то осязаемое, с чем можно что-то сделать. В этом смысле нас ничто не поддерживает. Так что следующий уровень — базовая экзистенциальная тревога. Это приходит как результат бытия тем, кто имеет доступ к естественной открытости сознавания. Насколько нам известно, только человеческие существа имеют к этому доступ, так что это — наш величайший дар и драгоценность. Но также это и источник всей нашей боли.
Следующий уровень, с которым мы сталкиваемся, я называю базовым «нет». Мы не можем удержаться в такой открытости и чувствительности. Мы не можем справиться со столь ошеломляющими страхом и тревогой. И вместо этого мы сжимаемся и отсоединяемся от открытости. Мы сжимаемся и теряем связь с нашей истинной природой открытости. Здесь происходит что-то вроде базовой диссоциации, диссоциации от основы. И так же мы начинаем диссоциироваться от своего тела. Диссоциация означает разъединённость, потерю связи с нашей истинной природой открытости. Это происходит из базового «нет». Это «нет» по отношению к боли или угрозе. Это «нет» чувству такой открытости, чувствительности и уязвимости. Мы не можем переработать этот страх и тревогу в детском возрасте, так что в нашей истории возникает сжатие. Так происходит потеря связи с нашей открытостью.
Следующий шаг, который следует отсюда, — это базовая экзистенциальная рана. На стадии базового «нет» мы сжимаемся, мы отсоединяемся, мы диссоциируемся от тела, и это приводит к чувству потери бытия, потери основы, потери связи с источником. Разъединённость с основой нашей природы. Это базовая экзистенциальная рана. Пока что всё, о чём я говорил, — это предмет большого интереса экзистенциалистов, так что речь не идёт именно о восточных концепциях, хотя всё это относится и к буддийской духовности, которая смотрит на природу главным образом как на пустотную открытость.
И следующий слой выше — это рана отношений. Базовая рана отношений. Что интересно: открытость — это основа пробуждённости, но также и основа ранения. Эти две вещи переплетены. Базовая рана отношений возникает как следствие опыта. Теперь мы берём историческую перспективу и говорим о раннем развитии. Исторически дети встречаются с недостатком поддерживающего окружения.
«Поддерживающее окружение» — это название концепции, развитой британским педиатром и детским психоаналитиком Дональдом Винникоттом. Он говорил о поддерживающем окружении как необходимой структуре для здоровья ребёнка. «Поддержка» здесь не столько означает физическую поддержку, хотя это может быть в неё включено, сколько в большей мере включает в себя… по крайней мере, на мой взгляд: хорошее поддерживающее окружение включает в себя два элемента, которые родители обеспечивают для ребёнка. Один — это контакт, второй — пространство. Другими словами, опыт проживания родительской любви неполон, если нет хорошего сочетания контакта и пространства (Согласно концепции Винникотта о «достаточно хорошем родительстве», родителю требуется проявлять способность уместным образом отзываться на потребности ребёнка и удовлетворять их. В таких обстоятельствах у ребёнка развивается чувство доверия не только родителю, но и миру как таковому. Подробнее см. материал: «Психотерапия привязанности у взрослых: интервью с Дэвидом Эллиоттом». — Прим. ред.).
Если родительская любовь проявляется через тесный контакт, это приводит к тому, что ребёнок задушен и скован ею, или к тому, что родитель контролирует, удерживает его посредством любви. Если родитель предоставляет только пространство, ребёнок не чувствует себя любимым. Он чувствует себя брошенным или просто предоставленным самому себе. И только сочетание контакта и пространства создаёт хорошее поддерживающее окружение. И очень немногие родители на самом деле могут его предоставить. Получается, что ребёнок не чувствует, что его видят. Он так же чувствует, что в целом есть какая-то проблема, что что-то не так с ним. Это то, что происходит с детьми, и на это указывают разные теоретики объектных отношений. Но когда ребёнок испытывает недостаток хорошего поддерживающего окружения и не чувствует, что его любят, видят и принимают во всей его целостности — принимают в контакте, любящем, эмоциональном контакте, щедро предоставляющем пространство, ребёнок не может понять, что что-то не так с его поддерживающим окружением.
В действительности практически всегда ребёнок берёт вину на себя. Ребёнок на самом деле не может понять, почему родитель не даёт ему безусловной любви, которая представляет собой открытость, полную открытость бытию ребёнка и такое отношение, чтобы ребёнок чувствовал встречу на уровне бытия. Есть экспериментальные доказательства, что в присутствии безусловной любви ты чувствуешь эту встречу, ты чувствуешь, что тебя видят. Ты находишься в контакте, но тебе также предоставлено пространство. В той мере, в которой у нас нет одного или двух из этих компонентов — у некоторых людей в детском опыте нет ни того, ни другого — но обычно всё-таки нет либо одного, либо второго, контакта или пространства, — мы называем это базовой раной отношений, или ещё это называют сердечной раной. Раненая, травмированная часть здесь в том, что ребёнок считает это своей виной. Это единственный способ, которым ребёнок может это понять. Для ребёнка слишком невыносимо обвинять родителей. Я, кстати, тоже не обвиняю. Я не думаю, что это предмет для обвинения, потому что не существует обучения, как быть хорошим родителем. Нас просто бросают на передовую, и мы разбираемся по ходу, просто уже будучи родителями.
Это не их вина. Я не пытаюсь никого обвинить, но ребёнок действительно не способен увидеть, что проблема в его родителях. С нашей точки зрения, проблема в том, что родители сами этого не получили. У них у самих не было хорошего поддерживающего окружения. Не существует обучения безусловной любви, которое бы очень пригодилось большинству людей. Она либо есть, либо её нет, и зачастую она отсутствует.
Ребёнок осмысливает это, обвиняя себя, веря в то, что с ним что-то не так. «Меня не видят, не принимают, я не любим такой, какой я есть, потому что со мной что-то не так». Это большая рана отношений, от которой тем или иным образом страдает большинство из нас.
Следующий уровень — то, что я называю дефицитарной идентичностью. Она представлена в виде убеждения «Со мной что-то не так. Я не ценен. Меня не любят и меня невозможно любить. Я отрезан от жизни. Я ущербный, не целостный». Суть этой раны — в нехватке. Рана отношений проистекает из экзистенциальной раны, которая представляет собой потерю бытия. Они в своём роде переплетены. И очень интересно, что из открытости как результат происходят сначала экзистенциальная рана, а затем рана отношений. Работать с раной отношений можно через исцеление в психологической работе, а экзистенциальная рана на самом деле разрешается или исцеляется через духовную работу. Они переплетаются, и частично поэтому важно сочетать оба этих исцеляющих процесса в нашей жизни, особенно, как мне кажется, на Западе.
Итак, это рана. Рана включает базовую экзистенциальную тревогу, базовое «нет», базовую экзистенциальную рану, базовую рану отношений и отчуждённую идентичность. Вот я и представил вам всю архитектуру. Переходя к результатам всего этого, если мы вскарабкаемся по лестнице всей этой психодуховной конструкции, то на вершине обнаружим ложное Я. Ложное Я — это попытка компенсировать рану и дефицитарную идентичность.
Итак, с точки зрения дефицитарной идентичности я ущербный, меня недостаточно, я отсоединён от жизни, я не любим и не достоин любви, я не ценен, со мной что-то не так. Это приводит нас к общему ощущению недостаточности. Что-то не так в самой основе жизни, и нам нужно это как-то исправить. И следующий уровень вверх называется самокомпенсирующим, назовём его компенсаторной идентичностью. Нам нужно доказать, что мы хорошие. Нам нужно доказать, что мы достойны любви. Нам нужно доказать, что мы ценны. Нам нужно доказать, что мы успешны. Нам нужно доказать, что мы можем справиться. Нам нужно наполнить себя любовью, похвалой, достижениями как доказательствами своей ценности.
И именно это сажает нас на американские горки надежды и страха. Подъём наверх — это надежда. Может быть, я только что выпустил новую книгу, или я попал на радиошоу, на котором хотел выступить, или, может быть, меня очень красиво представила Тэми. Мой вагончик надежды едет вверх, и вот я здесь говорю об этом. Я не знаю, что я на самом деле чувствую по этому поводу, и здесь закрадывается небольшой страх. «Надеюсь, это окей. Надеюсь, я оправдываю ожидания Тэми. Боюсь, что нет». Я движим желанием доказать, что я достоин любви, ценен, успешен, я хочу наполнить себя любовью, похвалой и чувством успеха, достижений как доказательством моего достоинства. Это практически универсальная структура компенсаторной идентичности, которая находится на вершине архитектуры сансары.
Ещё одна вещь, которая помогает: в нашем опыте всё становится сфокусированным на себе. Это значит, что мы постоянно ищем позитивных впечатлений, информации и состояний ума. Они для меня хороши. Они заставляют меня чувствовать себя более весомым. Они пытаются залечить рану дефицитарной идентичности, заполняя её историями о себе и о мире. Мы постоянно прокручиваем эти ментальные истории, относящиеся к своему «я».
Вы можете заметить это во время медитации, например. Вы начинаете замечать, что ваш ум постоянно проецирует это умственное кино, где вы — главный герой. И мы стараемся сделать это кино классным. Мы пытаемся склонить жизнь на свою сторону, потому что нам недостаёт изначального внутреннего чувства собственной ценности от основы. А оно может прийти только от основы. Как найти это чувство в основе — вопрос духовной практики, по большей части.
Во время медитации мы замечаем, что наш ум постоянно конструирует истории о том, что происходит. «Мой ум постоянно блуждает. Почему он продолжает это делать? Что со мной такое, что я постоянно отвлекаюсь? Должно быть, я не такой хороший медитатор, как все эти люди на Sounds True». Так мы и продолжаем конструировать эти истории, которые подогревают чувства надежды и страха, которые также усиливают чувство собственной неполноценности и в целом укрепляют дефицитарную идентичность.
Проблема американских горок надежды и страха в том, что вагончик всегда должен спуститься вниз. На горках невозможно устойчивое движение. Оно всегда должно опускаться. Каждый успех сменяется проблемой, или опасностью, или поражением. Может быть, вы купили новый дом, но затем обнаружили, что в нём живут термиты. И это всегда так. И это не проблема. В общем-то, мы можем вызвать специалиста по термитам. Проблема в том, что я использую дом как средство, чтобы чувствовать себя лучше. И когда мы используем вещи в мире, чтобы напитать себя, это неизбежно ведёт к страху, страху неудачи.
Не обходите стороной этот страх неудачи. Это страх нехватки чего-либо, и он фиксирует все наши надежды на попытках компенсировать эту нехватку. Наши жизни становятся попыткой её компенсировать. Это приводит к следующему уровню, который я называю верчением ума (В оригинале — «mind spin». Просится параллель с понятием «читта вритти» из «Йога-сутр» Патанджали. — Прим. ред.). Ум постоянно занят, он крутится и вертится, постоянно захваченный попытками остаться у руля, не отпускать контроль, избегая спуска вниз по американским горкам. Это закон природы, одна из вещей, которым нас учит пирамида — это то, что не бывает подъёмов без спусков. Вагонетка неизбежно поедет обратно вниз. Нам нужно иметь способность открыться также и этому опыту, крушению наших надежд и так далее.
Итак, подытожим. У нас есть основа — базовая открытость, естественная открытость, сознавание. Эта основа позволяет пробуждению случиться. Она ощущается как чувствительность, оголённость, уязвимость, нежность, и это пугает, поскольку приносит нам страх отсутствия опоры или нехватки какой-либо поддержки, внешней поддержки. Базовая экзистенциальная тревога, базовое «нет» означает «нет» этой возможности быть под угрозой, чувству угрозы или боли. И затем сжатие и отсоединение от открытости, которое также приводит к диссоциации от тела.
И над всем этим — экзистенциальная рана, базовая экзистенциальная рана, потеря бытия, из которой происходит диссоциация, которая также есть потеря бытия, потеря основы, потеря связи с источником, отсоединённость от основы нашей природы.
Следующий уровень — это базовая рана отношений. Исторически она формируется, когда ребёнок испытывает недостаток хорошего поддерживающего окружения, когда он не чувствует себя увиденным и принятым, а затем сочиняет вокруг этого историю или объясняет это сам себе как свою вину. «Со мной что-то нет так». И это приводит к дефицитарной идентичности. «Я не знаю, кто я. Со мной что-то не так. Я не любим и не достоин любви. Я отрезан от жизни. Я испытываю нехватку, не достаточно».
И это приводит к компенсаторной идентичности, попытке компенсировать это чувство дефицита. Компенсаторная идентичность сажает нас в вагончик американских горок надежды и страха. «Я надеюсь, со мной всё окей. Боюсь, что нет. Я движим желанием доказать, что я достоин любви. Боюсь, что нет». И так далее. И наш ум смещается туда, где всё сфокусировано вокруг нас самих. Это то, что в ряде духовных традиций называется самореферентным сознанием и критикуется, используется для актуализации чувства вины. Как только вы понимаете, что самореферентный паттерн — это следствие раны, вы перестаёте его критиковать. Вы не станете говорить: «Ой, вы, люди, такие зацикленные на себе, только о себе и думаете».
Это правда. Мы только о себе и думаем, но это часть нашей раны. Если мы отнесёмся к этому таким образом, есть шанс, что проявится сострадание. Я думаю, вообще всё это — про сострадание, которое вступает в силу на каждом из этих уровней. Это один из великих исцеляющих элементов, которые у нас есть в этом мире, — любящая доброта и сострадание. Вот поэтому я всё это излагаю, потому что, я убеждён, важно понимать, что происходит здесь, в нашей сансаре, в нашем необязательном страдании, которое мы создаём себе сами. Наше страдание также самореферентно. В нашем уме постоянно крутятся эти фильмы, истории о нас самих и мире. И ум вертится, этот занятой ум постоянно крутится, крутится, крутится, уносится, пытается удержаться, пытается удержать контроль, избежать спуска вниз, ко дну. Это базовая структура ложного Я, компенсаторной идентичности.
Я бы хотел закончить упражнением.
Я хочу рассказать кое-что о методах работы с теми проблемами, которые я только что обозначил. Я называю это воплощённой в теле психодуховной работой. Я обнаружил пять базовых методов. Эти пять методов открылись мне, и, возможно, есть ещё больше других, тоже важных и существенных, но эти пять методов, по моим ощущениям, очень важны в работе с такого рода проблемами.
Я сначала хочу назвать их все, а потом сфокусироваться на одном из них.
Первый из них — не имеет значения, в каком порядке о них говорить, я их просто представлю. Итак, первый — это вовлечённое присутствие. Под этим я имею в виду встречу напрямую с вашим чувственным опытом. Привнесение вашего присутствия в чувственный опыт, особенно в переживания боли, утраты, эгоистичности, самореферентности. Не важно, куда именно, на самом деле. Вовлечённое присутствие, при котором неважно, с чем вы сталкиваетесь в вашем уме, вашем теле или ваших чувствах. Всё может быть встречено с присутствием. Я называю это безусловным присутствием.
Безусловное присутствие — это разновидность вовлечённого присутствия. Это форма включения в опыт напрямую.
Затем, второй метод — это прорубание сквозь (cutting through), что на самом деле противоположно вовлечённому присутствию. Прорубание сквозь — это способность отбросить свою вовлечённость в невротические паттерны. Не имеет значения, что это выглядит как полная противоположность вовлечённого присутствия. Они нужны в разных ситуациях. Это как небольшой набор инструментов. Медитация, по сути, является формой прорубания сквозь, поскольку, когда вы замечаете, что вы погрузились в мысли, и затем возвращаетесь обратно к дыханию, вы прорубаетесь сквозь мысли. Вы бросаете их. Вы почти тут же снова возвращаетесь, но вы можете перенести внимание обратно на тело, или дыхание, или любой объект концентрации и прорубиться сквозь свою вовлечённость в мыслительный процесс, который уносит вас. Это пример прорубания сквозь.
Затем третий метод или вид упражнений — это эмбодимент-упражнения. Это то, на чём много фокусируется Реджинальд Рэй — обживаться в своём теле. Я много работаю с центрами в области живота, сердца и головы. Здесь мы говорим о тонком теле, в самом деле, о тонком теле, которое есть живое тело. Обживать его — означает делать сознательной жизнь человека, жизнь тела, которое человек населяет. Вот то, что касается эмбодимента.
Ещё есть исследование, четвёртый метод. Я называю его также «отслеживать и распаковывать». Смотрите на своё переживание. Следите за ним. Отслеживайте, что происходит. Это то, что должны делать психотерапевты. Они не всегда это делают, большая часть психотерапии — ментальная, идущая от ума, но исследование — это на самом деле следование нити самоощущения (self-sense). Самоощущение — это термин, который мой учитель Юджин Джендлин — поздний Юджин Джендлин — использовал для обозначения того, как отслеживать чувствуемое самовосприятие (felt sense). Вы это делаете, сначала ощущая его в своём теле, и затем открываетесь ему в духе исследования. Вы спрашиваете себя: «Что это? Что это? Откуда это пришло?» или «Что здесь происходит?» Это исследовательские вопросы.
Хороший пример этого метода — то, что Джендлин разработал и назвал фокусингом. Суть фокусинга — в отслеживании и распаковке. Распаковка означает следование линиям, нитям различных типов психологического стресса. Обычно они все переплетены и слеплены, а мы можем их разделить, рассматривая разные фрагменты своего опыта без готовых заранее суждений о том, что это такое или чем это должно быть. Я называю это «открытое исследование».
Открытое исследование — это просто следование по пути чувствуемого самовосприятия. Например, вы можете чувствовать лёгкую тошноту в области желудка. Вы просто переносите своё внимание на это ощущение. В общем, вы спрашиваете своё тело, что там происходит, и смотрите, что приходит. Не отвечаете на вопрос с помощью ума. Главное, что происходит в исследовании, можно сказать, в чувствуемом исследовании — вы не задаёте вопросов от ума. Джендлин однажды сказал очень интересную вещь. Он сказал: «Единственная психотерапия, которая работает, — это та, когда клиент говорит что-то, чего он раньше никогда не говорил». Другими словами, это приходит не из памяти и не из ожиданий. Это приходит из открытого исследования, задавания вопросов и ожидания ответа от тела. Это был номер четыре.
Номер пять — это поддерживать переживание любящим сознаванием. Это немного отличается от вовлечённого присутствия. Вовлечённое присутствие заключается в фокусировании на настоящем. Оно направляет всё ваше внимание на текущий опыт. Метод номер пять собирает всё ваше существо в проживании этого опыта. Удержание переживания в любящем сознавании заключается в этом. Это, на самом деле, не требует пояснений, но способность к этому зависит от готовности проживать боль. Если вы чувствуете боль, есть возможность для появления сострадания. Если вы не готовы чувствовать боль, сострадание невозможно. Сострадание означает сопереживание. Это пятый метод.
Вот и всё. Переходим к практике. Думаю, сделаем небольшую практику с безусловным присутствием. У нас осталось около 15 минут. Я проведу вас через это упражнение, которое является одной из форм вовлечённого присутствия.
Итак, начнём с того, что вы выберете что-то из своего опыта, что вызывает затруднения. Что-то из происходящего с вами, что ощущается как сложность, что вызывает тревогу или страх в вашей жизни. Не обязательно, чтобы это происходило прямо в эту минуту, хотя будет лучше, если вы сможете ощутить это прямо сейчас. Возьмите что-то, чего вы опасаетесь, или то, что вызывает стресс, то, с чем сложно разобраться. Я дам вам немного времени, чтобы сделать выбор.
Итак, когда вы выбрали конкретную проблему, наблюдайте, как это ощущается в вашем теле. Посмотрите, есть ли у вас желание развернуться навстречу этому. Обычно мы склонны отворачиваться от того, что ощущается как стресс или трудность, но здесь мы делаем разворот навстречу, позволяя, по сути, признавая это ощущение, которое есть в нашем теле. Найдите место в теле, где вы это чувствуете, где вы ощущаете хоть что-то на этот счёт, и соприкоснитесь с этим местом вниманием, встретьтесь с ним. Если что-то ощущается как препятствие, развернитесь туда и почувствуйте это. Если есть сопротивление, если есть избегание, почувствуйте их и признайте их тоже.
Дайте себе минуту-другую, чтобы развернуться в сторону этого чувства в своём теле, которое приносит эта проблема или которое с ней связано. Вам не обязательно знать, что вы делаете. Вы просто пробуете. Вместо того, чтобы отвернуться от, вы поворачиваетесь к. Вы встречаетесь с этим. Просто наблюдайте, каково это — встретиться с этим переживанием вместо того, чтобы сбегать подальше от него, как мы обычно делаем, уклоняясь от него.
Сам акт этого разворота уже, на самом деле, может сам по себе ощущаться как освобождение. Делайте это без предвзятости. Всё, что происходит, — это ОК. Всё, что поднимается, — ОК. Вы можете просто признавать это и встречать это, как оно есть, без какой-либо цели или ожидания результата.
Если вы можете это сделать, наблюдайте, каково это. Как это — развернуться навстречу этому переживанию? Каково это — признавать его? Каково это — встречать его? Это может быть немного шатко. Может прийти некоторое облегчение. Может быть ощущение некоторой угрозы, но вы продолжайте разворачиваться в сторону этого, вне зависимости от того, что приходит. Возможно, для вас на сегодня достаточно, но это был первый шаг безусловного присутствия.
Чтобы пройти немного дальше, если вы можете сейчас, если вы в контакте с тем чувством, которое пришло на первом шаге, смотрите, готовы ли вы позволить ему просто быть таким, какое оно есть. Дайте ему место. Позвольте ему быть. Раскройте пространство вокруг него. Вся суть позволения в том, чтобы дать место. Удерживайте его в пространстве сознавания. Раскройте пространство вокруг него. Когда вы так делаете, вы начинаете смягчаться, потому что пространство — самое мягкое, что есть в мире. Нет ничего нежнее и мягче, чем пространство. Когда вы можете удерживать переживание в просторном сознавании, вы начинаете смягчаться по отношению к нему. Просто попробуйте сделать это деликатно. Не форсируйте и не давите. Если вы замечаете сопротивление, оставайтесь с ним. Продолжайте поворачиваться навстречу и давать место.
На любом из этих шагов можно остановиться. Сейчас я продолжу, чтобы предоставить вам полную картину. Если вы чувствуете, что на сегодня для вас достаточно, просто оставайтесь с тем, что вам сейчас удалось испытать. Первый шаг — это признание. Второй — позволение, предоставление пространства. Третий — открыться. По сути, открыть своё сердце своему переживанию, или себе, тому, что вы чувствуете. Тому, с чем вы сейчас имеете дело, чем бы оно ни было. Это раскрытие может ощущаться чуть более угрожающим. Но также оно может быть смягчением, бесстрашным смягчением. Разрушьте преграды, открываясь.
Вот, в общем, почти вся практика. Есть ещё один более продвинутый шаг. Возможно, вы не захотите делать его сейчас. Вы можете оставаться на том этапе упражнения, который что-то для вас прояснил. Пятый шаг… я просто повторю.
У нас был первый шаг — повернуться навстречу чувству. Второй шаг — признать его и встретиться с ним. Третий — позволить ему быть, дать пространство. Четвёртый — открыть своё сердце этому переживанию. Наконец, пятый — вступить в него. Войти в это переживание. Наблюдайте, можете ли вы быть единым целым с этим чувством, не пытаясь что-либо делать. Наблюдайте, можете ли вы войти в это с таким ощущением, как будто вы ему сдаётесь.
И ещё раз, если вы остановились на предыдущих стадиях, будьте там. Если вы хоть немного можете ощутить, что входите в это чувство, становитесь с ним одним целым, это переведёт вас на следующий уровень.
Окей, вот, собственно, и всё. Я собираюсь вернуть вас Тэми. Это было приятно и радостно, сделать это.
Т.С.: Спасибо, Джон. Ты нас провёл и соединил с такой глубиной в течение всей этой сессии. Я искренне признательна за это.
Д.У.: Отлично.
Т.С.: У меня вопрос к тебе, который касается того, что ты представил нам очень ясно и карту страдания, которое мы создаём сами, и также набор инструментов, которые мы можем использовать. Мне любопытно, можешь ли ты нам ещё обозначить на карте, что ты видишь как процесс исцеления? Путешествие, если угодно, к психодуховному здоровью или — я, пожалуй, произнесу это слово — просветлению. Как ты видишь этот путь, учитывая, что у нас есть эта карта боли, которую мы сами же создаём, и эти инструменты, чтобы их использовать. На что похож процесс исцеления?
Д.У.: Я бы сказал так: духовное измерение исцеления, что также является экзистенциальным вопросом, — это отношение к базовой изначальной открытости. Создание связи с изначальной открытостью. В основном с помощью практики медитации или других методов, но для меня это была медитативная практика. Это исцеляет отношения с потерей бытия, потерей основы. Это один уровень. А психологическая работа в основном относится к ране отношений, потому что все психологические раны связаны с отношениями. Все они происходят из-за чувства, что меня не любят и я не достоин любви. Это очень нежное место. И мы все его закрываем. Мы так опасаемся признать это, но мы живём с чувством нехватки любви и тем, что мы её недостойны.
Исцеление этой раны — психологическая работа. Исцеление, которое происходит в основном в отношениях, а не на ретритах — но в отношениях с другим человеком, который является терапевтом и предоставляет хорошее поддерживающее окружение, в котором происходит встреча. Ваше переживание принимается. Можно сказать, мы только что получили опыт того, как это — встречаться с переживанием через безусловное присутствие, и в то же время есть некое пространство, позволяющее клиенту быть самим собой, отмечая ценность этого. Это путь к исцелению психологического аспекта раны.
Как видите, работают обе стороны — психологическая работа и духовная работа, они обе необходимы и важны для полноценного развития человека.
Т.С.: Интересно, что ты ответил на мой вопрос, выбрав этот двуединый подход. Но мне также любопытно, как ты видишь взаимосвязь между работой духовного исцеления, которую мы делаем на уровне экзистенциальной раны, и работы исцеления отношений, которую мы делаем на уровне раны сердца. Как эти два пути взаимодействуют? Они как разделённые каналы, дополняющие друг друга, или они переплетены в какое-то подобие единства?
Д.У.: Это действительно хороший вопрос, Тэми. Я думаю, что может быть и так, и так. Кто-то проделал большую духовную работу, но отчаянно нуждается в том, чтобы сделать работу психологическую, и наоборот. Как терапевт я хочу определить, где их основная работа, и это могут быть отдельные каналы. А могут быть и совершенно переплетённые друг с другом. Можно пойти по тому или иному пути, в зависимости от того, где находится клиент. Это отвечает на твой вопрос? Звучит, как будто у тебя есть вопрос.
Т.С.: Ну, ты оставил это как каждый/или/оба. Это было не очень определённо.
Д.У.: Ну, некоторые вещи не очень определённы.
Т.С.: Нет, я понимаю.
Д.У.: Это зависит о того, в какой точке находится человек. Я бы сказал, большинству людей нужны оба типа работы, но некоторым людям не интересна духовная работа, так что, я думаю, их можно просто направить куда-то ещё.
Т.С.: Я думаю, одна из важных вещей на моём собственном пути развития заключалась в том, что мне казалось, будто духовная работа, которую я делаю, исцелит мою рану отношений, и затем я обнаружила, что мне нужен другой подход. Это было для меня удивительно.
Д.У.: Да, это правда. Отсюда происходит много духовного избегания, когда мы пытаемся на духовном уровне делать работу, которая должна быть сделана на психологическом уровне, на уровне отношений.
Т.С.: Ты упомянул, говоря об исцелении этой раны отношений, что психотерапевт может предоставить поддерживающее окружение. И мне интересно, происходит ли так в отношениях — а я знаю, ты много писал об отношениях — что мы можем исцелять рану отношений определённым способом в близком, интимном партнёрстве. Как это может выглядеть?
Д.У.: Да, вы можете, но… Мой опыт говорит, что должно быть что-то ещё в дополнение, не только ваше партнёрство.
В близком партнёрстве может происходить много исцеления, в этом нет сомнения. Но я думаю, что возложить всю ответственность за чьё-то исцеление на эту сферу не сработает, потому что также это о том… Близкие отношения включают в себя много других аспектов, кроме психологической работы. Я бы сказал, некоторый объём этой работы может быть сделан таким образом, но не весь.
Есть что-то в том, чтобы делать эту работу с тем, кто не инвестирует в то, как всё обернется, и это терапевт. У него нет личных инвестиций в то, чтобы вы продолжали свою жизнь конкретным способом, в то время как ваш партнёр по отношениям сильно заинтересован в том, как вы и что происходит.
Т.С.: Джон, последний вопрос для тебя. Ты сказал кое-что, что меня тронуло: что мы не только люди, становящиеся буддами, но и будды, становящиеся людьми. Отчего будды хотят стать людьми?
Д.У.: Я сказал, что будды пробуждаются в человеческой форме. Мне ощущается, что эта планета — школа, и некоторые уроки проходит каждый. При этом у каждого есть свои уроки, чтобы будда полностью воплотился в теле: требуется пробиться через препятствия, проблемы, противоречивые чувства и так далее. Это всё школа. Это становление человеком. Стать человеком — значит иметь доступ ко всё более возрастающей способности соотноситься с опытом, который мы встречаем как проблемы и неприятности на своём пути. Это полнота. Полнота этой работы.
Как мы видим сегодня на примере духовных практиков, которые не имели дела со своими психологическими проблемами, эти проблемы приводят к ещё большим проблемам. Например, классическая проблема духовных учителей, которые совершают насилие по отношению к своим ученикам. Кажется, они достигли таких продвинутых состояний сознания, но когда дело доходит до отношений, они падают вниз. Есть надежда, что это хороший урок для них на этом пути. Он им необходим. Им действительно нужно узнать что-то об отношениях. Это один из возможных взглядов.
Т.С.: Джон, ещё раз хочу тебя поблагодарить за ту глубину и мудрость, которые ты представил здесь на саммите. Спасибо.
Д.У.: Спасибо тебе. Спасибо, что пригласили.
Т.С.: Этот специальный выпуск подкаста «Инсайты на краю» был посвящён недавно покинувшему нас в возрасте 75 лет психологу-новатору и писателю Джону Уэлвуду. Да будешь ты благословлен, Джон, за твои великие прозрения и большую любовь.
См. также
«Природа человека, природа будды: интервью с Джоном Уэлвудом» (2011)
