Хочу ли я быть «хорошим» и «нравиться всем»? Известным и распространённым стало наблюдение о том, что попытки быть «хорошим парнем» ни к чему не приводят: это неосознаваемое стремление удовлетворить значимого Другого, референтную группу, матрицу — зачастую фиктивных и вымышленных гоблинов, засевших в лиминальном пространстве между светом сознания и тенью. Оно не имеет отношения к подлинной нравственности и моральной интуиции, которые неотделимы от очищенных интеллекта и эмоций, от принятия жизненных решений на основании своей подлинности, «аутентичности», на встрече со своей глубиной, потрясающей все основания и снимающей все личины.
Более того, эта подлинная нравственность имеет иконоборческую природу, в тонком пространстве разрушающую идолов цепей, демонов цепляний и церберов заблуждений через высвечивание пустотного основания этих феноменов, через реализацию абсолютного сострадания, через обращение ядов в мудрость. Страх чужого мнения, подсознательно сидевший во мне, в моём склонявшемся к двойственному видению уме, изветшал: он растворяется в лучезарном сиянии предназначения моей души, которая возрождается изнутри и только изнутри. Это предназначение реализуемо лишь через смелость, решительность и страстность, — готовность быть безупречным воином духа, решительность отказаться от инфантильности желания нравиться и удовлетворять, потакать иллюзорным фантомам, открытость к своей внутренней тьме и собственным демонам. Готовность к безжалостному отсечению всего ненужного, наносного, иллюзорного, незначимого, отвлекающего, обманывающего, гипнотизирующего, страшащего. Реимпринтинг всей психофизической системы (тела и разума) во имя принятия благой вести недвойственного понимания реальности, переживания любви, экспрессии творчества.
Подлинная нравственность имеет иконоборческую природу, разрушающую идолов цепей, демонов цепляний и церберов заблуждений через высвечивание пустотного основания этих феноменов
Постижение пустотности природы всех явлений в моём бытии неотъемлемо и от личностного взросления, превосхождения и включения осевых вех развития. Один из важнейших строительных проектов во владениях моей души — это становление экзистенциальной самости наравне с трансперсональным сознанием. Экзистенциальная самость может быть названа кентаврической личностью, если обращаться к «кентавру» как образу неразделимого слияния души и тела. Для меня кентаврическая личность неотделима и от отполированного до зеркального блеска интеллекта, пространства служащего высшим целям ума, навсегда принятого и превзойдённого в безмыслии.
На пути экзистенциального становления важнейшую роль играет самопринятие, переосмысление себя как «я-реального», а не смотрение на себя исключительно лишь сквозь призму несуществующего и галлюцинаторного «я-идеального», информированного во многом ложными конструктами и бессознательно усвоенными культурными нормами, вечно удаляющего от переживания блаженного царствия настоящего. Колин Уилсон удачным образом отразил философию «Постороннего», или «Аутсайдера»: человека, который видит слишком много, слышит слишком много, чувствует слишком много, который зачастую обездвижен потоком восприятия, запутан экзистенциальными вопросами смысла бытия и не находит себе места в предзаданных социумом ролях. Приходящий к оптимистическому экзистенциальному разрешению Посторонний находит вдохновение в космическом трепете, в страстном самовоспламенении, открывающем портал в мистическое единство.
Моё «я-реальное» как раз и есть такой Посторонний, наполненный глубиной переживаний интроверт, находящий силу в безграничной творческой самоэкспрессии. Я есть принятие внутреннего Постороннего, опирающегося на безумную мудрость, ликвидация страха перед необычностью своих установок и устремлений. Я позволяю себе отказываться от поверхностных проблесков во имя сокровищницы, таящейся во мраке. Моё стремление — быть всечеловеком, зеркальным сознанием, отражающим всё происходящее, спонтанной энергией, переливающейся за границы и смывающей всё в истечении первозданной любви. Быть собою.
