События последних лет снова и снова заставляют думающих людей переосмысливать понятия народа, нации и их соотношения со страной, государством. Эти вопросы возникают при изучении совершенно непохожих, но очевидно «судьбоносных» событий в Украине и на Ближнем Востоке, на Северном Кавказе и в благополучной Европе. Очевидно, причины этих событий коренятся не только в геополитических играх больших держав (как думают сторонники конспирологических теорий), не только в экономических реалиях мирового кризиса, глобализации и фазового перехода (как сказали бы последовательные марксисты), но и в системах идентичности людей, населяющих эти территории. Если мы верим, что всё связано, что мир идей настолько же важен, как и мир вещей, если мы верим в свободу воли, то не имеем права представлять сотни миллионов людей лишь игрушками в руках великих сил, будь то явные империалисты, или тайные мировые правительства, или же слепые стихии рынков.
Мы настолько вросли в нынешнюю эпоху, довольно короткую с точки зрения истории человечества, что склонны мерить нынешними категориями все рассматриваемые объекты и процессы, в том числе те, которые (несмотря на то, что мы являемся их современниками) однозначно следует отнести к другим эпохам. Одно из таких вроде бы «понятных понятий» — национальная идентичность. Обманчивая простота сбивает с толку и приводит к неверным политическим решениям, цена которых оказывается слишком высокой.
Имеет ли право на самоопределение и отделение Донбасс? А если имеет, то почему такого права лишены Чечня и Татарстан? Почему одни арабы воюют с другими? Чем недовольны каталонцы и шотландцы? За что сражаются курды? Среди этих вопросов есть такие, которые разными вариантами ответов разрушают давнюю дружбу и прочные семьи. И корень всех этих вопросов — в системах идентичности.
Мы вроде бы уже знаем, что сознание эволюционирует, и разные этапы этой эволюции порождают различное понимание семьи и денег, справедливости и работы, лидерства и обучения. Быть может, идентичности также подвержены эволюции?
В данной статье мы утверждаем, что это так, и рассмотрим эволюцию систем идентичности в рамках модели интегральной динамики (предполагается знакомство читателя с моделью, поэтому не будем здесь ее приводить).
Испокон веков человек сознательно и подсознательно делит представителей собственного биологического вида на «своих» и «чужих», и поделать с этим ничего нельзя — такая программа заложена глубоко, на уровне инстинктов. Строго говоря, идентичность — это часть самосознания личности, формируемая ощущением принадлежности к тем или иным социальным группам.
Основным фактором формирования разных систем идентичности являются ценности: ведь идентичность — это, прежде всего, ответ на вопрос «Кто я?», и этот ответ дается в соответствии с тем, что человек считает самым важным. Человек идентифицирует себя, в первую очередь, соотнося себя с другими людьми, их общностями, формами поведения и т.д.
Каждая эпоха несет с собой свое понимание идентичности личности. Кроме самоидентификации как индивидуума, личность склонна идентифицировать себя с определенными общностями. Так уж устроен человек, это одно из проявлений его постоянного стремления структурировать мир. Национальная идентичность коренится в сознании, поэтому эволюция сознания неразрывно связана с эволюцией систем идентичности.
Национальная идентичность коренится в сознании, поэтому эволюция сознания неразрывно связана с эволюцией систем идентичности
Бежевая (инстинктивная) парадигма мышления, представляющая собой нуль эволюции, не дает даже достаточной самоидентификации, не говоря уж о групповой идентичности: всё, что человек чувствует, это то, что он живой. А вот следующая, фиолетовая, начинает раскручивать спираль.
Фиолетовая (магическая) парадигма признает одну идентичность — кровную. Исторически первой системой идентичности был род — совокупность людей, связанных кровным родством, которое они могут проследить. Антропологи неоднократно наблюдали на разных континентах, как незнакомцы, встретившись на тропе, завязывали непростой и довольно напряженный, иногда весьма длительный разговор с целью первым делом найти общих родственников и таким образом определить свою общность и взаимное расположение в системе. Ведь мысль о том, что незнакомца не следует немедленно убивать или, как минимум, изгонять, является сравнительно новой по историческим меркам.
Заметим, что глухое село, оставшееся на фиолетовом уровне, не задумывается об идентичности — «мы местные», «тутошние» (еще в начале XX века такая идентичность, например, сохранялась в Полесье по обе стороны украинско-белорусской границы).
Да и вообще, локально-территориальная привязка для фиолетовой парадигмы, считающей землю священной, очень важна. Люди, родившиеся здесь, будут считаться своими, куда бы ни забросила их судьба и как бы ни изменились они внутренне и внешне. А приезжие, живущие уже полжизни на новом месте, всё равно будут оставаться чужими.
Ксенофобия рождается на фиолетовом уровне: внешний мир опасен и непостижим, и чужаки — они вообще не люди. И здесь же рождаются всевозможные непостижимые «братства», основанные на попытках создать квази-семейные общности, чтобы замкнуться и спрятаться от мира, или же, напротив, навязать правила своей «семьи» всему миру и уберечься от него таким агрессивным способом.
Красная (героическая) парадигма мышления формируется одновременно с разрастанием родов и частичным разрушением родовых связей. И большие кочевые родовые союзы, и первые оседлые города требуют не только централизованной власти, но и объяснения, почему эти люди живут вместе. Централизованная власть (а в городах — также и местные «боги силы») и становится таким объяснением: по сути, новая идентичность — это идентичность «по хозяину». Консорции и конвиксии, являющиеся, по Л. Н. Гумилеву, предшественниками этносов, — это, по сути, «банды» или «группы выживания», объединенные лидером. В таких общностях проследить родство становится невозможно, и поэтому возникает легенда, миф о предке: все римляне происходят от Ромула и Рема, тюрки — от хана Ашина, и так далее. Принцип кровного родства нарушают чужаки, которые могут быть приняты на условиях соблюдения правил игры, а попросту верности вождю (лидеру). Фиолетовый род таких присоединений не допускает.
Еще в 2011 году было предсказано, что носители красной парадигмы мышления в Украине, лишившись в какой-то момент «хозяина», мигрируют под крыло («под руку», в терминах средневековья) нового «хозяина». К сожалению, при этом они прихватывают с собой территорию, на которой проживали носители и иных парадигм, миллионы которых нынче превратились в беженцев-переселенцев.
Синяя (этическая) парадигма формируется одновременно с этическими религиозными системами (на этом этапе философия, этика и религия слитны). Сообщество оказывается объединено уже не прошлым, а настоящим. Неважно, кем ты был и откуда пришел, но если ты разделяешь с нами общие правила — ты наш. Растут города, создаются империи, распространяются мировые религии (здесь очень важен переход от местных богов к религиозному универсализму, что позволяет включать в систему всё новых людей и территории, причем универсализм характерен как для этических, так и для кармических религий).
На этом уровне развития идентичность многоэтажна. Вспомним времена д’Артаньяна: гасконцы, бургундцы, нормандцы, анжуйцы и так далее весьма четко представляли себе свою идентичность, но все они были подданными французского короля, а на более высоком уровне — все они были христианами и тем отличались от мусульман и евреев.
Однако первым уровнем синей идентичности является сословная. Французские дворяне чувствовали намного бóльшую общность с английскими и итальянскими, чем со своими собственными крестьянами. А крестьяне и вовсе не ощущали себя французами (собственно, и понятия такого не было; оно возникло одновременно с осознанием общности политической нации после Французской революции, в ходе Наполеоновских войн, но об этом ниже). Таким образом, классовая идентичность — рудимент синей парадигмы, и об этом говорит видный теоретик национализма Эрик Хобсбаум: так называемый «пролетарский интернационализм» есть не интернационализм, а субполитическое сознание меньшего масштаба.
Синяя парадигма ориентирована на «мы», на единство, и поэтому часто проявляется в неумении расщеплять идентичности (см. ниже), проявлять свое «я» и видеть «я» в другом. Это ярко проявляется во время российско-украинской войны: «я русский — значит, я должен быть против хохлов», «я русский — значит, я должен поддерживать российскую власть», «он против Кремля — значит, он враг русского народа», ну и зеркально «Россия напала на мою страну, значит, все русские — враги».
Синяя парадигма ориентирована на «мы», на единство, и поэтому часто проявляется в неумении расщеплять идентичности, проявлять свое «я» и видеть «я» в другом
Оранжевая (рационалистическая) парадигма находит свое воплощение в формировании национальных государств и политических наций. Вначале появляются нации имперских метрополий, а затем империи разрушаются, и парад суверенитетов порождает новые нации — прежде всего в Европе, где социально-экономические изменения происходят быстрее всего, а также в заокеанских отростках европейской цивилизации. В то же время там, где социально-экономические изменения не произошли, уход империй не сопровождается созданием наций, и потому идентичности остаются прежние — современная Африка дает немало примеров. С этой точки зрения создание политических наций и национальных государств — это всегда часть процесса модернизации.
В соответствии с интегральным видением, модернизация проходит параллельно и взаимосвязано (не обязательно одновременно) во всех сферах жизни: в экономических отношениях, технологиях, политических системах, парадигмах мышления и системах ценностей, культуре и языке и, конечно, в системах идентичностей (подробно процесс модернизации описан в этой статье). Поэтому становление национализма и формирование политических наций является непосредственной частью модернизации. Это признают даже марксисты — например, Ленин: «Во всем мире эпоха окончательной победы капитализма над феодализмом была связана с национальными движениями». Тем более немарксисты: Гейл Стоукс прямо связывал появление и распространение национализма с возникновением абстрактного логического мышления (оранжевая парадигма).
Вот почему намерения создать «новую историческую общность — советский народ» были обречены. Огромные массы носителей синей парадигмы, безусловно, были увлечены идеей гигантской имперской идентичности. Однако распространение оранжевой парадигмы и ускоренная технологическая модернизация создали предпосылки рождения политических наций (и начало этого процесса мы уже наблюдаем). Только полное торможение модернизации могло зафиксировать синюю парадигму и имперскую общность.
Система идентичностей, основанная на национальной принадлежности, существенно более сложна. Если раньше одновременно существующие идентичности (этнос, подданство и религия) существовали «на разных этажах», то теперь идентичность как бы состоит из двух половинок. Они получили названия идентичности органичной (по рождению) и идентичности институциональной (по социально-политическим институтам). Простой пример: человек является грузином и русским одновременно. Грузином по рождению, по внутреннему ощущению, по многим поведенческим стереотипам. Русским по языку, на котором думает и видит сны, по культуре, к которой принадлежит (и часто делает в нее значимый вклад) — список таких «русских грузин» чрезвычайно обширен. Бессмысленно задавать такому человеку вопрос: «Так ты кто, русский или грузин? Американец или еврей? Француз или армянин? Определись, пожалуйста».
Говоря математическим языком, одномерная идентичность сменяется двумерной, а затем многомерной. В результате постепенного усложнения и увеличения многообразия социальных ролей одномерная идентичность, на ранних стадиях включавшая в себя в «запакованном» виде такие разные отношения, как кровное родство, племенную принадлежность, единство верований, социальный статус, подданство единому правителю и т.п., как бы «распаковывается», расщепляется. Этот процесс называется в социологии дифференциацией. От этноцентричности идентичность начинает постепенно переходить к мироцентричности.
Важную роль здесь играет становление личной идентичности, отдельной от государства. Адриан Хастингс подчеркивал: «Даже если нацию творит государство, она становится нацией лишь тогда, когда почувствует свое превосходство над и против государства». Такая независимая от государства идентичность формируется в процессе модернизации в структурах гражданского общества. Безусловно, в рамках интегрального подхода мы понимаем вложенность систем: внутри оранжевого кроется синий и т. п., но оранжевый не просто включает, а охватывает и превосходит синий. Это взаимоотношение описал Дж. Шепфлин: «Большие гражданские нации Запада… имеют и этнические идентичности, просто они очерчены государством и гражданством (гражданским обществом)». Тормозя развитие гражданского общества, государство задерживает модернизацию, что немедленно сказывается во всех остальных сферах жизни: экономика, политика, культура, технологии.
Очевидно, что количество политических наций будет возрастать по мере того, как всё больше сообществ будет двигаться к оранжевой парадигме мышления. Например, большие изменения грядут в Китае, где по мере распространения оранжевой парадигмы будут проявляться новые региональные идентичности (языки и сейчас значительно отличаются). В свое время Симон Боливар мечтал об огромной нации в Латинской Америке, а не вышло. Ныне существующие нации тоже будут дробиться — даже в старой Европе, ведь мы сейчас присутствуем при рождении каталонской, фламандской политических наций. Одновременно будет нарастать мозаичность политических наций, будут формироваться всё новые и новые устойчивые диаспоры — из осколков новых наций, вошедших в индустриальную эпоху, а также бывших имперских наций (например, литовская, английская, турецкая и т.п.).
Одномерная идентичность сменяется двумерной, а затем многомерной
В настоящее время мы наблюдаем весьма интересный процесс рождения украинской политической нации, захватывающий не только русскоязычных украинцев (осознающих свое украинство), но и этнических русских, евреев, армян и так далее, объединенных украинской идеей. Одновременно мы присутствуем при начале процесса трансформации России, который будет неразрывно переплетен с процессом формирования современной русской политической нации (не путать с абстрактными «россиянами»).
Важный аспект здесь — несвязанность языка и идентичности. Национальная идентичность — это, прежде всего, самоидентификация, которая, как мы увидели выше, может быть весьма сложной. Человек может даже не знать родного языка, но уверенно определять себя как члена общности (этноса, политической нации). Именно поэтому украинская политическая нация втягивает людей разного этнического происхождения, в том числе говорящих только по-русски. Русский язык многих крупных украинских городов, как выяснилось, не имеет никакого отношения к России — точно так же, как американцы и новозеландцы не являются англичанами. И точно так же русский язык не сможет помешать возникновению, например, отдельной сибирской идентичности, если для этого сложатся предпосылки.
И тут мы подходим к пониманию того, что системы идентичности оранжевого уровня возникают вначале как интеллектуальные конструкции. Немецкая, французская, чешская, украинская и любая другая политическая национальная идентичность (независимо от наличия исторического моноэтнического или полиэтнического государства или множества таких государств) возникают вначале в трудах философов, в литературе, а потом проявляются в социально-политической среде. Приведем только два примера: (1) известное стихотворение Гёте и Шиллера о Германии как ментальной, а не политической конструкции; (2) осознание украинскими элитами XIX века общности украинской нации, разделенной имперскими границами, культурными и языковыми различиями и религиозными конфессиями. Именно поэтому русским интеллектуалам самое время вплотную заняться осознанием и моделированием не архаичной этнической, а современной политической русской идентичности — этот процесс был надолго заморожен, и дальнейшая задержка грозит великими трагедиями.
Заметим, что по мере развертывания политической нации происходит переписывание истории и создание новых мифов, и без этого не обошлась ни одна современная нация. По ходу дела порой создаются удивительные искусственные конструкции, например, шотландская национальная одежда или современная израильская культура как микс литературной, танцевальной, языковой и кулинарной традиции из совершенно разных регионов мира, или множество примеров национального пантеона героев малых европейских наций. Вместе с тем, эти мифы, пантеоны и прочее обращены не столько к носителям устремленной в будущее оранжевой парадигмы, сколько к их синим последователям, нуждающимся в подтверждении древностью и аутентичностью.
Переход в результате дифференциации от одномерной (скалярной) идентичности к двумерной и далее к многомерной (векторной) позволяет нам прогнозировать дальнейшее развитие систем идентичностей.
Зеленая (экологическая) парадигма проявляет ростки новой, следующей системы идентичности, уже заметные по всему миру — это новые космополиты, мыслящие глобально и не связанные национальными узами, по крайней мере, в привычных нам понятиях органичной и институциональной идентичности. Они сами выбирают, кем им быть и в какой стране (национальном государстве) жить. Такие люди чувствуют общность в первую очередь с теми, кто связан с ними общими идеями и интересами. Для них, как и для их предков ранних эпох, нет проблем, на каком языке общаться: если мое сообщество живет в Калифорнии, то я буду говорить и думать по-английски, будь я хоть украинский армянин. Дифференциация сопровождается индивидуализацией, то есть выделением себя из традиционных социальных групп (естественно, с образованием новых социальных групп). Эту систему идентичностей мы можем назвать ценностно-центричной. Такое название уместно, так как идентичность основана на ценностях, которые являются основой для всё более разнообразных (ведь дифференциация продолжается) межличностных отношений. Именно на этом уровне возникает подлинный лелеемый марксистами интернационализм, но внешне он выглядит совершенно иначе (впрочем, марксисты не угадали и с другими своими открытиями, относящимися к зеленому уровню развития, — например, как будет выглядеть закат капитализма).
Зеленая парадигма, как мы знаем, это еще не конец. Развитие человечества будет порождать новые, всё более сложные системы идентичностей. «Вы кто?» — «Здесь и сейчас я швед, если вам так будет проще. Ибо если я начну объяснять, то вы не поймете». На одной конференции я встретился с человеком, отрекомендовавшимся примерно так: «Я наполовину баварец, наполовину турок, воспитанный в Англии на английской культуре, гражданин Швеции, работающий в Голландии на японскую компанию». Желтая парадигма жонглирует идентичностями (своего рода салат, где есть всё, и можно выбирать кусочки повкуснее), а бирюзовая парадигма — это идентичность всепланетного землянина, человека вообще, ибо все люди суть части единого организма.
Заметим, что каждая следующая система идентичностей принципиально сложнее предыдущей, и это естественно: каждая следующая парадигма мышления ведет к более высокой степени структурности (более низкой энтропии).
Поскольку разные взаимодействующие между собой сообщества находятся на разных ступенях развития, то и системы идентичности, естественно, у них разные. При этом, понятно, возникает масса конфузов от взаимного непонимания. В современном мире люди с разными системами идентичности живут в одном городе, но в совершенно параллельных мирах — и носители старых систем большею частью вовсе не стремятся ассимилироваться. Например, арабы в Париже, пакистанцы в Лондоне, турки в Берлине, таджики в Москве. Усложнение социальной структуры сопровождается исчезновением доминанты общественной жизни (господствующего дискурса) — например, религии, что делает невозможным принятие этой доминанты, собственно, и называемое ассимиляцией.
В современном мире люди с разными системами идентичности живут в одном городе, но в совершенно параллельных мирах
Мы склонны абсолютизировать нашу собственную систему идентичностей, приписывая ей вечность и единственность. Однако точно так же, как современного человека ставит в тупик вопрос «Ты чьих холоп будешь?» («Иван Васильевич меняет профессию»), так и Ивану Васильевичу непросто (скажем прямо — невозможно) понять концепцию политической нации. Национальность была не всегда и будет не всегда. Да и сегодня это слово для одних вовсе ничего не означает, для вторых и третьих означает совершенно разные понятия.
Таким образом, масса внешне схожих явлений, напоминающих сепаратистские движения и национально-освободительные войны, представляет собой совершенно разные явления. Там, где формируются современные нации, эти события, безусловно, нацелены на создание национального государства как обязательного условия завершения модернизации. При этом развитие ситуации может быть весьма разным в зависимости от окружающей политической среды. Например, в рамках Европейского Союза возможна достаточная автономия регионов (естественно, только в том случае, если сам проект европейской интеграции выдержит нынешние нешуточные вызовы), так что Шотландия и Каталония могут обеспечить желаемое без жесткого противостояния. Напротив, в условиях классической многонациональной страны без «плавильного котла» политической нации (Россия) или мононациональной страны с этнически отдельными окраинами (Турция) противостояние может оказаться достаточно жестким. Там же, куда модернизация еще ногой не ступала (арабский мир), будут возникать не национальные государства, а напротив, новые империи (запрещенная в РФ организация ИГИЛ).
Еще раз подчеркнем взаимосвязь национальной идентичности с экономикой, политикой и религией. Разрушение родов, формирование государств, установление культа «богов силы» вместо «древних безымянных богов», а также ренты силы в экономике — всё это связано взаимным влиянием с распространением красной парадигмы мышления и соответствующей «консорциальной» системы идентичности «здесь и сейчас». Точно так же синяя парадигма мышления и «социально-этническо-религиозная» идентичность непосредственно связаны с развитием универсальных религий и связанных с ними правовых политических систем, а также формированием экономических систем «ренты статуса» — феодализма и его поздних разновидностей (социализм, олигархическая и госкапиталистическая экономические модели). О взаимосвязи экономической, политической, технологической модернизации с модернизацией ментальной и культурной, которая сопровождается появлением политических наций, мы уже писали. Возможно, стоит здесь упомянуть и религиозную модернизацию, обычно известную под названием Реформации, в ходе которой националистические тренды сопровождаются переводом Библии и литургии на национальные языки. Ну а сегодняшняя волна зеленого мышления и соответствующий ей космополитизм, безусловно, непосредственно связаны с формированием зачатков новых экономических отношений — а по мере того, как будут распространяться зеленые космополитические политические структуры (например, е-гражданство), новые системы идентичности начнут захватывать миллионы людей.
В заключение необходимо отметить, что фиолетовая идентичность основана на прошлом (кровное родство), красная — на настоящем с апелляцией к прошлому (лидерство плюс миф про предка), синяя — на настоящем (включенность в систему), оранжевая — на настоящем с апелляцией к будущему (нация и прогресс), зеленая же целиком обращена в будущее.
Оговорка. За рамками статьи остались такие важные вопросы, как сочетание нескольких парадигм в сознании одного человека; наличие параллельных линий развития (потоков), например, моральная, когнитивная, логико-математическая, мировоззренческая и т. п., с разными уровнями развития; различия между рефлексивной, подсознательной, поведенческой идентичностью; различия в индивидуальной динамике и групповой динамике. Все эти вопросы являются предметом научного изыскания, на что данная статья (и так довольно обширная) никоим образом не претендует.
Автор благодарен Полине Башкиной, Анне Валенсе, Татьяне Ждановой и Марии Плахотник за ценные замечания.
