Техническая культура и христианский идеал

От редакции. Настоящей публикацией мы открываем спецпроект журнала «Эрос и Космос», посвящённый русской классике — философской, духовной и психологической мысли XIX–XX вв. Время от времени мы будем обращаться к работам таких выдающихся отечественных авторов, как Владимир Соловьёв, Семён Франк, Николай Лосский, Николай Бердяев и др. В дальнейшем мы планируем публиковать работы и зарубежных титанов мысли и духа (таких, как Уильям Джеймс или Джеймс Марк Болдуин). Мы запамятовали своё прошлое, поэтому важно к нему обратиться, чтобы обогатить настоящее и прояснить будущее, ведь эти мыслители намного опережали своё время и писали для потомков. То есть для нас.

Статья Николая Онуфриевича Лосского «Техническая культура и христианский идеал» была опубликована в журнале «Путь. Орган русской религиозной мысли» (под ред. Н. А. Бердяева при участии Б. П. Вышеславцева и Г. Г. Кульмана) в 1928 году.¹

Известный российский методолог Пётр Щедровицкий в своей заметке от 31.10.2015 даёт следующую характеристику данной статье:

Отталкиваясь от своего органицистского миропонимания, Н. О. Лосский дает в ряде работ критику техники. Особый интерес представляет статья «Техническая культура и христианский идеал» (1928), где Лосский сопоставляет достижения техногенной цивилизации с принципами христианского вероучения. Он отмечает, что, несмотря на формальные сходства принципов технической и христианской культуры, эти два типа миросозерцания имеют фундаментальные различия: техника лишь внешним образом способствует единению людей и осуществлению полноты бытия, в то время как христианство говорит о сущностном и качественном единении. В результате, полагает Лосский, техническое развитие может быть охарактеризовано как «грандиозная фальсификация, подделка единства».

Также он добавляет следующий комментарий: «В начале ХХ века русские интеллектуалы шли на полкорпуса всех остальных стран — прежде всего в философии и социальных науках. Можно сказать: делили первое место с немцами». (В дополнение к настоящей статье рекомендуем текст Майкла Зиммермана «Религиозные мотивы в технологическом постгуманизме».) — ЭК

Техническая культура и христианский идеал

В медвежьих углах России нередко случается наблюдать, как простолюдин, впервые увидев мчащийся поезд, автомобиль или аэроплан, осеняет себя крестным знамением и бормочет «С нами крестная сила»! Он боится, не довелось ли ему подпасть дьявольскому наваждению.

Такого суеверного страха нет у образованного православного человека, однако и он, если только он проникнут православием до глубины души, считает чрезмерное увлечение светскою культурою, в частности культурою техническою, — злом, соблазном от дьявола.

Для просвещенного европейца такие взгляды — одно из доказательств отсталости этих людей и «реакционного» характера православной и вообще церковной религиозности. Однако нам хорошо уже известно, до какой степени поверхностно было «просвещение» XVIII века, и потому не удивительно, если в наш ум закрадывается подозрение, не поверхностно ли также и «просвещение» XX века. Посмотрим, нет ли у простодушного православного человека глубоких, правильных, хотя и неопознанных оснований с недоверием относиться к технической культуре.

Каждое индивидуальное тело есть орган Единого Тела Христова, духоносного, преображенного, в котором нет разделения, нет непроницаемости, осуществлена совершенная взаимопроникнутость тел

На чем сосредоточены помыслы подлинного христианина, что составляет последний предел его упований? — Конечно, единство с Богом и всеми тварями Его на основе любви, созидание Царства Божия, где Бог есть «всяческая во всех». В этом Царстве множество живых существ образуют «Едино Тело и Един Дух». В этом Царстве не утрачивается индивидуальность человеческой души, в нем не угашается личность, христианин ожидает воскресения во плоти, следовательно, надеется на сохранение индивидуального духовно-телесного бытия и тем не менее признает, что множество духовно-телесных индивидуальностей образует в Царстве Божием «Едино Тело и Един Дух». Как возможно такое единство? — Оно осуществимо лишь в том случае, если множество личностей проникнуты друг к другу и к Богу такою совершенною любовью, что живут вполне, как Един Дух:

1) мысль каждого непосредственно есть достояние всех;
2) хотение каждого непосредственно подхватывается и соборно осуществляется всеми.

Такое целостное единство многих лиц есть конкретное единосущие их²: во всех существах этого царства осуществляется Един Дух Христов в тысячах индивидуальных обнаружений; каждое индивидуальное тело есть орган Единого Тела Христова, духоносного, преображенного, в котором нет разделения, нет непроницаемости, осуществлена совершенная взаимопроникнутость тел. Такое бесконечно сложное и тем не менее целостное царство бытия обеспечивает каждому своему члену-индивидууму бесконечную полноту бытия и бесконечную силу творчества, так как здесь нет взаимостеснений и есть, наоборот, совершенное взаимосочетание сил.

Такое бесконечно сложное и тем не менее целостное царство бытия обеспечивает каждому своему члену-индивидууму бесконечную полноту бытия и бесконечную силу творчества

Ведет ли в направлении к достижению этого идеала современная техническая культура? Преодолевает ли она разъединение существ в пространстве и времени? — На этот вопрос многие, не задумываясь, ответят: Да, конечно. Скорые поезда, автомобили, аэропланы чрезвычайно сократили расстояние между различными точками земли. Поверхность земли как бы сократилась в несколько десятков раз, нисколько не утратив своего богатства и разнообразия. Еще в большей степени это объединение достигнуто посредством телеграфа, телефона, радио. Свою проповедь папа Римский мог бы сделать слышною почти в момент ее произнесения во всех католических костелах всей земли. Недалеко то время когда pадио-аппараты будут давать не только слышание, но и видение предметов на расстоянии: тогда политический митинг, происходящий в Лондоне, или похороны великого человека в Париже будут видимы во всех уголках земли; тогда будет достигнута multi-praesentia действительности, как бы наличествование предмета сразу во множестве мест. Это ли не победа над пространством и временем, над разъединением существ в них и достигается она естественными средствами, без Бога и Царства Божия.

Есть однако еще одна черта в составе христианского идеала Царства Божия: надежда на достижение полноты бытия и творческой деятельности. Защитник современной культуры и тут ответит нам, — быть может впрочем, несколько поколебавшись: несомненно, что современная культура сопутствуется нарастанием сложности, содержательности и, следовательно, полноты бытия. В наши дни крупный общественный деятель может в один день совершить огромное количество дел, вступить в сношения с множеством лиц, получить массу впечатлений и, наконец, испытать ряд удовольствий: политические переговоры, биржевые дела, огромная корреспонденция, визиты в разных частях города, прогулка в автомобиле в загородный парк, спектакль вечером — все это может быть вмещено в состав одного дня в таком количестве, что осуществление этих деятельностей должно было бы потребовать целого месяца жизни в XVIII веке. И не только видные люди, самые скромные труженики испытывают в такой же пропорции усложнение жизни: сравните деятельность кондуктора дилижанса, ездившего между двумя английскими городами в начале XIX в. и кондуктора современного трамвая в Лондоне. Какая разница в количестве служебных действий, в количестве встреч с людьми и сравнительно сложных комбинаций, требующих немедленного ответа и поступка!

Однако, если от количественных усложнений жизни обратиться к вопросу о качественном ценностном поднятии ее уровня, особенно к вопросу о том, наблюдается ли в современной культуре повышение качества творчества, всякий скажет, что вряд ли такое совершенствование жизни осуществляется, вряд ли качество поспевает за количеством. И тогда в нашей душе зародится сомнение; перед нами встанет тревожный вопрос, все ли правильно на том пути, которым мы идем. Чтобы ответить на этот вопрос, подвергнем анализу те способы, которыми современная культура достигает усложнения жизни, отдадим себе отчет в том, какие силы она использует, совершенствуя технику.

Рассмотрим для этой цели прежде всего средства передвижения в пространстве: паровозы, пароходы, автомобили, аэропланы и т. п. Все эти машины основаны на использовании сил отталкивания, т. е. именно тех сил, которые по самому понятию своему выражают разъединение и если могут привести к объединению, то лишь внешнему, сводящемуся только к пространственной близости. Если мне напомнят о трамвае и других случаях использования электрической силы притяжения, то это ничуть не изменит моего тезиса: не только трамвай, всякая машина предполагает силу притяжения, напр. всех твердых частей ее, поскольку есть сцепление ее молекул, однако во всех этих случаях техническая цель достигается лишь постольку, поскольку сила притяжения необходимо комбинируется с силою отталкивания, и использование этих сил приводит к сближению с каким-либо А не иначе, как путем удаления от какого-либо В: приблизившись к Парижу, я утрачиваю Москву или Петроград. Но этого мало, как сказано, и самое сближение мое есть только внешнее отношение, пространственно-временная смежность, при которой может остаться или даже возрасти внутренняя чуждость, отсутствие взаимопроникновения между тем, что внешне стало близким или даже смежным.

Объединение миpa, осуществляемое нами, и наше единение с миром [посредством техники] оказывается не подлинным: это грандиозная фальсификация, подделка единства

Почти все отрасли нашей технической культуры имеют целью создавать внешние сближения или разъединения. Жилища и одежды защищают от непосредственных воздействий природы. Добывание, хранение и переработка пищевых веществ и т. п. — все это деятельности осуществляющие пространственные разъединения и внешние пространственные объединения. Даже в областях, болee высоких, стоящих на верхней границе технической культуры, напр., в медицине, в значительной мере происходит то же самое: наиболее развитые, точные, усовершенствованные способы врачевания дает хирургия и даже лекарства современной медицины в большинстве случаев суть яды, действие которых на организм имеет характер насилия.

Отдав себе отчет в описанных свойствах нашей технической культуры, мы перестанем чрезмерно гордиться расширением жизни, достигнутым в XX веке. Объединение миpa, осуществляемое нами, и наше единение с миром оказывается не подлинным: это объединение, сочетающееся с разъединением, накопление разъединенных внутренно агрегатов, — это грандиозная фальсификация,  подделка единства.

Не удивительно, что и расширение нашего сознания, получающееся вследствие усовершенствования средств внешнего сношения с миром, оказывается неорганическим: множество впечатлений и деятельностей, возникая на основе внешних отношений к миpy, образуют в нашей душе не гармоническое единство, не целость, в которой элементы требуют и подкрепляют друг друга, так что, чем их больше, тем прочнее система, а, наоборот, — нагромождаются в идее хаотического скопления, в котором многие элементы противоборствуют друг другу, ослабляют друг друга и ведут к ослаблению всего строя души. Отсюда объясняется разрастание душевных болезней в современном обществе: нервность, истерия, психастения, неудовлетворенность жизнью, самоубийство распространяются в угрожающих размерах.

«Чего же вы хотите?» — зададут мне вопрос. «Для устранения пространственного и временного разъединения, для преодоления разъединения вообще нет иного пути, кроме того, которым идет человеческая культура». — Нет, есть иной путь, отвечу я. Конечный предел этого подлинного пути намечен в христианском идеале «Едино Тело и Един Дух». Сущность этого пути — осуществление полного конкретного единосущия на основе совершенной любви. К сожалению, однако, мы столь далеки от осуществления этого идеала, что ссылка на него рискует остаться пустым словом. Чтобы полнее осознать путь к идеалу и выразить различные стороны его в отвлеченных понятиях, зададимся вопросом, нет ли в повседневной жизни хотя бы предварительных ступеней движения к совершенному единству, нет ли примеров конкретного единосущия, хотя бы ограниченного, дающего не космическое целое, а целое хотя бы несколько деятелей, объединенных в форме частичного взаимопроникновения.

Есть иной путь… Сущность этого пути — осуществление полного конкретного единосущия на основе совершенной любви

Такой пример мы найдем в единстве нашего собственного организма. Тело наше содержит в себе множество клеток, из которых каждая есть относительно самостоятельный организм, живое существо; мало того, каждый атом, даже электрон есть самостоятельная единица самостоятельный центр действий и тем не менее это множество деятелей есть относительно целостное единство, совершающее координированные акты под руководством высшего деятеля, моего я. Несмотря на пространственную сложность моего тела, я присутствую во всех частях его своим сознанием, чувством и волею. В самом деле, имея в виду такие факты, как сознание боли от пореза пальца, сознание голода, жажды, бодрой телесной активности и т. п., можно говорить о вездеприсутствии (omnipraesentia) моего я в теле, путем сознания и знания; наблюдая такие факты, как произвольное сокращение мышц, влияние моих эмоций на все отправления тела, можно говорить о вездеприсутствии моего я в теле волею и чувством.

Вездеприсутствие я в теле не есть быстрое перемещение я внутри тела от одной клеточки к другой, а также не перемещение клеток к я. Правда, для объединения я с клетками требуется единство и целость нервной системы, т. е. нечто напоминающее телеграфную сеть, однако центростремительные нервные токи в этой системе явным образом суть только поводы, только стимулы, подстрекающие мое я к тому, чтобы я сосредоточил свое внимание непосредственно на жизнедеятельности того или другого участка своего тела: в самом деле, боль при порезе пальца есть само болезненное в состояние клеток пальца, а не символ, не копирующее  боль  представление в  моем уме; мое знание об этой боли есть непосредственная интуиция и непосредственное соучастие моего я в бедственном состоянии моего члена.

Так как весь мир построен по одним и тем же принципам, то и телеграфное известие, сообщающее, напр., что «заболел японский микадо», есть не что иное, как повод для того, чтобы мое я осуществило акт интуиции, направленный на событие, — «заболел микадо», — совершающееся в далекой от меня Японии. Однако, как велика разница между интуициею, направленною на болезненное состояние моего пальца и интуициею, имеющею в виду чуждого мне микадо! В первом случае в сознании имеется конкретная полнота события и переживание интимной близости, а во втором — холодное отвлеченное имение в виду. Точно такое же различие найдем мы и в волевой сфере, напр. между произвольным сокращением мышц моей руки и исполнением моего приказа по телеграфу управляющему «пришлите деньги». Интимная близость моя к органам тела так велика, что можно сказать: «я действую в своих мышцах», но нельзя сказать «я действую в управляющем». Деятельные элементы организма в их отношении друг к другу — не чужие: здесь, по крайней мере, частично снято противоборство, чужое стало своим, я люблю свое тело и тело мое любит меня; так, напр., самоотверженная борьба фагоцитов против болезнетворных начал имеет характер служения целому, а не заботы о себе.

Несмотря на пространственную сложность моего тела, я присутствую во всех частях его своим сознанием, чувством и волею… Можно говорить о вездеприсутствии (omnipraesentia) моего я в теле

Таким образом в организме осуществляется конкретное единосущие на основе любви; συμπαθεια стоиков здесь развита в высшей степени³: это обнаруживается, во-первых, в полноте интуиции, и во-вторых, в согласии стремлений различных частей здорового организма друг с другом и особенно со стремлениями того я, которое стоит во главе организма. В жизни моего организма ежеминутно осуществляется следующий тип интимнейшей корпорации двух или более деятелей: моя воля как бы непосредственно действует в другом существе, именно в каком-либо органе моего тела, напр. в мышцах, — сила принадлежит этому другому существу, а оформление этой силы, именно направление ее, указание ей цели исходит от моего я. Такое влияние моего я на органы моего тела имеет сходство с тем, что можно было бы назвать магией, магическим воздействием. Нужно однако тотчас же сделать оговорку: такое тесное слияние двух деятелей, при котором один отказывается в каком-либо отношении от своей самостоятельности и превращается в орудие другого, достигается двумя путями, глубоко отличными друг от друга: путем насилия, т. е. вследствие страха или соблазна, и путем сочувственной симпатии, любовного согласия; только первый случай внедрения одной воли в сферу другой следует обозначить словом магия, а второй мы будем обозначать словом — единодушие или конкретное единосущие. Наиболее высокая степень этого единодушия достигается в организме между теми его частями, которые для объединения своих деятельностей не нуждаются даже и в нервных проводниках.⁴

Итак, в организме осуществляется в значительной мере подлинное, внутреннее единство, а техника создает лишь призрачное, внешнее сближение, неорганическую смежность в пространстве и времени. Бергсон обозначает это различие терминами — организация и фабрикация. Техника и ее процессы фабрикации создают общение с миром и воздействие на мир внешнее, посредством орудий; организация создает общение внутреннее, посредством органов, онтологически преобразовывая среду, ассимилируя ее, превращая ее из чуждого мне бытия в органе моего тела или превращая меня самого в орган существа, высшего, чем человек. Таков ответ на вопрос, какой иной путь, кроме техники, можно избрать для правильного усовершенствования жизни: этот путь есть расширение организации.

В организме осуществляется подлинное, внутреннее единство, а техника создает лишь призрачное, внешнее сближение, неорганическую смежность в пространстве и времени

Раньше, чем говорить, как можно представить себе расширение нашего организма, скажу несколько слов об упрочении и совершенствовании уже достигнутого. Наш собственный организм не вполне ограничен: идеал единодушия и гармонического сотрудничества не вполне осуществлен нами даже и в пределах нашего тела, что особенно обнаруживается в случае заболевания. Тогда мы прибегаем к оглушающим средствам, к брому, к опию и т. п. лекарствам, между тем как в первую очередь следовало бы попытаться пробудить разумные гармонирующие силы самого организма. К этой цели могли бы вести различные виды психотерапии. Прежде всего я указал бы на тот вид психотерапии, который может быть построен на учении об организме, как сообществе живых деятелей, между которыми нормально существует доброе согласие. Такое учение могло бы быть положено в основу метода самовнушения, предложенного Куэ. Сущность этого метода состоит в следующем: больной, напр. тиком, старается достигнуть самовнушения и преодолеть нелепые сокращения мышц, прибегая не к воле, а к воображению: он не отдает приказаний органам своего тела, он не пытается путем волевого насилия покорить их себе, а создает лишь в своем уме, путем воображения, живое представление о себе, как человеке, живущем нормальною гармоническою жизнью, дающею полное удовлетворение. Такое самовнушение есть как бы попытка вызвать добровольное увлечение низших центров идеалом нормально здоровой жизни. Такой прием подобен поведению полководца, который не приказывает, не угрожает, а увлекает за собой полки тем, что, схватив знамя, сам бросается вперед.

Другой вид психотерапии, гармонизующей душу и тело, есть психоанализ Фрейда, применяемый для излечения психо-неврозов. Задача психоанализа найти приведшую к болезни психическую травму (психическое поражение, которое вовсе не всегда сводится к неудовлетворению сексуальных стремлений, как думают некоторые крайние фрейдианцы), которая, будучи оттеснена в подсознательные недра души, играет роль как бы занозы, как бы постороннего тела, вызывающего ряд явлений, нарушающих целость и гармонию душевной и телесной жизни. Осознав элемент, нарушающий целость душевной жизни, психотерапевт устраняет ее вредное влияние, напр. путем гармонизующей сублимации (путем сообщения неудовлетворенной страсти возвышенного характера): так, в супружеской жизни муки неудовлетворенной любви, ведущие к тяжелым неврозам, могут быть излечены гармоническим сосредоточением всех сил на материнской любви к воспитываемому ребенку.

У православных и католиков таинство покаяния, связанное с исповедью, есть могущественное средство исцеления душевных ран и восстановления целости души

Органические методы лечения души и тела, до которых медицина начинает медленно добираться, давно уже найдены христианскою религиею: у православных и католиков таинство покаяния, связанное с исповедью, есть могущественное средство исцеления душевных ран и восстановления целости души. Зависть, неудовлетворенное честолюбие, вражда осознаются кающимся на исповеди; благодаря наводящим соображениям прозорливого и сочувствующего человеческой душе священника, источники этих нарушений гармонии выясняются; все это происходит в обстановке, пробуждающей высшие силы, духа, ищущего примирения и высокого духовного покоя в условиях, благоприятных для сублимации; силы верующего человека сочетаются с благодатною силою Церкви и ее главы Христа, и в душе человека происходят глубокие изменения, благодаря которым восстанавливается гармоническое отношение к внешнему миpy, а вместе с тем и внутренняя гармония души; наряду с этим оздоровлением духа происходит, обыкновенно, и гармонизация телесной жизни. Такое оздоровляющее влияние религии есть факт, подтверждаемый научными исследованиями. Так, проф. Масарик в своей книге «Der Selbstmort als soziale Massenercheinung», основываясь на анализе множества статистических данных, приходит к выводу, что количество психозов и самоубийств возрастает параллельно с утратою религии и параллельно уменьшению глубины религиозного чувства.

До сих пор я говорю об усовершенствовании жизни методами организации, а не техники в применении к нашему человеческому организму. Теперь пойдем дальше. Сравнивая организм одноклеточного с нашим гораздо более сложным многоклеточным организмом, мы найдем, что здесь эволюция имеет характер расширения сферы органического единства, включения все новых и новых существ (клеток) в дружескую ассоциацию деятелей, прекративших в значительной мере борьбу друг против друга и живущих более или менее общею жизнью. То, что осуществлялось на пути развития от низших организмов вплоть до человека, почему бы не могло осуществляться и дальше в форме создания органических единств, более высоких, чем человеческое тело, именно в виде создания таких организмов, в которые человек входил бы, как элемент, подобно тому как клетка, напр. красный кровяной шарик есть элемент человеческого тела. Стоит задать этот вопрос, как сам собою напрашивается и ответ: такие ступени жизни, такие сверхбиологическиe организмы существуют. В самом деле, общество пчел в каждом улье, общество муравьев в муравейнике образует единое целое, в котором каждая особь пчелы, муравья служит целому так, как клетка в нашем организме, и целое улья или муравейника подлинно есть существо высшего порядка, чем отдельные пчелы или муравьи, существо, совершающее целостные целесообразные акты, недоступные отдельным особам, входящим в его состав. Точно также государство, нация, народ есть живое существо высшего порядка, чем отдельные люди⁵, входящие в его состав.⁶

Насколько разнообразны эти единицы жизни высшего порядка, видно из того, что напр. лес, торфяное болото, озеро и т. п. могут быть рассматриваемы, как целостные живые существа. Современное естествознание все более заинтересовывается такими единствами и открывает в них процессы, указывающие на органическую координированность друг с другом элементов их, дающую право считать их организмами высшего порядка. Философия давно уже развивает такие учения о строении миpa, согласно которым всякий отдельный организм есть элемент какого-либо более сложного органического целого, которое в свою очередь входит в составь еще более высокой живой единицы и т. д. вплоть до мирового целого, которое есть всеобъемлющее живое существо. Таковы, напр., в древности системы Аристотеля, Платона, в новой философии — система Дж. Бруно, Лейбница, в новейшей философии — учение Фехнера, Вундта, Эд. Гартмана, В. Штерна («Person und Sache»), Лосского («Мир, как органическое целое») и мн. др.

Если согласиться с такими учениями о строении миpa, то нужно будет признать, что перед каждым человеческим я стоят две задачи: во-первых, воспитывать себя к тому, чтобы быть совершенным органом более высокого целого, именно тех социальных единств (семьи, государства, нации и т. п.), к которым человек принадлежит и, далее, того всеобщего целого, Царства Божия, к которому ведет нас Церковь; во-вторых, подготовлять себя к тому, чтобы занять в иерархии органических единиц жизни ступень, более высокую,  чем человеческое существование.

Техника создает не внутреннее, а внешнее объединение человека с миром. Она осуществляет общение с миром, но оно не поднимает человека онтологически на более высокую ступень…

Сущность первой задачи осознана всяким культурным человеком, она состоит в том, чтобы быть хорошим семьянином, добрым патриотом, верным сыном Церкви и т. п., — поэтому не буду говорить о ней больше. Вторая же задача представляет собою нечто весьма своеобразное, понятное только тому, кто вдумался в перечисленные выше философские учения, напр. в учение Фехнера. Для большей ясности я изображу наглядно, о чем идет речь.

Согласно таким учениям напр., вся наша планета, Земля, есть живое существо, обладающее единым сознанием. Все восприятия отдельных существ, живущих на земле, людей, животных, растений и также все чувства и стремления их сочетаются в едином сознании Земли в одно целое восприятие и знания, а также чувства и воли, осложняясь на этой основе бесконечно более богатым и значительным содержанием, чем все, что можно найти в нашем индивидуальном сознании.

Единая жизнь в грандиозном масштабе присущая Земле, в менее сложной форме присуща каждому более или менее единому участку Земли, напр. Иеллоустонскому парку в Соединенных Штатах Америки или Гарцу в Германии. Развивая в себе органические силы, человек может расширить свое бытие; он может достигнуть того, что телом его будет целый такой участок Земли, и органами его деятельности будут не две руки, две ноги, а целые живые существа, а также ручьи, пласты земли и т. п., входящие в состав этого участка Земли. Чтобы подняться на такую более высокую ступень бытия, необходимо развивать в себе способность непосредственного видения, живого чуяния чужой жизни с такою же конкретною полнотою и с таким же живым участием, как это мы осуществляем в отношении к своему телу; на основе такого живого чуяния можно развить в себе далее умение так срастаться с чужою жизнью, чтобы действовать в другом существе, сочетая с ним свои силы так же, как мы действуем в своих органах, мышцах руки, ноги и т. п. Современный английский философ Карпентер, придерживающийся взглядов, близких к учению Фехнера, в своей книге «Любовь и смерть» (где он задается вопросом, как развить в себе умение правильно любить и умение достойно умирать) утверждает, что человек, подготовивший себя к такому расширению сознания и усложнении тела, может перейти в новую форму бытия без резкого разрыва, без мимолетной даже утраты сознания.

Чрезмерное увлечение техникою может повести человека на такой путь, на котором высшие способности не только перестанут развиваться, но и заглохнуть: может исчезнуть интерес к ним под влиянием суррогата их

Сопоставим теперь два пути жизни — технический и органический. Техника создает не внутреннее, а внешнее объединение человека с миром. Она осуществляет общение с миром, но это общение не поднимает человека онтологически на более высокую ступень: силы усвоения остаются прежними, а количество усваиваемого материала чрезвычайно возрастает. Отсюда возникают нарушения гармонии душевной и телесной жизни, особенно в форме психоневрозов. Хуже всего то, что чрезмерное увлечение техникою может повести человека на такой путь, на котором высшие способности не только перестанут развиваться, но и заглохнуть: может исчезнуть интерес к ним и потребность развития их под влиянием суррогата их, даваемого радио, автомобилями и т. п.

Конечно, указывая на этот недостаток технической культуры, я вовсе не рекомендую отказаться от современной техники. Поскольку мы стоим на низшей ступени духовного развития, нам необходимо, не только созидание высших органов, но еще и вспомогательные пособия в форме пользования орудиями. Я предлагаю только осознать неполноту жизни, основанной на технической культуре, и необходимость углубить ее путем развития высших способностей и органов. Это та задача, о которой говорят оккультисты, йоги, маги и т. п. Однако не в составе их учения излагаю я этот вопрос, потому что пути развития, предлагаемые ими, медитация, воспитание мощной воли, магически воздействующей на мир и т. п., сомнительны: сила, приобретаемая этими искусственными, тепличными средствами не застрахована от диавольских соблазнов, она легко может вступить на путь хищничества, эгоцентрического покорения себе миpa.

Я предлагаю только осознать неполноту жизни, основанной на технической культуре, и необходимость углубить ее путем развития высших способностей и органов

Есть другой путь, вытекающий прямо из христианского идеала, имеющий в виду не временные земные блага, а конечную цель: царство свободного любовного единения всех существ, в котором «Бог есть всяческая во всех», в котором все существа свободно сочетаются в «Едино Тело и Един Дух».

Вселенский организм, о котором говорит христианская религия, уже существует даже и здесь на не преображенной еще земле, правда, в зачаточном виде; нам не нужно впервые создавать его, нужно только с помощью Божией содействовать возрастанию его. Задача эта аналогична той, о которой я говорил рассуждая о совершенствовании нашего человеческого тела путем очищения души, гармонирующего нашу душевную и телесную жизнь. Точно так же и раскрытие новых способностей и создание новых органов, поднимающее нас на более высокую ступень во вселенском организме, и приближающее его и нас к идеалу, надежно достигается все теми же средствами: очищением чувства и воли, гармоническим отношением к миpy, возрастанием в нас любви ко всем тварям и к Богу.