Оригинал текста размещён на сайте проекта Игоря Берхина «Свобода ума», публикуется с разрешения автора.
Одной из ключевых когнитивных ошибок является непонимание разницы между описанием и действительностью. Между тем, что мы наблюдаем, и тем, что думаем относительно того, что наблюдаем.
Функция нашего мышления состоит в том, чтобы свести бесконечно разнообразную действительность к ограниченной, но операбельной модели — ментальной, символической, материальной, цифровой и т.д. — для того, чтобы на основе прошлых данных с удовлетворительной точностью предсказать будущее и предложить способы его прогнозируемого изменения. И основным критерием удовлетворительности является выживание. Если мы предвидели, что на нас прыгнет ягуар или обвалится камень, и, совершив своевременные шаги, избежали этого, то автоматически испытаем удовлетворение.
Предвидение будущего — это важнейший фактор выживания, поскольку в быстро меняющихся условиях стратегия, опирающаяся только на реагирование на уже случившееся, эффективна лишь для тех видов существ, у которых среднее время жизни, требуемое для размножения, меньше среднего промежутка времени между смертельными опасностями. Поэтому человек должен предвидеть будущее как для индивидуального, так и для коллективного выживания. И важнейшим инструментом предвидения является мышление.
Сила мышления такова, что оно заслоняет собой действительность
Но сила мышления такова, что оно заслоняет собой действительность. Это означает, что осуществление ментальных операций с элементами модели воспринимается индивидом как наблюдение действительности. Более того, мышление становится самоценным и порождает модели, которые не обладают ровным счётом никакой предсказательной силой, однако дают чувство удовлетворённости.
«Любая рыбоглазая англичанка с „CNBC“ бойко объяснит, почему евро упал вчера вечером, но никогда не угадает, что с ним будет завтра днём, как бы её ни подмывало нагадить континентальной Европе. Вот и всё человеческое предвидение».
Виктор Пелевин, «Ананасная вода для прекрасной дамы»
В стабильных благоприятных условиях, когда нет видимой связи между предсказательной силой модели и фактом выживания, утрачивается настоятельность в принятии, генерировании или тестировании новых моделей, что означает деградацию мыслительных способностей.
В обществе потребления сами модели становятся объектом потребления, что рождает рынок объяснений, которые ничего не объясняют, но вызывают эмоциональную реакцию. И многочисленные «аналитики» современных СМИ как раз и занимаются производством фальсификата мышления, который оценивается конечным потребителем не по предсказательной силе, но по оказанному на него, потребителя, гормональному эффекту.
«…финансовому консультанту и особенно журналисту не нужна действительная картина, ему достаточно броской фразы, убедительно выглядящей причинно-следственной связи, которая не является дезинформацией на сто процентов. Наш ум устроен так, что глотает эту наживку всегда».
Виктор Пелевин, «Лампа Мафусаила»
Человеческий разум непрестанно потребляет, воспроизводит чужие и производит свои модели действительности, и суть интеллектуального образования в том, чтобы научиться отбрасывать модели негодные и сохранять модели годные. Более высокий уровень образования состоит в том, чтобы самому производить годные модели. Однако обнаружение паразитирующими социальными группами эффекта удовлетворения, которое население испытывает от негодных, но привлекательных моделей привело к заполнению когнитивного пространства фальсификатом, систематическое потребление которого само по себе разрушает человеческую способность отбраковывать негодные модели и создавать годные.
Свобода ума
Но и у успешного мышления есть оборотная сторона. Систематическое получение удовлетворения от применения и построения годных моделей также приводит к зависимости от данного удовлетворения и привязанности к мышлению как к генератору желательных гормонов. Этот гормональный продукт создаёт галлюцинаторный эффект, иллюзию всемогущества мышления — мнимой способности всё объяснить — и собственной правоты. Поэтому те, кто применяет и создаёт модели годные, подвержены той же когнитивной ошибке, что и потребители/генераторы моделей негодных. Более того, один и тот же человек может вполне успешно мыслить в рамках своей профессиональной деятельности, но не иметь иммунитета к мыслительным фальсификатам, моделирующим его повседневную жизнь, будь то семейную, общественную или духовную.
Таким образом, мышление — это инструмент, который способен помочь нам выжить в условиях меняющегося мира, но оно же порабощает нас своей успешностью.
Существуют инструменты, такие как критическое мышление, которые минимизируют ошибки мышления. Данные инструменты в значительной степени ретроспективны, являются применением текущего мышления к мышлению прошлому. Однако сами они остаются в мыслительной сфере и не позволяют в полной мере преодолеть обозначенное в самом начале когнитивное искажение, равно как и не дают противоядия от эмоциональной зависимости от самого факта мыслительной деятельности и её результатов.
Выход — учиться не только мышлению, но и метакогнитивным созерцательным навыкам, которые позволяют выходить за пределы мышления как такового, развивая способность не только мыслить, но и неретроспективно созерцать и процессы построения моделей, и эффект получения удовлетворения как от результатов мышления, так и от самого мыслительного процесса.
Созерцательные навыки позволяют преодолеть ограничения тех фундаментальных искажений, на которых и зиждется мышление
Важно подчеркнуть, что данные навыки вообще говоря не улучшают мышление, то есть вовсе не обязательно ведут к получению принципиально новых мыслительных результатов, недостижимых традиционными методами, равно как и не ускоряют мыслительные процессы. Они позволяют преодолеть ограничения тех фундаментальных искажений, на которых, как это ни парадоксально, собственно и зиждется мышление, не разрушая при этом мышление как таковое.
Среди подобных созерцательных метакогнитивных навыков важнейшим является нерассудочная интуиция, праджня, которую не нужно путать ни с интуицией того, что первым приходит на ум, ни с интуицией, основанной на большом практическом опыте и позволяющей «проскочить» множество мыслительных шагов. Одной из особенностей интуиции-праджни является способность замечать не то, что наличествует, но то, что отсутствует. Однако более важное свойство, отличающее праджню, состоит в том, что её основным предметом является немыслимое, то есть то, что не может быть объектом внимания и мышления. Праджня позволяет отчётливо различить то, что мы наблюдаем, и то, что мы думаем относительно того, что наблюдаем. Позволяет отличить то, что мы знаем, от того, что мним и во что верим. Мышление позволяет различить добро и зло. Праджня — различить иллюзию и реальность.
