Начнем с той очевидности, которая, что называется, бьёт в глаза. Весь фильм1 герои заняты поиском вопроса, поиском задачи, которую им нужно решить. Эти условия напоминают или даже отсылают к тем, которые французский философ Жиль Делёз ставил перед философским изысканием: вопрос следует правильно поставить, выверить его составляющие, так, чтобы у нас получилось блюдо, а не мешанина из того, что плохо или вовсе не сочетаемо.2 Нам нужен вопрос — вот первоочевидность, вокруг которой вращается фильм. Разворот вопроса зависит от частных условий проявления, он локален и связан с манифестацией — с моим желанием так или иначе трактовать существо дела, уводить его в свою сторону. Концепты (используемые понятийные построения) отягощены вопросом, который может оставаться как личным, так и безличным, причем в двух смыслах.
Личные вопросы сводятся к наворачиванию спиралей вокруг: «Чего же я хочу?» Смотреть за пределы желания, складывать его из обстоятельств3 — это всегда уже дело персон, которые принадлежат истории, своей истории, истории проблемного поля. Это обращение за пределы данной манифестации, излюбленный прием патриотической риторики: «Вспомним подвиги отцов!» Мы видим эту соблазнительную вязь: Платон-Аристотель-Декарт-Кант-Гуссерль… Все они ведут общее расследование концептов сущего, сознания, мышления, Я.
Едва речь заходит дальше личных пожеланий и собственного намерения, она упирается в фигуру этого собственника. Нейтральное желание исследователя — желание различать, добиваться ясности, обращенное к теме личности исследователя (ведь, например, исследуется не только, «что такое Я», но — «кем Я могу быть», не только «ложное сознание», но хитрости и подмены, используемые буржуа) — позволяет обратиться к нарративу, выверить и оценить обстоятельства уже чьей-то жизни, а значит и возможных изменений. В цепях перерождений (…Кант-Гегель-Гуссерль…) мы должны найти мыслителя, Прометея, шанс для проявления мысли. Так и говорят — у всех есть своя маленькая философия, своё мировоззрение. Передо мною есть необъятное множество — мир, и мне нужно выбрать позицию, с которой смотреть на него, причем так, чтобы обладать для себя правом и потребностью действия. Для этого есть «Экзамен». Передо мною чистый лист, на котором нет задания — и…
Здесь я хотел бы привести различие между уровнями развития вопроса, попутно демонстрируя эволюционный ход мысли. Я располагаю уровни развития по их отношению к вопросу, прослеживая где же обретается «личностное» в рамках со-участия в задаче4. В начале фильма персонажи грызут свои карандаши, мнут листочки, с них капает пот трудолюбия: «Чего от меня хотят?!» И это первый уровень, когда все еще уверены, что в них есть что-то такое, за что их могут выбрать. У них есть смутное понимание собственной личности, ещё не различенной во взаимодействии с другими личностями — это скорее суб-личность. До того, как происходит столкновение, выяснение отношений, мы имеем своеобразный зоопарк смутного: эти движения, позы, характеры — это мои конкуренты. Они способны разрешить эту задачу, при этом я не знаю ни самой задачи, ни этих людей — чем же тогда я лучше слепого пятна, которое всегда избегает столкновения и выяснения отношений?
Есть нечто очень меткое в высказывании «выяснять отношения». Ведь действительно, чем лучше обозначена роль, чем больше багаж ее истории — тем больше связей можно установить. Раньше других расстаётся со своей позицией парень (тот, что рвет листок дамы-соперницы), начинающий игру за выживание. Он решает: этот не подходит для работы в корпорации, поскольку не выдерживает эмоционального накала испытания, эту я сам могу выгнать, и так далее. Он является катализатором выяснения отношений.
На втором уровне этого духовного метрополитена таятся уже не «эти люди» или субличности, а идентификации5. Быть может, чтобы понять вопрос, надо уже занимать определенную позицию — быть негром, которого изберут на работу в компании за его расовые качества, или же хитрецом, который способен быть по-настоящему безжалостным.
По ходу фильма выясняется, что для решения задачи необходимо её собрать: из идентификаций, из подручного материала (зачем нам эти листки для ответа, если на них ничего не написано? Зачем здесь лампы? Охранник — почему с ним нельзя разговаривать?), из отношений между людьми (связывающие нас отношения и есть сокровенное «личное»), которые также могут быть вовсе не теми, кем являются, они могут быть тем самым. Это уже вопрос третьего члена — интерпретанты, точнее — сам вопрос здесь переходит к интерпретанте (в терминах Чарльза Сандерса Пирса6).
Мы очень любим давать ответы, но у выверенного и своевременного вопроса есть своя красота. Именно третий уровень мне мыслится близким к тому, чтобы быть уровнем самосознания. Как мы видим, до конца испытания доходит героиня, промолчавшая большую часть фильма. Эта подлинная монахиня обитает на третьем уровне, на той высоте, с которой даётся весь комплекс условий и действующих лиц. Итак, нам недостаточно всего разнообразия реального (участников, комнаты) и мыслимого, воображаемого по поводу него (догадки о том, кто устроил испытание, попытки понять их действительное желание, его каркас). Важно осознание следующего факта: задачу ты выбираешь сам.7
Передо мною чистый лист, на котором нет задания — и …
Передо мною чистый лист, на котором нет задания — и… мне надо его сформулировать. Причём не важно, поймёшь ты суть или нет, дойдёшь ли до конца, главное — дать ответ. Никакого предписанного мне вопроса, темы и задачи нет. С одной стороны, нечего открывать и исследовать, а с другой — задача прячется не в самом испытании, но в последствиях: как будет развивать корпорацию героиня, когда победит? Это проблематика надличностного уровня: свободный от собственного мнения и желания ответ — спонтанность, и задача, которую нужно понять и выбрать (как говорит Сартр — каждый раз, решаясь на что-то, я решаюсь заново). Героиня отвечает «нет», что сразу означает следующее.
Во-первых, вопрос и ответ являются чистыми формами, и в этом смысле героиня может сказать и «да», и «нет», и что угодно — лишь бы был какой-то ответ (это процедура принятия ответственности) для какого-то вопроса.
Во-вторых, для понимания задачи, для пониманя того, о чём же нас спрашивают, мы не должны углубляться в вопрос и марать листочек — все лежит на поверхности8, и углубление является скорее последствием рефлексии над ответом, которая провоцирует вопрос.
И наконец, героиня всё-таки является монахиней, а не чем-то «вне ума», абсолютным просветленным существом. Она не провоцирует дальнейшую игру условий (можно было сказать «нет», но иметь в виду другой вопрос — и совсем уйти с испытания), её ответ оказывается не только формальным, но и содержательным — она отрекается от своих возможностей во благо живых существ, хотя и говорит: «я ещё не согласилась». Ситуация абсурда (например, героиню бы застрелили после правильного ответа) скорее бы довела бы фильм до выводов, представленных в этой статье: вопрос и ответ свободны от человека. В терминах уличного надличностного: гуляй, дорогой, пока не найдешь свой вопрос и ответ.
- Фильм «Экзамен», режиссёр Стюарт Хэзелдайн. 2009 год, Великобритания. ↩
- Здесь уместно отослать к его собственному «трактату о методе» — «Qu’est-ce que laphilosophie?». Les Editions de Minuit, 1991. Рус. перевод С.Н.Зенкина, 1998. ↩
- Таковыми являются, например, табу. Хотя запрет и является (с позиции «Я») чем-то отрицательным, сам же запрет оказывается позитивным, только с другой позиции. Во-первых, запрещать можно, лишь обладая устойчивым перечнем желаемого. Пример из музыки: любой строгий учитель уже знает, как реализуется партитура, какая постановка рук должна быть при игре на инструменте. Запрет подразумевает сохранение, но не расширение. Во-вторых, намекая на традицию и её сохранение, табу является рабочим материалом: здесь нужна как раз позиция Творца или же скульптора — того, который отсекает лишнее, чтобы освободить материал для собственного видЕния. Табу показывает, как мы хотим его преодолеть, чтобы использовать сами ограничения. Мы справляемся с заданиями строгого учителя, у нас поставлены руки, и нам известны традиции исполнения: мы не прекращаем играть, выражать себя, просто желание живет уже другим «Я», другой жизнью, где первоначальное табу превращено (через привычку) в желаемое. ↩
- Здесь мы наследуем Делёзу: индивид или личность образуется у него лишь после сингулярности, которой награждает событие. Тело — смесь, которой мы награждены в силу стечения обстоятельств, а личность мы определяем, решая, что же действительно имеет для нас значение и вес. Сначала трансцендентальная возможность некоторого единичного смысла, затем — тело и личность, моё переживание и моё осмысление тех обстоятельств, которые сложились около данного события — Делёз Ж. Логика смысла: Пер. с фр.- Фуко М. Д 29 Theatrum philosophicum: Пер. с фр.-М.: «Раритет», Екатеринбург: «Деловая книга», 1998. — 480 с. Интересующие нас серии — 16 и 17. ↩
- Отсюда самосознание выводил символический интеракционизм — из рассмотрения своих действий в стратегемах общественных взаимоотношений. «Я знаю себя» = понимаю своё место в этих взаимоотношениях, возможные последствия моих действий для другого — Гофман И. «Представление себя другим в повседневной жизни». Москва: КАНОН-пресс-Ц, 2000, 304 с. ↩
- Интерпретанта — это третье между означаемым и означающим, это контекст, суждение, закон и так далее. Когда наличествует связь между двумя знаками, третье — это то, что соединяет их, являясь проводником. Более подробно (в то же время, в сжатой форме) о Пирсе и видах знаков можно прочитать здесь. ↩
- Здесь резонирует герой фильма братьев Коэнов «Старикам тут не место», наёмный убийца Антон Чигур. Он несколько раз намекает на то, что хотя решение убивать или нет за него принимает монетка, в принципе, эта монетка — лишь символический жест. Такой жест сохраняет за собой решение, решимость поступать так или иначе. Суть не в прихоти Судьбы, а в том, что считать Судьбой. Суть в том, чтобы продублировать мотивированное действие, придать понятию Воля плотность и оградить ее от посягательств желания и всего «личностного»; так уж сложилось, что — «орёл». ↩
- Поэтому-то Делёз предостерегает от того, чтобы облечь задачу в одно конкретное предложение. Это комплекс условий, понятий, серий. Решение лишь развивает вопросы, благодаря задаче возможна любая манифестация личностного. ↩
