Что происходит сначала — переломный момент в городе или переломные моменты в целой стране?

Замечали ли вы, что новостные репортажи, сообщающие о войне или слухах о войне, часто указывают на страны в целом, находящиеся на пороге беспорядков или враждебности, поскольку это традиционный нарратив «больших новостей» о происходящем на глобальной арене? Тем не менее, когда я наблюдаю ситуации возникновения враждебности между нациями, я вижу паттерн: именно города проявляются вспышкой гнева, страха или озабоченности внутри наций, — и, если с возникшими диссонансами как следует не работать, города становятся потенциальными переломными точками, зажигающими своим пламенем всю страну. Тогда страна становится дисфункциональной из-за усугубления внутреннего рас-стройства¹, становясь, таким образом, уязвимой для множества внешних угроз.

Двигаясь в направлении создания науки о городах, когда я впервые опубликовала свою книгу «Интегральный город: Эволюционные интеллекты человеческого улья» в 2008 году², я указала на живые системы как источник и систему координат, дающую нам точки обзора, необходимые для понимания поведенческих проявлений городов как живых систем. Биолог Джаред Даймонд обрисовал масштабный взгляд на то, как общества выживают или коллапсируют (см. его книгу «Коллапс»³), тогда как Базз Холлинг с коллегами выдвинул модель того, как возникает жизнестойкость (resilience) во всех живых системах в результате естественного цикла панархии, включающего четыре стадии изменений.⁴

Если перемотать хронологию на шесть лет вперёд, то можно прибавить к этим научным перспективам вклад из физической науки: Джеффри Уэст выдвинул положение, согласно которому города концентрируют вокруг себя материальные блага, создающие реальные масштабные экономики в энергетических функциях, а также многократно приумножающие творческий потенциал проживающих в городах объединений людей.

Все эти научные утверждения мы можем осмыслить, только прибегнув к метавзгляду на человеческие системы, предлагаемому перспективой интегрального подхода. Благодаря интегральной модели научные конструкты можно интерпретировать с точки зрения четырёх линз (квадрантов) — человеческого намерения (верхне-левый квадрант), поведения (верхне-правый), культур (нижне-левый) и организующих структур (нижне-правый). Внутри каждого из квадрантов возникают отдельные линии интеллектов, созревающие с разной скоростью (либо вообще не созревающие) в качестве унаследованных склонностей и жизненных условий. Более того, интегральная перспектива описывает последовательную прогрессию человеческой эволюции (которая также находит отражение в индивидуальном развитии), где целый человек (а также его или её квадранты и линии) охватывает всё более расширяющиеся сферы заботы и сострадания, развивающиеся от эгоцентрических стадий к этноцентрическим, мироцентрическим и космоцентрическим, — тем самым, порождая волны человеческого развития, называемые нами традиционной, современной (волной модерна), постсовременной (волной постмодерна) и интегральной.

Элегантность интегральной модели ситуации человеческого существования заключается в том, что она фрактальна и применима ко всем уровням масштабирования — от индивидов и семей до команд, организаций, сообществ, городов, наций и экорегионов. Ирония же состоит в том, что данная модель предлагает человеку не только карту для отслеживания своих потенциально поддающихся развитию возможностей, но также и для узнавания областей наибольшего из возможных диссонансов. Ведь именно между различными квадрантами, сферами заботы и масштабами человеческой деятельности находятся зоны, в которых с наибольшей вероятностью могут образоваться взрывные ситуации. В этих областях реалии человеческого существования трутся друг о друга, подобно тектоническим плитам, вызывая вулканические извержения гневных мировоззрений (вспомните Ближний Восток), землетрясения утраченных территорий и отчаяния (вспомните Руанду) и цунами ошеломительных сил (вспомните о судьбах всевозможных колонизаторов).

Если вернуться к утверждению Даймонда, предложенному им в книге «Коллапс», то ключевые элементы, влияющие на способность общества выжить, по его мнению, таковы: климат, география, внутренняя культура, дружественные соседи / торговые партнёры и враждебные соседи / торговые партнёры. Я же, в свою очередь, утверждаю, что именно эти элементы и являются решающими факторами в вопросе, выживет ли город, или коллапсирует. Это основополагающие факторы, позволяющие происходить тому феномену, на который указывает цивилизация Запада: феномену, при котором города живут дольше организаций. Также я ещё выдвинула бы дополнительное утверждение: города живут дольше стран и наций, — и их ассоциация в виде федераций концентрированной городской жизни и ресурсов внутри наций придаёт им определённую силу, которая редко признаётся самими нациями, пока города не порождают нестабильность в национальных масштабах.

Почти повсеместное незнание нациями того, что они настолько сильны, насколько сильны слабейшие их города, закреплялось большими успехами самих городов. Как социальные холоны (в которых коллективный центр притяжения возникает на базе взаимодействия индивидов и их организаций), города отразили в себе меньшие масштабы индивидуального человеческого развития, повзрослев от стадии эго-самоцентрированности к этно-нациоцентрированности. Они это сделали в контексте, как по Даймонду, климата, географии, дружественных / враждебных национальных отношений и особенно своих собственных внутренних городских культур. И те города, которые наиболее эффективно взаимодействовали с выделенными Даймондом элементами, теперь вошли в стадию мироцентрированности, существование которой обеспечивается при помощи технологий, произведённых современностью. Эти технологии выстроили глобальные мосты, связующие множество линий развития между городами и внутри самих городов, — однако, увы, им не хватает какой-либо способности осознавать, что же делает отдельные города единым и благополучным целым, или же осознавать, как города способствуют не только национальному процветанию, но и глобальному устойчивому развитию и жизнестойкости.

Цифровые коммуникационные технологии особенно сильно повлияли на качества зон соприкосновения, в которых различные квадранты, линии, уровни и масштабы приходят в трение друг о друга. В традиционную досовременную эру (или эры), данные границы обычно были фиксированы и закрыты, что поддерживалось жёсткими условностями, соглашениями, военными силами и пограничными патрулями на глобальной карте. Однако современная технология бесцеремонно (и, как правило, не испрашивая разрешения) преобразовала эти границы в пористые, нечёткие и нестабильные мембраны, бросающие вызов функциональности систем, в них содержащихся. Нации особенно уязвимы для нарушений границ (так называемых «вызовов»), — не столько для вторжения враждебных внешних соседей (как в традиционные времена), сколько из-за дезинтеграции чётких внутренних культурных условностей. В плотно заселённых центрах человеческого поселения все допущения, ранее определявшие положение города, теперь нарушаются внутренней миграцией множества культур из сельской и деревенской местности, а также и из других стран мира. (В развитом мире в городах проживает 90 % населения, тогда как общая средняя доля населения мира, проживающая в городах, теперь превышает 50 %.)

Для нации города подобны органам живой системы. Традиционно происходит так, что города наиболее тесно взаимосвязаны в своей внутренней структуре (как системы органов): город отражает и управляет меньшими масштабами человеческих систем, обитающим внутри него, а также приспосабливается к ним. Далее уже они очень сильно взаимосвязаны со своими торговыми партнёрами, которые поставляют им ресурсы (определённые Западом), выстраивают их инфраструктуры, поставляют им энергию и обеспечивают возможность творческой деятельности. В традиционный период эти взаимосвязи приходили из других городов в рамках одной нации (или колонизировавшей нации), но теперь мы живём в эпоху, когда города (в демократических странах) совершенно неограничены в том, чтобы получать ресурсы из любой точки мира — включая и те страны, которые на национальном уровне считаются враждебными.

Таким образом, мы живём во времена, когда города обладают огромной силой и могут подрывать стабильность наций (от которых города получили значительную часть своих культурных жизненных условий), однако национальные системы управления в значительной степени ограничили способность городов к самоуправлению и оптимизации своего благополучия. Напряжения становятся нестерпимыми, — и нациям необходимо проснуться и осознать странную вероятность, что города в игре на выживание имеют преимущество.

Но прежде, чем мы чересчур поспешно обвиним во всех бедах только одну социальную структуру, мы должны пересмотреть науку жизнестойкости и понять, каким образом она предоставляет контекст для того, чтобы все живые системы устойчиво развивались в рамках планетарной системы в целом.

Хотя ООН более полувека уже борется за то, чтобы нации могли разобраться в своих этноцентрических различиях и достигнуть каких-либо договорённостей, она всё ещё испытывает сложность в том, чтобы выдвинуть (не говоря уж о том, чтобы принять и воплотить) какого-либо рода унифицированный подход к всемирному благополучию. Человеческий вид всё ещё сражается сам с собой за права на ресурсы, которые в рамках контекста живой системы должны уступить приоритетность ответственности перед жизнью на всей планете, поддерживающей все проявления жизни.

В попытке вызвать подобную мироцентрическую перспективу подход интегрального города упорядочил интеллекты, которые города должны упражнять для того, чтобы жить и способствовать глобальному благополучию, сформировав нечто вроде навигационного компаса, указывающего на необходимые, но гибко резонирующие с ситуацией потенциалы: контекстуальный, индивидуальный, коллективный, стратегический и эволюционный.

Парадокс в том, что в современном мире нации должны предоставить городам свободу, чтобы они могли оптимизировать жизнь внутри каждого города (как уникальной человеческой системы), тогда как городам нужно взять на себя ответственность за то, чтобы служить во благо глобальной устойчивости и жизнестойкости.

Если нации слишком затянут с этим, это неизбежно приведёт к тому, что внутреннее давление, накапливающееся в городах, будет служить триггером, вызывающим переломные моменты в благополучии самих наций.

Мы подошли к той стадии человеческой эволюции, на которой и индивидам, и нациям нужно «спросить не о том, что город может сделать для вас, а о том, что вы можете сделать для своего города и планеты городов»⁵.

Библиография

Beck, D. (2002). Spiral Dynamics in the Integral Age. Материал, представленный на первом уровне курса по спиральной динамике.

De Landa, M. (1997). A Thousand Years of Nonlinear History. New York: Zone Books.

De Landa, M. (2006). A New Philosophy of Society: Assemblage Theory and Social Complexity. London: Continuum.

Diamond, J. (2005). Collapse: How Societies Choose to Fail or Succeed (first ed.). New York: Penguin Group.

Gunderson, L. C., & Holling, C. S. (Eds.). (2002). Panarchy: Understanding Transformations in Human and Natural Systems Washington, DC: Island Press.

Hamilton, M. (2008). Integral City: Evolutionary Intelligences for the Human Hive. Gabriola Island BC: New Society Publishers.

Jacobs, J. (1994). Systems of Survival. New York: First Vintage Books Edition.

Jacobs, J. (2001). The Nature of Economies. New York: First Vintage Books Edition.

Wilber, K. (1995). Sex, Ecology and Spirituality: The Spirit of Evolution. Boston: Shambhala Publications Inc.

Wilber, K. (2000). A Theory of Everything. Boston: Shambhala Publications Inc. На русском: Уилбер К. Теория всего. — М.: Постум, 2013.