Первоначально статья была написана для англ. спецвыпуска «Integral Leadership Review», посвящённого России, поэтому в конце статьи дана англоязычная библиография. Русский текст приводится в расширенной редакции.
Российская империя, Советский Союз, а во многих отношениях и сегодняшняя Россия являются самобытными пространствами, лишь отчасти включенными в другие цивилизационные проекты. Коллективный дух этих мест редко понятен чужестранцам и, на самом деле, не всегда понятен жителям самих этих территорий. Интеллектуально, духовно, а отчасти и физически это по-прежнему неописанная земля, terra incognita, в которой видят и благословенную обитель Бога, Святую Русь, и Гардарику — прекрасную «страну городов», и безжизненную ледяную пустыню, населенную белыми ходоками.
Это же верно и для великих мыслителей, живших на этой земле: большинство из них остаются неизвестными за пределами России и даже внутри нее их слава гораздо меньше той, что они заслуживают. Многим поколениям, будь то в царские времена или при советском режиме, приходилось покидать родину, спасая свои жизни, а тысячи философов, ученых, священников — не говоря уже о миллионах простых людей — не успевшие или отказавшиеся сделать это погибли от репрессий. Действительно, Россия, и это особенно заметно по состоянию философии и гуманитарных наук, все еще восстанавливается от понесенных потерь и пережитых в прошлом потрясений. Тем не менее, нынешняя ситуация, когда Россия временно не входит в число интеллектуальных лидеров мира, не должна вводить в заблуждение — ей есть что предложить наступающей эпохе.
Эталон мыслителя в России — не университетский профессор, но подвижник и «совесть народа», будь то в лице юродивого, старца или революционера
Если смотреть сквозь призму модернистской западной философии, русская философия всегда находится на грани фола, она не поддаётся типологизации, не вписывается в рамки, нарушает правила. Она раздражает своей неприручённостью. Неконвенциональность — универсальный атрибут русских мыслителей, и консерваторов в не меньшей степени, чем прогрессистов. Эталон мыслителя в России — не университетский профессор, но подвижник и «совесть народа», будь то в лице юродивого, старца или революционера. Видящий вещи какие они есть и знающий какими они должны быть, бесстрашный и немного сумасшедший, бросающий вызов злу и нередко гибнущий за свои убеждения. Последняя черта воспринимается в качестве экзистенциального свидетельства правоты человека и его принадлежности к многострадальному русскому народу, как об этом сказал советский поэт Владимир Высоцкий «пострадавшие, а значит обрусевшие».
Хотя история русской мысли насчитывает более тысячи лет, вплоть до XVIII века она носила церковный характер: почти все авторы принадлежали к духовенству, а их интересы касались в большей степени спасения души, нежели спекулятивной философии. Однако, это время не было бесплодным. С одной стороны, философская проблематика прослеживается уже у самых ранних авторов, как Иларион Киевский (XI век) и Климент Смолятич (XII век). Образованные слои знали о существовании античной философии, даже если отношение к ней оставалось неоднозначным. Во-вторых, этот период дал множество духовных гениев, как Сергий Радонежский (1322–1392) и Нил Сорский (1433–1508), чьё наследие востребовано и сегодня.
Старая Россия закончилась с воцарением Петра I (1672–1725), реализовавшего радикальные реформы (но стоит помнить, что многие из них, по существу, были начаты его предшественниками) в попытке «вестернизировать» и, в частности, секуляризировать страну. Последующие правители XVIII века, в целом, продолжали петровский курс, поэтому не должно удивлять, что культурная жизнь России всё сильнее испытывала на себе западное влияние, особенно в период «Российского Просвещения». Крупнейшим интеллектуалом этого времени считается Михаил Ломоносов (1711–1765), полимат — его интересы простирались от философии, истории и риторики до астрономии, геологии и инженерии — в честь которого назван Московский университет. Современником Ломоносова был Григорий Сковорода (1722–1794), философ-странник, чьи сочинения отражают интенсивный внутренний опыт и влияния стоических философов, немецких теософов и православных богословов. К этому же времени относится проникновение в Россию тайных обществ, масонов и розенкрейцеров, распространение эзотерических и оккультных учений, быстро снискавших широкую популярность у высших сословий.
Сколь бы насыщенным не был XVIII век, рождение русской философии как оригинального и самостоятельного феномена, по общему признанию, произошло в XIX веке. Традиционно принято говорить о существовании двух тенденций в русской философии — «западников», ориентировавшихся в своем мышлении на страны Западной Европы, и «славянофилов», защищавших специфический характер России и русского сознания; однако, кажется справедливым признать, что именно вторым Россия обязана существованию особого стиля философствования, который без преувеличения можно назвать интегральным.
Славянофильство часто критикуется за реакционность и национализм, но правильнее было бы говорить об альтернативном проекте «Просвещение», который учел ошибки и перегибы, имевшие место на Западе
Славянофильство часто критикуется за реакционность и национализм, но правильнее было бы говорить об альтернативном проекте «Просвещение», который учел ошибки и перегибы, имевшие место на Западе. Его крупнейшие представители восхищались достижениями Западной цивилизации, внимательно изучали работы европейских философов и полностью осознавали в сколь многих областях отстает Россия. Но вместе с тем, они видели темную сторону Модерна, состоящую в отрицании собственных корней, ультрарационализме, забвении духовной реальности, жесточайших социальных катаклизмах.
Самыми яркими славянофилами были Иван Киреевский (1806–1856) и Алексей Хомяков (1804–1860). Прекрасно образованный и с раннего возраста не чуждый философии, Киреевский уже в семнадцать лет стал соонователем московского «Общества любомудрия», неофициального (что бы не сказать подпольного) семинара, занимавшегося углубленным изучением философии. Будучи в Германии он лично присутствовал на лекциях Шеллинга и Гегеля, превзойти которых позже считал задачей русских философов. В 1832 году Киреевский начал издавать журнал «Европеец», почти сразу закрытый властями и вызвавший многолетнюю опалу философа. В следующие годы Киреевский открывает для себя православие, тесно общается со старцами Оптиной пустыни и формулирует зрелую версию своего мировоззрения. Он видит проблему Запада в разрыве между сердцем и разумом, атомизации общества, утрате ценностных ориентиров. Возникновение этих проблем не было случайным, наоборот, предпоссылки для их появления восходят к древнему Риму, наследие которого вобрала Католическая церковь. Восточное христианство, с другой стороны, было свободно от подобной внутренней раздробленности, и потому в нем следует искать выход из современного кризиса. Киреевский полагал, что «целостное сознание», достигаемое в ходе личностной трансформации, преодолевает конфликты и противопоставления. Понимание веры достигается благодаря «духовному зрению», мистической интуиции, возникающей вследствие нравственного развития и объединения всех духовных сил человека.
Вторым основоположником славянофильства считается Хомяков, человек редкостной разносторонности, философ, учёный, поэт и художник. В семнадцатилетнем возрасте получивший кандидатскую степень по математике в Московском университете, он оставил после себя разнообразное наследие, от поэм и трагедий до сравнительного русско-санскритского словаря. Более всего Хомяков известен как создатель учения о «соборности» — органической целостности общества, превосходящей разрыв между индивидуальным и коллективным. Как и Киреевский, он не успел создать философской системы, но вместе они наметили контуры, в которых в дальнейшем развивалась русская философия.
Говоря о наиболее интересных мыслителях того времени нельзя не упомянуть родоначальника «русского космизма» Николая Фёдорова (1829–1903), предвосхитившего идеи ноосферы, сознательной эволюции и трансгуманизма. Будучи глубоко религиозным мыслителем, Фёдоров верил, что человек, созданный по образу и подобию Бога, обладает Его творческой силой и несет нравственную ответственность за судьбу всего мира, а поэтому может и должен стремится к его кардинальному улучшению. Самой вызывающей идеей Фёдорова было достижение бессмертия и больше того, воскрешение всех, когда-либо живших людей, благодаря новым научным разработкам.
Наибольшую славу среди русских философов приобрёл Владимир Соловьёв (1853–1900), подлинный визионер, создавший философию всеединства, один из самых впечатляющих синтезов в истории мысли. Ещё в детстве у Соловьёва случались мистические видения и провидческие сны, а в девятнадцатилетнем возрасте он пережил мистическое видение Софии — женственного образа божественной мудрости. В двадцать один Соловьёв написал работу «Кризис западной философии», после чего ему было присвоено звание доцента и он начал преподавать в Санкт-Петербургском университете. В следующем году он отправляется в Европу, где изучает труды по индийской философии, мистицизму, спиритизму, оккультизму, каббале, и — «влекомый зовом Софии» — совершает внезапную поездку в Египет. На пике своей карьеры, в 1881, философ подает в отставку и, за исключением кратковременных периодов, больше не возвращается к преподавательской деятельности. Этому предшествовала лекция о смертной казни, в которой он призвал императора Александра III простить и не наказывать убийц своего отца, погибшего от их рук несколькими днями ранее. Соловьёв никогда не был женат — хотя искренне влюблялся, не имел постоянного жилья, раздавал все заработанные деньги, до последнего дня оставаясь странником в этом мире.
Для Соловьёва, между метафизикой, этикой и искусством не только существует неразрывная связь, но на самом глубоком уровне они — «Истина, Добро и Красота» — есть одно
Философия Соловьёва носит откровенно мистический, почти эзотерический характер, и вытекает из очень личного духовного опыта, в центре которого находится София — душа мира, но также и образ совершенного человечества, Богочеловечества, в котором воплощается полнота бытия. Для Соловьёва, между метафизикой, этикой и искусством не только существует неразрывная связь, но на самом глубоком уровне они — «Истина, Добро и Красота» — есть одно. На протяжении долгого времени Соловьёв выступал за объединение христианских церквей и питал сильные симпатии к католичеству, однако, насколько можно судить, к концу жизни разочаровался в экуменическом проекте. Будучи знатоком различных религий, он находил в каждой из них важные прозрения, однако не считал их равноправными и был убежден в том, что только христианство заслуживает того, чтобы считаться духовной вершиной человечества, тогда как другие религии и учения, в частности, буддизм и платонизм, суть «необходимые переходные ступени универсального сознания».
С Соловьёва начинается золотая эра русской философии, представленная десятками выдающихся мыслителей, о каждом из которых можно рассказывать часами. Многие из них испытали влияние Соловьёва, сохраняя открытость мистическому опыту, стремясь к целостному трансрациональному знанию и разделяя идею всеединства. Вспомнить, например, братьев Трубецких — Сергея (1862–1905), разработавшего оригинальную интегральную эпистемологию, объединяющую эмпирицизм, рационализм и мистицизм, и Евгения (1863–1920), творчески развивавшего учение Соловьёва. Или русских персоналистов, ярчайшими из которых были Алексей Козлов (1831–1901), создавший удивительную панпсихическую философию бесконечного «Я», и Лев Лопатин (1855–1920), которому принадлежит система «монистического спиритуализма». Или множество других философов, способных составить конкуренцию лучшим умам Европы. Словом, в двадцатый век Россия вступила в качестве одной из сильнейших стран мира не только в политическом, но и духовном плане.
В тоже время, неверно будет сказать, что оригинальная русская философия пользовалась в самой России непререкаемым авторитетом. Параллельно существовали группы мыслителей, представлявшие европейскую философию — гегельянство, неокантианство, позитивизм и, конечно, марксизм, нашедший в России благодатную почву. На этом фоне знаковым событием стало издание в 1902 году сборника «Проблемы идеализма», отразившего тенденцию отказа части интеллигенции от марксизма и позитивизма и её поворот к религии и идеализму. В числе авторов были, в частности, бывшие марксисты и будущие великие религиозные философы Сергей Булгаков (1871–1944), Николай Бердяев (1874–1948) и Семен Франк (1877–1950). Продолжением «Проблем» стали сборники «Вехи» (1909) и «Из глубины» (1918). Поскольку именно «Вехи» вызвали в обществе наибольший резонанс, сформулированная в них программа получила название «веховство». Параллельно с «веховством» возникло движение «богоискательства», центральной идеей которого было возникновение «нового религиозного сознания», а главной задачей — обновление христианства. Наряду с «веховцами» Булгаковым и Бердяевым, в рядах «богоискателей» можно обнаружить Василия Розанова (1856–1919), Дмитрия Мережковского (1865–1941), Николая Минского (1855–1937).
Революция 1917 года и приход к власти большевиков изменили всё. Религия оказалась под запретом, философы, не разделяющие марксистских взглядов, увольнялись, арестовывались, убивались или, в лучшем случае, высылались из страны (события, ставшие известными как «философский пароход»). За несколькими исключениями, на следующие семьдесят лет, русская философия стала синонимом философии в изгнании. На смену ей пришла советская философия, находящаяся под тотальным контролем коммунистического режима, но все же давшая миру нескольких ярких философов. Среди сторонников новой власти наибольший интерес может представлять Александр Богданов (1873–1928), философов и ученый, стремившийся к созданию интегральной науки «тектологии», ретроспективно воспринимающейся как предтеча кибернетики и теории систем, и погибший при проведении на себе опытов по переливанию крови.
Философов, несогласных с новой властью, но оставшихся в стране ждала трагическая судьба. Характерен случай Павла Флоренского (1882–1937), прозванного «русским Леонардо да Винчи». Его первая книга, «Столп и утверждение истины», написанная в двадцать шесть лет, сделала его одним из ведущих мыслителей России. Человек энциклопедического склада, получивший математическое образование, знавший десятки языков — от древнегреческого до фарси и санскрита, он парадоксальным образом соединял в своих работах элементы искусства и поэзии, геометрии и физики, магии и богословия. Он развивал собственную, глубоко мистическую версию метафизики всеединства и софиологии. После революции Флоренский остался в России и, в дополнение к своим философским исследованиям, занялся физикой и инженерией, написал монографию о диэлектриках, и принял непосредственное участие в проекте электрификации страны. Несмотря на многочисленные заслуги перед советской властью, в 1933 он был арестован, приговорен к 10 годам ГУЛАГа, а в 1937 расстрелян. Другой философов-подвижник и крупнейший знаток античной эстетики — но также тайный монах и адепт христианского мистицизма — Алексей Лосев (1893–1988), был, как и его жена, отправлен в лагеря за книгу «Диалектика мифа», где почти потерял зрение. Вдвойне трагичен случай замечательного историка философии и сторонника всеединства Льва Карсавина (1882–1952), высланного из страны в 1922 и позже приглашенного на должность профессора в Литовский, а затем Вильнюсский университет. После установления в Прибалтике советской власти, он был уволен, арестован и приговорен (в шестидесяти семилетнем возрасте) к десяти годам лагерей, в которых и погиб, заболев чахоткой.
Философы, вынужденные покинут свою отчизну после революции, продолжили работу по всему миру, от Америки до Китая. Основным центром философской эмиграции стала Франция: здесь нашли последнее пристанище Сергей Булгаков, Николай Бердяев, Семен Франк, Василий Зеньковский (1881–1962), Николай Лосский (1870–1965), его сын, выдающийся богослов, первопроходец «неопатристического синтеза» Владимир (1903–1958), и множество других мыслителей. Каждый из них достоин отдельного очерка, но здесь я могу лишь кратко указать на их сохраняющееся значение.
Заслуга Булгакова состоит, главным образом, в создании детально разработанного учения о Софии — по мнению некоторых исследователей, наиболее важного и оригинального вклада русскоязычных авторов в мировую философию. Софиологию можно рассматривать как универсальный фреймворк, в котором обретают новый смысл богословие, онтология и вся совокупность человеческого знания. Кроме того, Булгаков был сторонником имяславия, радикального мистического течения в русском православии, настаивающего на неразрывной связи Имени Бога и Его энергии. В молодости философов находился под влиянием марксизма, однако позже преодолел его — чему посвящен сборник статей «От марксизма к идеализму», не утратив при этом интереса к посюсторонним вопросам: строительству справедливого и процветающего общества. В 1906 году он даже был избран депутатом Государственной Думы в качестве «христианского социалиста».
Духовный путь Бердяева также включал марксистский период, однако еще в студенческие годы он открыл для себя непреходящее значение религии («религия, несмотря на текучесть своего содержания, есть вечная, трансцендентальная функция сознания»), отвергнув всякое редукционистское мировоззрение. Вскоре он становится ведущей фигурой среди сторонников «нового религиозного сознания», но в 1913 году царское правительство приговаривает его к ссылке в Сибирь за статью в защиту афонских монахов-имяславцев, позже замененную ссылкой в Вологодскую губернию, в центральной России. В эмиграции Бердяев вёл активную деятельность, был лично знаком с ключевыми философами Запада, включая Макса Шелера и Освальда Шпенглера, за свои работы семикратно номинировался на Нобелевскую премию по литературе. Как правило, философию Бердяева описывают термином христианский экзистенциализм, однако, несмотря на центральное значение свободы в его мысли, любой ярлык будет скорее ограничивать, чем раскрывать его наследие.
Еще сложнее дать характеристику философии Франка, основные работы которого вышли уже после эмиграции. Несомненно, она лежит в общем русле всеединства, иногда вплотную приближаясь к панентеизму, но прорабатывается более фундаментально и притом более утонченно, чем у любого другого русского философа. Обратим ли мы внимание на его онтологию, эпистемологию, этику или философию науки — повсеместно суждения Франка сохраняют актуальность и поражают своей красотой и лаконичностью.
Уникальность русской философии в том, что оставшись без дома, она не только не погибла и не растворилась в интеллектуальных потоках двадцатого века, но сохранила свою самобытность, расцвела с новой силой, и, наконец, вернулась в Россию после падения коммунистического режима
Булгаков, Бердеяв и Франк, вероятно, являются самыми известными представителями русской философии в эмиграции. После их смерти слава ведущего русского философа перешла к Николаю Лосскому, основоположнику интуитивизма и блестящему систематическому философу. Примечательно, что будучи в юности исключенным из гимназии за пропаганду атеизма, в зрелом возрасте он превратился в великого защитника религиозного миросозерцания и мистического чувства. Среди других мыслителей первой величины, можно назвать, например, Бориса Вышеславцева (1877–1954), разработчика «философии сердца» и «этики преображенного эроса», и Георгия Флоровского (1893–1979), блестящего богослова, сочетающего преданность православной традиции с открытостью экуменизму. Уникальность русской философии в том, что оставшись без дома, она не только не погибла и не растворилась в интеллектуальных потоках двадцатого века, но сохранила свою самобытность, расцвела с новой силой, и, наконец, вернулась в Россию после падения коммунистического режима.
Прежде, чем сказать несколько слов о судьбах философии в Советском Союзе и современной России, я бы хотел остановиться на противоречивом феномене эзотерической и оккультной мысли, зачастую исключаемом из истории русской философии. Как уже упоминалось, европейские эзотерические и оккультные учения получили распространение в России в XVIII веке, но можно уверенно предполагать наличие и более ранних контактов. Примерно в это же время возникли подпольные христианские секты, наиболее известной из которых было хлыстовство, чьи учения имели выраженное эзотерическое содержание. Вопреки сопротивлению властей, видящих угрозу (не совсем безосновательно) и в привнесенном эзотеризме, и в русском сектантстве, влияние обоих росло год от года такими темпами, что в течение XIX века Россия превратилась в эзотерическую сверхдержаву, на территории которой можно было встретить теософов, оккультистов, мистиков и эзотериков на любой вкус. Выдающийся исследователь оккультного Колин Уилсон отмечал врожденную способность русских становиться магами и обладать «духовными силами»; по его словам «ни одна друга нация не произвела на свет никого подобного мадам Блаватской, Григорию Распутину или Георгию Гурджиеву».
Среди русских эзотериков особенно возвышается фигура Елены Блаватской (1831–1891), «крёстной матери» почти всей популярной эзотерики, «теософии» и нью-эйджа, которой принадлежит заслуга (с точки зрения многих — более чем сомнительная) знакомства европейцев с «тайными учениями» Индии, Тибета и Китая. Cпоры и скандалы окружали Блаватскую на протяжении всех лет её деятельности и продолжаются до сих пор, но нельзя отрицать, что она было экстраординарной женщиной, оказавшей колоссальное воздействие на духовный ландшафт современности. Путешественница, визионер, писатель, ученый — сама её жизнь и сегодня вдохновляет тысячи духовных искателей. Две ключевые работы Блаватской: увидевшая свет в 1877 «Разоблаченная Изида», в которой мистицизм предлагался в качестве основы для примирения науки и религии, и «Тайная доктрина», трехтомник, выходивший с 1888, и имеющий красноречивый подзаголовок «синтез науки, религии и философии».
Количество эзотериков и знатоков сокровенного, порожденных Россией, слишком велико, чтобы можно было отдать им должное в небольшом очерке, поэтому назову лишь несколько имён. Георгий Гурджиев (1866/1877–1949) разработал один из первых методов самоисследования, объединявший западные и восточные подходы (помимо прочего, благодаря ему на Западе получила известность эннеаграмма), а его сподвижник Петр Успенский (1878–1947) стал пионером в синтезе психологии и эзотеризма. Митрофану Лодыженскому (1852–1917) принадлежат оригинальные исследования христианской и восточной мистики, написанные с позиций православного эзотерика; среди них «Сверхсознание и пути к его достижению: индусская раджа-йога и христианское подвижничество». Московский розенкрейцер Владимир Шмаков (у. 1929, в Аргентине) создал «пневматологию», теоцентричную систему, являющую шедевром эзотерической мысли. Валентин Томберг (1900–1973) вошел в историю как один из глубочайших христианских эзотериков, а его оккультная работа «Медитации на Таро» изучалась ведущими католическими богословами, включая кардинала Ханса Урс фон Бальтазара (написавшего к ней восторженное предисловие) и покойного папу Иоанна Павла II.
Особый случай представляет учение Рерихов, известное как «агни йога» или «живая этика», через которое значительная часть советской и российской интеллигенции открыла для себя восточную духовность. Супруги Николай (1874-1947) и Елена (1879-1955) Рерихи дополняя друг друга создали оригинальную мистическую систему, базовым принципом которой был выбран синтез — поиск путей соединения религиозных и философских учений мира. В то время как Николай был учёным, художником и философом, Елене более соответствовала роль пророка и визионера. Рерихи благосклонно относились к Советскому Союзу и правящий режим, в свою очередь, проявлял снисхождение к их последователям и не создавал дополнительных препятствий для распространения информации об их учении. Например, в 1972 в престижной и санкционируемой властями серии «Жизнь замечательных людей» вышла биография Николая Рериха тиражом сто пятьдесят тысяч экземпляров. В результате, когда началась эпоха «гласности» и Перестройка, учение Рерихов оказалось одной из основных альтернатив господствующему материализму.
В Советском Союзе марксизм был «теорией всего», посредством которой должны были объясняться не только общество и история, но и сознание, психология, искусство, природный мир
А до тех пор, на протяжении почти семидесяти лет, в Советском Союзе имелось очень мало возможностей для свободного философского и духовного поиска. Даже в послесталинские годы, когда длительные сроки заключения, а тем более казни инакомыслящих, стали редкостью, публичное несогласие с официальным мировоззрением было чревато серьезными последствиями. Одно неосторожное высказывание в кругу коллег, на лекции или конференции было достаточной причиной для увольнения, исключения из Партии (что также означало конец карьеры) и организованного шельмования. В Советском Союзе марксизм был «теорией всего», посредством которой должны были объясняться не только общество и история, но и сознание, психология, искусство, природный мир. Это заставляло людей маскировать свои взгляды, обосновывать их цитатами из Маркса, Энгельса и Ленина, прибегать к иносказательности или просто игнорировать опасные вопросы. Но даже в подобных условиях в Советском Союзе возникали немарксистские школы, организовывались семинары, создавались оригинальные работы и появлялись такие философы мировой величины, как Михаил Бахтин (1895–1975).
Наиболее заметная интегральная тенденция, с которой солидаризировались многие советские философы и учёные, позже получила известность под именем «русского космизма». Её происхождение восходит к трудам Николая Федорова, а в более чётком виде к работам отца космонавтики и разработчика «космической философии» Константина Циолковского (1857–1935), биофизика и космобиолога Александра Чижевского (1897–1964) и создателя теории ноосферы Владимиру Вернадскому (1863–1945). Никогда не существовавший в виде оформившейся школы, космизм представляет собой гетерогенный феномен, балансирующий между религией и наукой. Ближе к концу советского времени космизм получил новое дыхание и, в некотором роде, завершение в работах двух академиков — Никиты Моисеева (1917–2000) и Влаиля Казначеева (1924–2014), последний из которых многие годы являлся покровителем масштабной научной программы в области изучения нелокального сознания, ментальной медицины и раскрытия человеческого потенциала. Близки духу космизма различные версии философии самоорганизации, созданные такими российским учёными-философами, как Сергей Курдюмов (1928–2004) и Леонид Лесков (1931–2006).
Уникальной и трагической фигурой, масштаб которой еще не осмыслен по достоинству является Василий Налимов (1910–1997). Математик, философ, гностик, планетарный и в тоже время очень русский мыслитель. Много лет проведшей в лагерях и ссылке, он оставил наследие, пересекающее множество дисциплин и образующее целую мозаику прозрений и теорий, сердцем которой оказывается идея спонтанности. Налимов, вероятно, был также первым советским автором, включившим в свои работы открытия юнгианской и трансперсональной психологии.
С распадом Советского Союза и снятием идеологических ограничений философы в России получили возможность неограниченного экспериментирования с различными подходами, равно как и собственных поисков. Множество философов обратились к развитию идей предшественников, рассмотренных выше, еще большее число нашли источник вдохновения во взглядах зарубежных мыслителей, относящихся к «континентальной» философии, от Гуссерля и Хайдеггера до Деррида и Делёза. В последние годы началось распространение аналитической философии, представленной пока лишь в нескольких университетах. В числе наиболее интересных российских философов нашего времени можно назвать Александра Пятигорского (1929–2009), Сергея Аверинцева (1937–2004), Владимира Бибихина (1938–2004), Сергея Хоружего (р. 1941), Евгения Торчинова (1956–2003).
Включить всё, оставшись собой — такова задача русской интегральной философии. Познав истину, обрести единство с ней — таков её метод
Когда-то Бердяев писал, что «русские не допускают того, что истина может быть открыта чисто интеллектуальным, рассудочным путем». И Франк отмечал, «это так характерно для русского философского сознания, что оно никогда не ищет только лишь теоретических знаний, но исследование истины для него всегда есть поиск религиозного спасения». Академическая философия, доминирующая в большей части мира, даже в лице своих лучших представителей бесконечна далека от этих ценностей, а её оптика и инструментарий исключают непозволительно большую часть бытия, и в наибольшей ступени ту часть, к которой столь сильно тянулись умы и души отечественных мыслителей. Поэтому ключевой вопрос сегодняшнего дня — смогут ли философы нового поколения стать достойным продолжателями традиций русской философии, не утратить то духовное чувство, которое обнаруживается у всех величайших мыслителей, писавших на русском, сохранить свойственные им аутентичность и благодатность, не поддавшись поверхностным трендам, но страстно устремившись к новым горизонтам, открывающимся на дальних рубежах человеческого сознания. Включить всё, оставшись собой — такова задача русской интегральной философии. Познав истину, обрести единство с ней — таков её метод.
Руководство по дальнейшему изучению (для англоязычной аудитории)
На английском языке издается несколько рецензируемых журналов, посвященных философскому наследию России. Среди них особенно заметны «Russian Studies in Philosophy», публикующий переводы российских академических философов, а также «Studies in East European Thought» и «Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History», фокусирующиеся на интеллектуальной истории.
Лучшими введениями в дореволюционную философию остаются книга Николая Лосского «История русской философии» («History of Russian Philosophy») и одноименный труд Василия Зеньковского. Классический обзор развития русского православного богословия сделан Георгием Флоровским в его «Путях русского богословия» («Ways of Russian Theology»).
В качестве современного введения можно рекомендовать «The Flow of Ideas: Russian Thought from the Enlightenment to the Religious-Philosophical Renaissance» (Peter Lang, 2015) Анджея Валицкого и сборник «A History of Russian Philosophy 1830-1930: Faith, Reason, and the Defense of Human Dignity» (Cambridge University Press, 2010). Заслуживает внимания критический анализ русской философии Алиссой ДеБласио в «The End of Russian Philosophy: Tradition and Transition at the Turn of the 21st Century» (Palgrave Macmillan, 2014). Космизм детально рассматривается в монографии «The Russian Cosmists: The Esoteric Futurism of Nikolai Fedorov and His Followers» (Oxford University Press, 2012) Джорда Йонга. Советской мысли посвящены несколько десятков томов springer’овской серии «Sovietica», издававшейся с 1959 по 1997 год. Существует также ряд работ, рассматривающих отдельных русских философов — Соловьёва, Флоровского, Рерихов, Богданова и т. д.
