С любезного разрешения Александра Нариньяни, выпускающего редактора серии «Самадхи», мы публикуем отрывок из второй главы книги Джеймса Бьюдженталя «Психотерапия — это не то, что вы думаете. Психотерапевтическое взаимодействие в живом мгновении». Перевод с английского Ольги Турухиной.
***
Прояснение смысла термина «живое мгновение»
Психотерапия должна быть сфокусирована на переживании клиента
Психотерапия по своей природе — это некое утверждение о том, как мы видим человека. Таким образом, она подразумевает определённую степень изменчивости и скрыто или явно несёт в себе видение природы психологического благополучия и психологических страданий.
Видение человеческих возможностей, представленное мной здесь, в целом оптимистично и в то же время настаивает на том, что «работа» самоисследования и самоосвобождения (от психологических страданий или патологии) является требовательной, продолжительной и, согласно окончательному анализу, может быть выполнена лишь одним человеком — клиентом.
Это не обесценивает важность вклада терапевта, но позволяет взглянуть на его услуги в более широком контексте.
На протяжении многих поколений человеческий опыт осмыслялся в одной из двух парадигм — религиозной либо этической. Эти две парадигмы часто существовали параллельно друг другу, хотя одна из них обычно преобладала. Религиозная парадигма делала акцент на духовном и других мирских влияниях; этическая парадигма настаивала на врождённой иерархии или классах, обусловливающих этику и поведение, без которых человек считался не более чем животным.
Фрейд является типичным представителем изменившегося взгляда на человеческую природу. Следуя модели уже существовавших и только возникавших в XVIII–XIX вв. естественных наук, он предположил, что историческая обусловленность является способом сделать субъективное объективным и тем самым доступным для отстранённого «научного» подхода. На протяжении большей части XX в. это видение преобладало, особенно в подходах, направленных на снижение психологических страданий.
Однако после Второй мировой войны начали всё настойчивее звучать заявления, что механистический подход к человеку ограничен и создаёт искажения. Два элемента, связанных с этим развитием, возникли из экзистенциальной философии и гуманистической психологии. Данная работа призвана внести вклад в этот освежающий переход.
Экзистенциальное движение изначально делало акцент на изоляции каждого индивида в отдельную вселенную, рассматривало человеческие переживания как необъяснимые и подчёркивало свободу выбора и ответственность за последствия собственных действий1. Оно отчасти коренилось в общеевропейском разочаровании, последовавшим за Второй мировой войной.
Когда экзистенциальные взгляды дошли до Америки, они соединились с гуманистическими взглядами, более традиционными для этих берегов. В это время, которое в целом ослабило пессимизм изначальной экзистенциальной позиции, особенно влиятельной фигурой был Ролло Мэй2. Будучи психоаналитиком и психотерапевтом, Мэй учил более оптимистическому и взывающему к здоровью воззрению, которое стало считаться экзистенциально-гуманистической ориентацией, и именно эта ориентация принята в данной книге.
Кто такой клиент или пациент?
Очевидно, что это человек. Человек, который в чём-то нуждается. Человек, который ищет помощи. Пока неплохо, но…
Кто такой человек, который ищет помощи?
Физическое тело, которое приходит в мой офис. Воспринимающая, когнитивная, слушающая и говорящая система, которая привела человека сюда и теперь вынуждает его проходить через ритуал знакомства и усаживания.
Но разве это лишь воспринимающая, когнитивная, слушающая и говорящая система?
Нет. Это также активное субъективное восприятие происходящего в кабинете, его обработка и реагирование на него.
Теперь всё?
Нет, также есть мысли, чувства, намерения относительно разных событий, случившихся в прошлом, и событий, которые могут случиться в будущем.
Это полный список?
Нет. Наверное, нет, но он достаточно полный — более чем достаточный, чтобы приступить к нашей работе.
«Приступить к нашей работе». Но что это за работа?3 Какие элементы из этого диапазона будут задействованы в ней? Ответ «все» слишком поспешен и слишком неполон. Он обходит стороной сложность и экстенсивность всей человеческой жизни, любой человеческой жизни, тем самым становясь почти бесполезным. Нам следует выбрать основные элементы, на которые будет направлено внимание, в то же время не оставляя без проницательного внимания другие элементы.
Предложение об изменении точки зрения терапевта
Самое распространённое обоснование психотерапии можно было бы обобщить в сжатом — и даже чрезмерно упрощённом — виде примерно следующим образом.
Внимательно развиваемые отношения дают возможность терапевту и клиенту заново исследовать историю прежней жизни клиента и его предположения о жизни, обнаружив то, в чём они не согласуются с реальностью. Затем эту информацию осторожно представляют клиенту с намерением вызывать изменения в степени его комфорта и удовлетворённости жизнью.
Этот процесс состоит в основном из сбора терапевтом информации об истории клиента и его жизни в настоящем и одновременно из наблюдений о невольном разыгрывании клиентом в кабинете терапевта своего способа бытия в мире.
Терапевт, обладая большим опытом, образованием и тренировкой, а также не будучи вовлечён в повседневные сложности жизни клиента, может распознать ограничивающие или вредоносные паттерны клиента и дисциплинированно и чувствительно привлечь к ним внимание клиента. Таким образом, исцеляющий эффект достигается внимательным сбором информации и её чувствительной передачей от терапевта клиенту.
Если упростить ещё больше, можно обобщить это как процесс, в котором информация о клиенте накапливается, обрабатывается и избирательно возвращается клиенту терапевтом. Разумеется, клиент является активным участником и партнёром в этом процессе, однако ключевой ингредиент — это мудрость и навыки терапевта в работе с информацией о клиенте, включая указания на то, что клиент переносит предположения из других сфер своей жизни в терапевтическое взаимодействие.
При таком сборе, обработке и выдаче информации чуткий и умелый терапевт обращает внимание как на содержание, так и на процесс. Это можно представить простой схемой:
Содержание ———————————— Процесс
|
Информация
Наблюдения, накопленные за мою собственную практику4 и за много лет тренировки, супервизий и работы консультантом с разными психотерапевтами, убедили меня в существовании ещё одного измерения с огромным терапевтическим потенциалом, которому не уделялось должного внимания. Это переживания клиента в настоящем моменте.
Разумеется, многие опытные и эффективные психотерапевты уделяют внимание тому, какие переживания клиента проявляются параллельно этому, и дают клиенту обратную связь о них. Это делает доступным ещё одно измерение, относительно независимое от содержания разговора, который может идти о прошлом, настоящем или будущем.
Такие действия терапевта часто входят в обратную связь о процессе (то есть внимание клиента привлекают к способу его участия, в дополнение к содержанию), которая, как признают многие психотерапевты, способствует более глубокому самоисследованию и раскрытию клиента.
Предлагаемый здесь подход отличается сдвигом внимания терапевта с информации о клиенте к непосредственному переживанию клиента в настоящем моменте.
Интенция, стоящая за этим сдвигом, заключается в усилении и расширении субъективной активности и последовательного осознавания клиента. Когда субъективное измерение таким образом выносится на передний план сознания клиента, увеличивается его диапазон и близость к внутренним переживаниям и процессам клиента. Это увеличение, в свою очередь, помогает клиенту обнаружить те способы, которыми он сам обрекает себя на неудачу, и таким образом высвободить свой творческий потенциал или потенциал самоисцеления5.
Это предположение призывает к значительному смещению профессионального внимания терапевта и добавляет, на мой взгляд, новое мощное измерение к предыдущей схеме.
Переживание
|
Содержание ———————————— Процесс
|
Информация
Живое мгновение как локус внимания терапевта
Что действительно присутствует в кабинете терапии, что наиболее прямо, почти осязаемо доступно для работы — так это настоящее, живое мгновение, бытие клиента и терапевта в этом самом сейчас. Центром их работы должно быть то, что действительно является живым, а не то, что было или может быть. Разумеется, есть мысли о прошлом и будущем, однако важнейший момент в том, что, хотя они о прошлом, они на самом деле возникают в настоящем. Например:
Клиентка: В старших классах я была большой идеалисткой.
Терапевт А: Какую форму имел этот идеализм?
Терапевт Б: А сейчас?
Иногда терапевты отвечают в стиле терапевта Б, надеясь обратиться к настоящему; и, конечно, с точки зрения содержания так оно и есть, однако содержание в настоящем времени необязательно является по-настоящему актуальным, и ответ терапевта Б на самом деле не в настоящем мгновении, в отличие от ответа Терапевта В…
Терапевт В: Вы датируете это старшими классами.
Или ответ Терапевта Г…
Терапевт Г: Вы кажетесь очень отстранённой, говоря об этом.
Если мы сохраняем видение6 того, что актуальным является происходящее сейчас в кабинете, в настоящем, становится очевидно, что актуальным элементом является отталкивание всей этой темы и её отдаление во времени от настоящего, когда об этом говорят. Когда клиентка говорит, актуальным для неё на самом деле является не идеализм и не школа.
Это ключевой момент акцента на настоящем, который часто понимают неверно: мы склонны слушать то, что говорится, вместо того, как и когда это говорится.
Терапевтам следует больше слушать «музыку», нежели слова. На самом деле это предписание относится не только к кабинету терапии. Большинство из нас с разной степенью осознанности учатся замечать говорящего, а не только речь. Слишком рьяный специалист по продажам может действовать себе во вред, когда давит слишком сильно или когда он слишком отстранён от клиента. Знакомым примером плохого совпадения музыки и слов являются смутные и не относящиеся к делу ответы человека, увлечённого чтением.
Мы осознаём, обычно в негативном ключе, что «консервированные» или поверхностно мотивированные высказывания скорее связаны с потребностями говорящего, чем с уважением к заботам слушающего.
В целом условные соглашения психотерапии сосредоточены вокруг прошлого, причинно-следственных связей или симптомов, которые воспринимаются как важные результаты истории клиента. Таким образом, может оказаться, что терапевт в основном обращает внимание на прошлое, тогда как клиент сосредоточен на будущем и надеется на улучшения. Между тем оба они рассматривают настоящее как нечто малозначительное.
Я намерен привлечь внимание к часто остающемуся недооценённым или игнорируемым видению психотерапевтической работы: к тому, что именно происходит в жизни человека в этой самой комнате, в это самое время. Когда эта тема всё же затрагивается, она слишком часто рассматривается как тривиальная, как превращение мухи в слона. Таким образом, будучи принятым как данность, подлинное настоящее получает лишь поверхностное внимание.
Когда кто-то слушает ушами, настроенными на настоящее мгновение, он делает поразительное открытие о том, как часто все мы, в том числе из лучших побуждений, теряемся в разговорах о настоящем и живом, но имплицитном, и теряем его.
Клиент: Я ощущаю такую грусть из-за ухода Джесси. Я знаю, что по-прежнему носить её с собой, — это безумие. Господи боже, ведь я достаточно горевал, так почему я не могу просто отпустить её?
Терапевт А: Вы всё ещё по ней скучаете.
Терапевт Б: (Эмпатически.) Как грустно.
Терапевт В: Как давно Джесси от вас ушла?
Терапевт Г: Ваши чувства ведут войну между собой: нетерпение нападает на грусть.
Терапевт А обращается к неприятной эмоции — такие эмоции часто привлекают внимание терапевтов. Терапевт Б делает то же самое, но не так многословно, поддерживая углубление чувств. Возможно, в силу амбивалентности чувств клиента терапевт В запрашивает информацию с намерением оценки уместности раздражения клиента.
Терапевт Г распознаёт то, что отчётливее всего присутствует в кабинете: притяжение горя и нетерпение к тому, что это горе по-прежнему настолько сильно.
Я убеждён: именно отбрасывание того, что присутствует непосредственно, препятствует воздействию терапевтической работы и ограничивает его. Предложенное здесь видение, в центре которого — подлинное сейчас, способно во многих случаях предоставить свежее и прочное основание для более эффективной терапии. Усилия терапевта, направленные на то, чтобы способствовать полному осознаванию клиенткой её непосредственных переживаний в момент терапии, многое дают.
Здесь я рекомендую изменение фокуса внимания терапевта, вследствие которого меняется фокус осознавания клиента. С каким бы содержанием ни работали партнёры по терапии: с личной историей, долгосрочными надеждами, личными ценностями, эмоциональными страданиями или текущими жизненными сложностями — их внимание к непосредственному переживанию клиента в настоящем моменте углубляет внутреннее исследование клиента и позволяет прикоснуться к потенциалу желанных изменений.
Небольшое отступление
Несмотря на это предложение, я не призываю игнорировать содержание, списывать со счетов историю или иным образом уходить с обычных путей. Я предлагаю дополнительную альтернативу или добавку, способную придать работе дополнительную свежесть и силу.
Однако, если быть предельно честным, по моему опыту, когда клиент и терапевт действительно осознают то, что присутствует в живом мгновении, начинают происходить следующие изменения:
- взаимодействие становится более непосредственным;
- усиливается внимание к переживаниям жизни в настоящем;
- растёт осознание того, что неактуальное находится на некоторой психологической дистанции;
- терапевт меньше вторгается и больше свидетельствует то, как клиент ведёт свою работу, совершая своё путешествие;
- происходят неожиданные изменения в конструкт-системе «я-и-мир» и эмоциях, в дальнейшем оказывающие воздействие на жизнь клиента за пределами кабинета терапии.
Говоря вкратце, чуткое внимание к тому, что актуально в живом мгновении, вероятно, станет важным для общей работы.
Разумеется, внимание к актуальному переживанию клиента в настоящем моменте не является исключительным достоянием этого подхода. Эффективные терапевты зачастую обращают внимание на позицию и эмоции клиента в настоящий момент. Однако менее привычным является убеждение, что курс терапии окажется более эффективным, а терапевтические результаты — более устойчивыми, если основной сферой заботы7 и действий терапевта будет непосредственное имплицитное переживание, а не явное содержание.
Развитие и поддержание такого видения даёт свежий акцент, оживляющий психотерапевтическую работу и общую жизненную позицию клиента.
Обоснование акцента на настоящем
Очевидно, что центральной целью этого видения является усиление непосредственного субъективного осознавания клиента. Это отличается от более распространённой цели клиента и терапевта, заключающейся в сборе и выборочном внимании к информации о клиенте и его истории.
Большинство клиентов (а на самом деле все мы: терапевты, клиенты и люди вообще) в основном осознаём собственное бытие в качестве объектов, которые можно наблюдать, направлять, осмыслять, планировать и помнить. В некоторых случаях это необходимо и эффективно. Однако если через психотерапию мы стремимся к тому, чтобы наша жизнь приносила больше удовлетворения и меньше фрустрации, то объективное знание о себе не является адекватным средством решения этой задачи.
Наше осознавание собственного бытия в настоящем моменте и осознавание себя субъектами своей жизни ограничено. Вследствие этого мы склонны думать о себе как о предметах, которыми нужно управлять, чтобы они были такими, какими мы хотим их видеть (то есть не такими, какие они есть). Таким образом мы становимся собой-как-субъектами, работающими над собой-как-объектами. Расщепление нашего бытия фундаментально контрпродуктивно.
Однако мой опыт психотерапевта, супервизора и консультанта других терапевтов убедил меня в важной истине о человеческой жизни: усиление самоосознавания в живом мгновении ведёт к повышенной эффективности самонаправления и повышению удовлетворённости жизнью8.
Целью психотерапии, по крайней мере имплицитно, является пробуждение и усиление знания о себе и самонаправления клиента. Наши клиенты часто предстают лишь как объекты, на которые воздействуют силы, запредельные их знанию и власти. Психотерапия настоящего стремится усилить дремлющую субъективность клиента и взрастить его чувство сознательной способности выбирать.
Когда клиент и терапевт говорят о клиенте, в частности о клиенте в другое время и в других местах, они утверждают клиента-как-объект. Когда клиент учится осознавать своё существование в настоящем мгновении, а терапевт способствует этому видению и поддерживает его, пробуждается клиент-как-субъект. Иногда считают, что это — наделение силой. Мне кажется, что подобная характеристика неверна. Мы не можем наделить силой кого-то другого. Клиент как субъект осознаёт или развивает осознавание своего непосредственного бытия, благодаря чему может овладеть силой, всё это время скрытой в нём.
В психологическом контексте мы обычно подразумеваем под силой9 способность вызывать изменения, согласующиеся с собственными намерениями. В таком случае очевидно, что эффективное применение силы требует знания себя и использования этого знания в настоящем. Психотерапия, подкрепляющая конгруэнтность намерения клиента и его переживания (явного или имплицитного), способствует целостности клиента, а значит, и ощущению клиентом собственной силы.
Вклад терапевта
Главный смысл такой точки зрения на терапевтический процесс в том, что клиент получает помощь в движении к своей субъективности, когда терапевт точно обнаруживает то, что имплицитно присутствует в сознании клиента в каждый момент, но не рассматривается им. Разумеется, ограничиться лишь таким обнаружением в каждый момент не представляется ни желательным, ни возможным, однако когда обнаруженное в настоящем чувствительно предлагается готовому принять это клиенту, это может многое дать.
Ключевое слово в этом утверждении — «обнаруживать». Оно контрастирует с глаголами «предполагать» или «инструктировать». «Обнаруживать» в данном контексте означает проливать свет на то, что уже присутствует и ожидает осознания. Очевидно, что это требует интуиции, чувствительности и готовности отложить в сторону другие пункты собственной повестки. Большинству из нас для осуществления такого сдвига фокуса требуются большая практика и дисциплина. Развитие навыка в таком способе терапевтического вмешательства требует ещё больше усилий и терпения.
Выше я говорил о том, что «имплицитно присутствует, но не рассматривается». Возвращение таких наблюдений клиенту требует от терапевта осторожности и взвешенности в словах. Согласно основной парадигме, движение от осознания («Вы кажетесь отстранёнными») через осмысление («Как же часто вас посещают подобные мысли!») к интерпретации опирается на многократно демонстрируемые паттерны («И снова, столкнувшись со сложным выбором в своей жизни, вы обнаружили, что вспоминаете мать»).
Эта трёхшаговая последовательность будет эффективной лишь в том случае, если на каждом шаге, прежде чем перенести акцент на следующий шаг, терапевт выполняет уместные и повторяющиеся конфронтации. Таким образом, какое-то время работа может быть сосредоточена на простом осознавании и обнаружении, пока клиент не научится делать подобные наблюдения самостоятельно10.
Когда это происходит, подобная работа продолжается и расширяется до осмысления повторяющихся паттернов, желательно с фокусом на одном-двух паттернах до тех пор, пока они не станут очевидными для клиента. После этого часто становится возможным перейти к другим паттернам; кроме того, если первоначальные попытки увенчались успехом, в дальнейшем на это обычно требуется меньше времени и усилий. Теперь обе формы обнаружения — осознание и осмысление — продолжаются, однако терапевт начинает обозначать повторяющиеся паттерны и их следствия.
Эта важная последовательность данных, поступающих от терапевта, будет эффективной лишь в том случае, когда подаётся с терпением, когда вмешательства проводятся с точностью, так что осознание достигается клиентом почти мгновенно, а также когда клиент уже знает, что подобные вводные от терапевта способствуют его процессу, а не являются руководством к действию или поиском недостатков11.
- Soukhanov A. H. (Ed.) The American Heritage Dictionary of the English Language, 3rd ed. Boston: Houghton Mifflin, 1992. P. 642. ↩
- Особенно см. May R. Existence: A New Dimension in Psychiatry and Psychology. New York: Basic Books, 1958. ↩
- Я часто использую слово «работа» как в этой книге, так и в разговорах с клиентами. Это отражение моего фундаментального взгляда на психотерапию. Называя происходящее в ходе сессий работой, я выражаю почтение к тому, чем занимаются клиент и альянс «клиент — терапевт», как к чему-то уместному, требующему усилий и продуктивному. ↩
- Которая в настоящий момент окончена. ↩
- Эти процессы более подробно описаны в главах 4 и 8. ↩
- См. главу 5. ↩
- Здесь, а также далее в похожих контекстах автор использует не слово care (забота как попечение, уход за кем-либо), а слово concern (забота как озабоченность чем-то, как чьё-то дело или круг вопросов («это не твоя забота»), а также как интерес, заинтересованное отношение к чему-либо). Именно так следует понимать русское слово «забота», когда речь идёт о «жизненной заботе», «силе заботы», «заботе человека» и т. п. — Прим. пер. ↩
- Признание этого присутствует во многих системах воззрений. См.: Chaudhuri H. The Meeting of East and West in Sri Aurobindo’s Philosophy. Pondicherry: Sri Aurobindo Ashram, 1956; Hillman J. Kinds of Power: A Guide to Its Intelligent Uses. New York: Currency/Doubleday, 1995; Smith H. Beyond the Post-Modern Mind. New York: Crossroad, 1982; Walsh R. N. Reflections on Psychotherapy // Journal of Transpersonal Psychology. 1976. №8(2). P. 100–101. ↩
- См.: Hillman J. Kinds of Power: A Guide to Its Intelligent Uses. New York: Currency/Doubleday, 1995. ↩
- «Пока» в этом утверждении может означать как шесть-восемь сессий, так и два или три года. ↩
- Эти методы подробнее изложены в главе 8, где также описаны способы работы с клиентами, продолжающими воспринимать вводные от терапевта контрпродуктивным образом. ↩