Журнал «Эрос и Космос» делится с читателями материалом на основе выступления Роба Бурбеа. Сокращённый перевод подготовил Сергей Гуленкин. Полный текст на английском языке доступен по ссылке.
***
Сегодняшний вечер ретрита я хочу начать с вопроса к вам. Как вы думаете, к чему всё это ведёт? Как вы себе это представляете? Есть ли у вас фантазия на этот счёт? И «фантазия» здесь — хорошее слово. Это не плохое слово. Нам нужна фантазия. Нам нужна фантазия о практике. Это очень важно. Какова ваша фантазия, каково ваше ощущение, куда всё это движется?
Некоторые люди слышали или читали, что есть идея пробуждения или освобождения. Некоторые люди, возможно, не слышали этих терминов раньше, или слышали, но не очень-то с ними резонируют. Итак, близка ли мне подобная идея, идея пробуждения/освобождения, или же нет, являюсь ли я практикующим с многолетним опытом или только недавно пришёл к практике, каково моё ощущение того, к чему это ведёт? Осознаю ли я свои фантазии о том, куда ведёт практика? Обычно мы не думаем об этом слишком осознанно, но для меня очень важно осознавать, что там происходит: и не потому, что это плохо и у меня не должно быть фантазии. Она должна быть. Она мне нужна, иначе я не смогу себя мотивировать. Но требуется осознавать всё это. Вот я, например, как-то смутно или более осознанно представляю себе, что когда я пробужусь, или ещё больше пробужусь, всё будет проще? Всё будет гораздо спокойнее? Мир и его сложности будут выглядеть более простыми для меня? Ожидаю ли я этого? Хочу ли я этого?
Будда. Буддарупа, статуя Будды, которую сейчас можно купить во многих садовых магазинах [смеётся]. Что она вам говорит? Это действительно мощный образ. Это уже архетип — не в такой степени в нашей культуре, как распятие, но он присутствует в нашей культуре, в том числе благодаря тому, что вы можете купить такую статую в садовом магазине. Люди знают, что это такое. О чём говорит этот образ? Что он передаёт? Что он делает, этот архетип? Он сидит там, очень спокойный, очень неподвижный, очень невозмутимый, часто с закрытыми глазами в медитации. Это мощный архетипический образ.
Через этот образ передаётся и многое другое. Это архетип невозмутимого мудреца, невозмутимого благодаря своей проницательности, благодаря своей мудрости. Но в нём есть некая отстранённость. Очень многое здесь, если вы читаете древние тексты, про подобную отстранённость, выход за пределы мира, это очень сильно присутствует в оригинальных текстах. В наше время нам это не очень нравится, и мы сглаживаем эти различия, чтобы ощущалось больше соответствия нашим современным представлениям. Однако этот образ всё равно передаёт что-то о невозмутимости, которая возникает из определённого вида мудрости, в которой есть некая отстранённость, разделение, дистанция.
Это не хорошо и не плохо, сейчас мы говорим о том, что есть определённый эффект. Возьмите для сравнения историю с Иисусом, опрокидывающим столы ростовщиков, с этим вспыльчивым юношей в храме. Здесь передаётся другой архетип. Не хороший, не плохой, а просто другой и с другим эффектом. Вы можете сказать: «Я даже не думаю об этих архетипах», но они пронизывают и культуру в целом, и культуру медитации, и духовную культуру, они оказывают своё влияние. И, безусловно, это влияние распространяется даже на тех, кто только начинает практиковать и не задумывается о таких вещах, как освобождение и прочее.
Почему это важно? Потому что идеи, фантазии, которые я имею о практике, определяют, какой станет моя практика. Фантазия определяет направление моей практики. Она не может не оказывать на неё влияние. Может также оказаться, что я выбираю фантазию и архетипы, с которыми я связан, в зависимости от того, чего я хочу. Так, я могу хотеть, чтобы меня меньше беспокоили, меньше стояли над душой, меньше дёргали, меньше действовали на нервы, и поэтому я останавливаюсь на духовных архетипах, которые передают это и, как кажется, предполагают возможность достижения этого.
Недавно я разговаривал с одной хорошей подругой, и она сказала, что в детстве и в подростковом возрасте она чувствовала острую боль, глядя на окружающий мир, на загрязнение: пластик в океанах, пластик в окружающей среде, всё это. Она действительно чувствовала настоящую боль от этого. Когда она стала немного старше и столкнулась с возможностью изучения медитации, буддизма и всего остального, у неё возникла мысль: «Если я буду практиковать, то, возможно, эта боль утихнет. Я получу некоторую свободу от этой боли». Но этого не произошло. На самом деле происходит увеличение чувствительности, увеличение чувствительности с углублением практики. Сердце открывается, и за это приходится платить. Этому сопутствует и некая невозмутимость, но чувствительность действительно растёт.
Во времена Будды, около 2500 лет назад, вся структура общества и культуры была другой. Тогда люди не могли предположить, что человеческая популяция будет расти в геометрической прогрессии, что с такой скоростью будут развиваться технологии. Они не могли предположить, что человечество может оказать такое разрушительное воздействие на климат. Просто не могли. С наступлением глобализации вся картина становится намного сложнее. Откуда взялась эта рубашка на мне сейчас? Какое влияние она оказывает на кого-то в Бангладеш или где-нибудь ещё?
И что всё это значит? Сейчас мы имеем дело с совершенно иной ситуацией, чем раньше. Что я представляю себе, двигаясь к пробуждению? Что всё станет или покажется легче, почувствуется легче, покажется проще, спокойнее? Я буду делиться своим опытом: в отношении некоторых вещей, да, точно появляется гораздо больше спокойствия, гораздо больше лёгкости, гораздо больше простоты. Некоторые вещи, да. Некоторые области дуккхи, страдания, просто исчезли, были «отсечены», по выражению Будды. Они «подрублены под корень». Они не могут появиться снова. Однозначно.
Однако учитывая всю сложность, особенно некоторые ситуации и некоторые страдания, с которыми мы сталкиваемся в нашей жизни, в нашей культуре и в нашем обществе, глобальном обществе сегодня, ответы не так просты. Вся ситуация не так проста, совсем не проста. Тогда возникает вопрос: готов ли я испытывать дискомфорт? Насколько я готов открыться этому дискомфорту, этому бытию, этому сердцу и уму? Готов ли я на самом деле вынести всё это и иметь такую уязвимость? Чего я хочу? Может быть, это моя личная нирвана? А может быть, опять же, я не думаю в терминах нирваны. У меня просто есть образ, что по мере того, как я буду расти в практике, у меня есть этот отдалённый образ, что однажды моё сердце будет затронуто всеми этими вещами, но не будет действительно потревожено. У меня будет некое мягкое, открытое сердце, что хорошо — хорошо иметь такое, — но не будет ощущения глубокой тревоги.
Некоторые из вас, вероятно, знают повесть «Фрэнни и Зуи» Дж. Д. Сэлинджера. Это замечательный текст. Это сестра и брат. Фрэнни — сестра, а Зуи — брат. У Зуи язва. Когда сестра спрашивает его о язве, он отвечает:
«Да, боже ты мой, у меня язва. У нас сейчас Калиюга, дружище, Железный век. И любой человек старше шестнадцати лет и без язвы — просто проклятый шпион».
Это типичный язык Дж. Д. Сэлинджера, но суть вы поняли.
В буддизме, в Дхарме говорится о страдании и прекращении страдания. Это очень известное высказывание Будды: «Я учу страданию и прекращению страдания». Но что это значит — «страдание»? В наши дни оно имеет множество различных толкований. Что имел в виду Будда, когда говорил «страдание»? Что я имею в виду, когда говорю «страдание»? Что вы имеете в виду, когда говорите «страдание»? И что вы имеете в виду, когда говорите «конец страдания»?
Одна женщина на вечеринке — мне показалось, что это было очень проницательно — сказала о страдании так: что ж, исторически на Западе мы можем обратиться к Фрейду и идее о том, что нам нужно раскрыть сознание к глубинам психики, к интрапсихическому, и страданиям, которые могут происходить из этого, понять их. Затем, уже после Фрейда, и психоаналитики, и психологи начинают всё больше понимать, что на самом деле влияние семьи очень важно (смотрите, например, материал о терапии привязанности у взрослых. — Прим. ред.). Сейчас вы не встретите человека, который бы не признавал, что от семьи происходят те или иные страдания. Мы все думаем: «Моё детство, мои родители были такими-то», и мы понимаем, что мне нужно с этим работать, мне нужно это исследовать, мне нужно это исцелить. Таким образом, происходит рост понимания, вы не встретите подобных идей у Будды. Он никогда не говорит о том, что у кого-то было болезненное детство или трудные родители. Этого просто не было в его понимании. Может быть, некоторые люди сегодня также начинают больше задумываться, скажем, о влиянии пола и расы. Но как насчёт того, чтобы сделать ещё один шаг: посмотреть пристальнее на общество, на окружающую среду и те страдания, которые от этого происходят? Вся картина становится всё шире и шире. Здесь происходит рост понимания. Социальная и экологическая ситуация влияет на нас, а мы влияем на неё. Точно так же, как мы знаем, что полезно исследовать семейные раны, детские раны и всё прочее, и исцелять это, так же и с социальной/экологической болью. Я хочу ещё раз сказать: да, некоторое беспокойство по мере продвижения в практике действительно уходит, и некоторое, напротив, может усиливаться.
Иногда говорят, что практика Дхармы — это своего рода революция. И революция заключается в том, чтобы научиться обращаться внутрь, и не гнаться так сильно за мирским, и не убегать от своего опыта, а разворачиваться к нему навстречу, чтобы быть со своими трудностями, своими эмоциями и т. д. Это действительно верно и очень важно. Но, опять же, в жизни и в практике очень много обоюдоострых мечей, и одним из них может быть опасность того, что практика Дхармы сама по себе может стать немного замкнутой, немного зацикленной на себе. Или человек может сострадать другим, но только некоторым видам боли, а иным нет. Я не утверждаю, что так происходит; я просто говорю, что это потенциальная теневая сторона, опасность, с которой нам следует быть осторожными.
Если я нахожусь в отношениях с кем-то, дружеских, семейных, любовных или каких-то ещё, и есть трудности, есть боль, то я не только всегда отпускаю это здесь, внутри себя. Иногда мне нужно что-то донести другому, нужно действовать. Мне нужно что-то сделать. Я бы сказал, то же самое касается и социальных/экологических трудностей. Это не только здесь, внутри меня. Мне нужно высказаться. Мне нужно действовать. Так что революция — это разворот внутрь, и революция — это разворот наружу.
Поэтому я в какой-то момент задал вопрос: чего мы хотим от работы с эмоциями? И я сказал, что мы можем составить список. Для меня очень важно, чтобы то, что мы делаем, развивало смелость и способность чувствовать боль нашего времени. Иногда, как учитель, я очень заинтересован в том, чтобы люди встречались со своими индивидуальными страданиями, и именно поэтому мы делаем те практики, которые мы делаем. Но меня интересует и другое, а именно: рост возможностей вашего/моего сердца и смелость чувствовать. Так могу ли я иметь такую способность? Могу ли я развить в себе способность чувствовать боль нашего времени без отрицания, или с меньшим и меньшим отрицанием, с меньшим и меньшим оцепенением, с меньшей и меньшей апатией, подавленностью или недоброжелательностью? Всё это нелегко.
Запросто может оказаться, что отсутствие заботы в некоторых случаях происходит от подавленности или от чувства бессилия: что же мне делать? Людей уже семь миллиардов. Всё уже вышло из-под контроля. И это просто слишком болезненно. Очень важно, чтобы внутренний критик не вступал в такого рода настроения. Но может быть мягкое сомнение, любящее сомнение. Я думаю, что практика может предложить такую способность и мужество, которая позволяет выдерживать и реагировать на боль в мире.
Иногда нам кажется, что ситуация сейчас слишком сложна и запутанна в экономическом, политическом, социологическом, биосферном, технологическом плане, и мы просто хотим простоты. Я хочу, чтобы всё было просто. И это интересно, потому что мы сталкиваемся с вопросом: «Что значит быть этичным человеком в наши дни?» У Будды, например, был список из пяти вещей, своего рода пять заповедей. Один из моих учителей говорил, что это замечательно, ты просто делаешь это, заботишься об этом, и не накручиваешь себя сложностями и чувством вины. Действительно мудро. Но я уже не знаю, насколько это соответствует действительности. Иногда нам хочется, или какой-то части нас хочется открыть учебник, прочитать список правил, поставить галочки, и всё это очень просто, и порой действительно полезно. Но я думаю о том, нужно ли расширять представления об этике в наше время? Не знаю. Я думаю, что да.
Мне кажется, что практика, путь и наши представления о том, что мы делаем, должны затрагивать наши отношения с трудностями мира. Мне кажется, это важно. Я знаю, что некоторым людям это совсем не кажется важным, и им даже покажется странным, что я поднимаю эту тему. Мир и его события, мир и его страдания, идеи в мире, ценности в мире, убеждения в мире — они влияют на меня. Они влияют на нас очень сильно и коварно. Я не могу закрывать на всё это глаза. Юкио Мисима в книге «Весенний снег» сказал: «Жить посреди эпохи — значит не замечать её стиля». В воздухе витает много такого, чего мы не замечаем. Мы просто вдыхаем его. Мы просто впускаем его внутрь себя, и он становится тем, что мы видим.
Будда сказал: «Дар Дхармы — это самый высокий дар, который только можно преподнести человеку». Но что такое Дхарма? Для меня Дхарма — это про ценности. Поэтому, когда я учу Дхарме, я также учу о ценностях, которые важны, ценностях, которые идут вглубь. Это означает, что если вы, если я, хотите дать дар Дхармы, мы должны говорить о ценностях. Это значит, что нужно вступить в дискуссию, начать дискуссию о ценностях, совершить глубокую революцию в обсуждении ценностей в нашей культуре.
