Анархия означает «безвластие», «безначалие». Эмма Голдман определяла её как социальный порядок, основанный на свободном согласии людей.
В этом есть укол классическим политическим дискурсам — либеральному, социалистическому и консервативному — которые предполагают некий фундамент общества, однажды ставший нормой и воспроизводящийся поколение за поколением. Анархизм во всех разновидностях выступает против авторитарной власти. Любые социальные контракты, заключённые кем-то другим, будь то родители или далёкие премудрые предки, не должны безальтернативно навязываться.
Дух анархии неуловим. Это обширный набор идей о свободе и критике власти как феномена. Власти государства, власти духовенства, власти денег, власти вещей. Такая критика общества и цивилизации находила отклик у многих. Толстой говорил о себе как о «христианском анархисте», Ганди назвал себя «философским анархистом», Бретон видел в поэзии способ «поддержать анархию в шайке желаний», а Дали хотел бы общества, в котором «монарх выступает гарантом анархии».
Анархисты поставили под вопрос идею законной власти, указав на то, что законы исходят от власти, а значит, не могут рассматриваться как её причина. В войнах каждая власть объявляет конкурирующие правительства бандитскими, но не является ли, таким образом, бандитской любая власть?
Взгляды анархистов могли означать как идеализацию коммун и кибуцев, так и либертарианскую апологию частной собственности. Но хотя как явления существуют и анархо-коммунизм (П. Кропоткин, Н. Махно) и анархо-капитализм (М. Ротбард, С. Конкин), анархизм не свести к «левым» или «правым». Анархисты всегда сторонились и тех, и других, одинаково отрицая пороки капитализма и ставку на централизованное государство.
Исторически анархизм имеет четырёх всемирно признанных классика: Штирнера, Прудона, Бакунина и Кропоткина. Тем не менее, многие идеи можно найти задолго до XIX в., например, у голландских анабаптистов, а советский исследователь С. Я. Лурья даже написал книгу «Антифонт — творец древнейшей анархической системы».
Философ Макс Штирнер (наст. имя И. К. Шмидт, 1806–1856) часто называется отцом анархо-индивидуализма. Он был довольно замкнутой фигурой, оставившей труд «Единственный и его собственность», первая часть которого состоит из критики гегельянства, а вторая — из изложения собственных идей, близких этике разумного эгоизма.
Штирнер, по собственному определению, в основу своей философии положил Ничто. Это тотальная свобода индивида, который не знает ни добра, ни зла. Понятия собственности не важны, есть только Моё и то, чего мне не хватает сил сделать Моим. Нет ни Бога, ни Другого. Кроме Меня для Меня ничего нет. Всё принадлежит Мне, что хватает сил удержать, и тот, кто говорит Мне, что делать, лишь хочет обхитрить Меня.
Маркс и Энгельс подвергли его подробной критике, но лишь на поле собственной терминологии, клеймящей Штирнера как «буржуазного философа». Исследователи пытались установить, читал ли Штирнера Ницше из-за множества параллелей. Им удалось доказать саму возможность такого знакомства и упоминание Штирнера в письмах людей из окружения Ницше.
Интересно, что сам Ницше негативно отзывался об анархистах и вообще бунте, усматривая здесь отрицание иерархического господства и le ressentiment. Несомненный бунтарский дух самого Ницше, его беспощадная критика положения вещей, нашли у поздних анархо-индивидуалистов куда больше понимания.
Анархизм во всех разновидностях выступает против авторитарной власти
Пьер-Жозеф Прудон (1809–1865) был подающим надежды учеником, который однажды представил на суд профессоров исследование о природе собственности. В нём он тщательно разобрал дефиниции собственности, предложенные юридической, экономической и политической мыслью. Выводы оказались возмутительными: выходило, что собственность есть фикция. Хлипкий социальный конструкт, условность, поддерживающая status quo, но не подкреплённая не только категориями труда или власти, но вообще ничем, что могло бы позволить её определить иначе чем «собственность — кража».
Прудона именуют основоположником социализма и анархизма одновременно, Блауг включил его в свою сотню великих экономистов. Автором лозунгов «анархия — мать порядка» и «от каждого по способностям — каждому по труду». Его имя связывают с федерализмом и мютюэлизмом: теорией взаимовыгодных отношений.
Биография Михаила Бакунина (1814–1876) перенасыщена событиями. Специалист по Гегелю, узник Алексеевского равелина, участник восстаний в Праге и Париже, друг Тургенева и Нечаева. Он был жёстким критиком институтов государства, церкви и самой «буржуазной цивилизации». Он предсказал неминуемую независимость Польши, грядущую войну двух империй — России и Германии — и даже становление привилегированного класса в случае прихода к власти марксистов. Организация I Интернационала раскололась именно на почве борьбы сторонников Бакунина со сторонниками Маркса. «Мои впечатления от него постоянно колебались между невольным ужасом и непреодолимой симпатией» — вспоминал Рихард Вагнер.
В отличие от решительно отрицавших антисемитизм Кропоткина и Махно, Бакунин не был интернационалистом, говоря о близости славянского с романским и особенно критически высказывался о немецком менталитете. Что не мешало ему дружить с Вагнером, участвовать в восстании Дрездена и заявлять себя «врагом как пангерманизма, так и панславизма». «Чёрт побери всех славян, если им суждено принести миру лишь новые цепи» — писал он.
Бакунин говорил об анархо-коллективизме: власть должна распространяться не сверху вниз, а снизу вверх. Он настаивал на демонтаже империй в пользу федерации мелких общин. Но Мысль Бакунина концентрируется не на формировании будущего, а на разрушении современного положения вещей. Потомки сами разберутся, что им нужно. Свою задачу он видел в атаке словом и делом того, что считал несправедливым и не имеющим права на существование: «я не признаю никаких систем, я ищу истину».
Пётр Кропоткин (1842–1921), отрёкшийся от княжеского титула, был не только теоретиком и практиком анархии, но и учёным-естествоиспытателем. Ему, как и Бакунину, было суждено сидеть в Петропавловской крепости и немало поездить по миру.
Кропоткин считал, что исследования по биологической эволюции, справедливо указывая на борьбу как ключевой фактор развития, не придавали достаточного значения внутривидовой взаимопомощи. Люди способны выстроить конструктивные отношения без всякой нужды в громадных репрессивных институтах. Он видел подобные отношения у духоборов в Сибири и швейцарских часовщиков.
После Февральской революции вернувшегося из сорокалетней эмиграции Кропоткина встречало 60000 человек. Он отверг как предложенный Керенским министерский портфель, так и пенсию от большевиков, чей режим жёстко критиковал. Его не трогали, а после смерти Ленин даже предложил устроить ему похороны государственного масштаба.
На начало XX в. анархизм имел сторонников уже в десятках стран, включая дальневосточные: китаец Лю Шифу сформулировал 12 принципов анархизма, включающие «не есть мясо» и «не иметь религии», а убитый жандармами Осуги Сакаэ перевёл Кропоткина на японский.
События 1917 года в России вдохновили анархистов по всему миру. Большевики долго выступали в роли союзников анархистов. Улицы городов России до сих пор отмечены именами Бакунина и Кропоткина (а также казнённых позднее в США Сакко и Ванцетти). Даже матрос Железняк, возглавивший разгон Учредительного собрания, был анархистом. «Апрельские тезисы» Ленина не обостряли различий, а его «Государство и революция» прямо увязывает торжество свободы с ликвидацией государства. Однако за усилением большевизма последовал разгром функционерами ЧК анархистских центров и массовые аресты. В Гражданскую войну случались казни толстовцев за отказ вступать в Красную армию. Наконец, большевики подавили Кронштадтское восстание, находившееся под значительным влиянием анархизма и декларирующее попытку «третьей революции».
Первым масштабным воплощением анархистских идей стал Гуляйпольский совет Нестора Махно, которому Кропоткин при встрече сказал «вы редкий для России человек, берегите себя». Махно дважды заключал соглашение с большевиками и дважды разрывал его, отрицая при этом возможность союза с белыми. Став анархистом в царской тюрьме, Махно видел свою задачу в низложении репрессивной власти, что даст возможность крестьянам самим выстроить отношения друг с другом тем способом, который их устроит. Махно был далёк от рабочего движения, чужд индустриализации. Вступая в города, отряды Махно провозглашали свободу слова без ясной экономической программы. Армия, ведущая партизанские бои против Деникина, а затем большевиков, в лучшие времена достигала 30000 сторонников.
После краха анархизма в России, следующим крупным явлением стали испанские анархистские формирования времён испанской войны 1936–1939. Однако противники фалангистов Франко — «красные» и «зелёные» — обратили оружие друг против друга, открыв дополнительный фронт. Дж. Оруэлл, участник событий, написал об этом книгу «Памяти Каталонии».
Разочарование в коммунизме, постлефтизм, ознаменовался подъёмом либертарианства. Сэмуэль Конкин III, основываясь на достижениях австрийской экономической школы, предложил новую модель общества, где нет государства и налогов, а есть сплочённые группы, взаимодействующие на условиях обоюдной выгоды. Правопорядок осуществляют частные охранные компании. Всё подчинено рынку, наркотики и оружие — такой же товар, как и прочие. Конкин считает, что путь в этом направлении открыт постепенным уходом в теневую экономику: усилению контрэкономики.
Альфредо Бонанно создал теорию «групп близости», состоящих из 5–7 единомышленников, объединённых общей идеей, так как большее число участников неминуемо приводит к концентрации хотя бы неформального авторитета — первейшего института власти. Такие группы могут заниматься как общественным активизмом, так и вести нелегальный образ жизни, включающий, например, ограбление банков — акты индивидуальной экспроприации.
Анархисты критикуют школу и университет. Бакунин видел в образовании систему, закрепляющую неравенство, Кропоткин порицал косную академическую иерархию, а австрийский мыслитель Пол Фейерабенд, критикуя позитивистские и рационалистские решения проблемы демаркации научного метода, сформулировал анархо-эпистемологизм. Анархисты поддержали антипсихиатрическое (Т. Сас, М. Фуко, S.P.K.) и антипенитенциарное движения: ещё Кропоткин предположил, что в тюрьмах может оказаться больше вреда для общества, чем пользы.
Дух анархии неуловим. Это обширный набор идей о свободе и критике власти как феномена. Власти государства, власти духовенства, власти денег, власти вещей
Анархо-синдикалисты делали ставку на рабочее движение, рассчитывая, что последовательное усиление профсоюзов однажды подчинит Капитал, который утратит экономическую власть. Анархистом был и Эжен Потье, автор слов гимна «Интернационала». Позднее возникли анархо-феминизм и анархо-экологизм. Боб Блэк опубликовал манифест об упразднении труда, в котором осудил принудительный труд, предложив изменить мир так, чтобы труд сменился игрой. «Никто и никогда не должен работать» — его девиз.
Анархо-примитивисты, чьи взгляды напоминают персонажей «Бойцовского клуба», нашли причины растущего порабощения человека не в режиме или экономике:
Большинство итальянских городов в эпоху Ренессанса управлялись тиранами. Но при чтении об этих обществах создаётся впечатление, что они предоставляли гораздо большую личную свободу, нежели наше общество. Частично это происходило потому, что в те времена недоставало эффективных механизмов принуждения к воле правителя: тогда не было ни современных хорошо организованных полицейских сил, ни скоростных систем связи дальнего расстояния, ни камер наблюдения, ни информационных досье на рядовых граждан. Следовательно, было не так уж и сложно уходить из-под контроля. («Манифест Унабомбера»)
Анархисты отвергли организованную религию, хотя некоторые могли приветствовать мистицизм (Г. Чулков, А. Карелин), гностицизм (Й. Шмит, В. Налимов), суфизм (Хаким Бей). Анархисты поставили под вопрос институт семьи и отношения полов. Кропоткин даже возводил анархизм к Шарлю Фурье — социалисту, утверждавшему, среди прочего, что освобождение человека немыслимо без освобождения сексуальности. Анархисты проводили эксперименты по уединению (Г. Торо), пропагандировали эсперанто (Н. Футерфас, Лю Шифу). Сегодня анархистские взгляды может иметь философ-лингвист (Н. Хомски) или чемпион по джиу-джитсу (Дж. Монсон).
Ослабление контроля нередко сказывается плодотворно в самых разных сферах. Голландцы убрали все светофоры с улиц Драхтена: снизились и заторы и аварии. Корпорация Valve, выпустившая игры Half-Life, Counter-Strike и Dota2 использует горизонтальный менеджмент — фирму без руководителей. Франко Базалья успешно реформировал систему психиатрической помощи в Италии, закрыв все психиатрические больницы.
Одним из фундаментальных для анархизма вопросов является проблема насилия. Насилие означает власть, а это значит, что можно быть последовательным анархистом, либо полностью и бескомпромиссно отказавшись от насилия (сатьяграха), либо признав его естественным. Второе привело к таким радикальным явлениям как анархо-иллегализм XIX в. (М. Жакоб), оправдывающий преступления, или современный анархо-нигилизм («Заговор огненных ячеек»), рассматривающий перманентную войну с государством как способ самореализации индивида. Можно вспомнить и отчаянных анархистов-безмотивников времён Гражданской войны, совершавших террористические акты в поездах и кафе: буржуа виноваты в служении Капиталу, пролетарии — в потворстве.
Проблема разногласий и склок анархистов отозвалась концепцией солидарности за свободу («aнархизм без прилагательных») и внутренней критикой: Боб Блэк озаглавил книгу «Анархизм и другие препятствия для анархии».
Можно заключить, что анархистские идеи зачастую радикальны и противоречивы, но их изучение и применение остаётся актуальным. Подобно национализму, который может взывать как к условно негативному в человеке (ксенофобия, чувство стаи), так и позитивному (интерес к истории, солидарность), анархизм так же может служить выражением как апокалиптической деструктивности, так и эмансипации от структур власти-подчинения.
