Я познакомилась с творчеством композитора и пианиста Антона Батагова 16 сентября 2013 года. Это было первое его выступление в Москве после многолетнего перерыва.
Рахманиновский зал Московской консерватории переполнен: длинные проходы между рядами кресел, подоконники, пространство перед сценой и вдоль стен, на сцене — везде взволнованные ожиданием, улыбающиеся люди. Воздух наэлектризован, но все рады друг другу, все будто знакомы. Мужчины уступают места женщинам, молодые — пожилым. Я тоже оставила свое кресло и уселась на пол перед сценой, свернувшись в крендель, в обнимку с незнакомой женщиной. Зрители напомнили мне то ли собравшихся на молитву в индийском храме, то ли детей на утреннике. Ожидание перед концертом было каким-то чудным, я задавалась вопросом: чего все так ждут?
И вот на сцену вышел Антон, свет погас, началась Музыка.
В тот вечер, пока рояль пел цикл фортепианных пьес «Избранные письма Сергея Рахманинова», я ни разу не вспомнила о себе или о том, что сижу на полу в странной позе и мне тесно; мысли, Москва, осень — всё отступило. Из здания консерватории я унесла наполненное свободой и любовью собственное сердце, ощущение лёгкости и колоссальной силы.
Теперь, два с половиной года спустя, мы беседуем, и я очень рада, а Антон Александрович, проявляя безграничное терпение к моим эмоциональным всплескам, говорит о своей жизни, о жизни в целом, творческом процессе, музыке, милосердии и многом другом.
— Музыка, как мне кажется, существует для того, чтобы воссоединять человека с самим собой, восстанавливать его внутреннюю связь с Создателем. Как вы это видите?
— Ну, во-первых, слово «создатель» имеет ограниченное значение в рамках одной философско-религиозной доктрины. Я эту доктрину отчасти принимаю, поскольку понятно, что это великая традиция, в которой есть понятие «создатель», и я испытываю по отношению к этой традиции самые тёплые чувства. Но дело в том, что все-таки я буддист, а в буддизме этого слова в принципе нет. С терминами немножко трудно, когда мы говорим о проявленном мире, про который как-то не верится, что у него нет создателя. Полагаю, что на каком-то этапе (уровне) есть нечто, вызвавшее к жизни всё, чем мы являемся и что мы физически воспринимаем: видим, слышим и так далее. И если бы дело этим ограничивалось, — наверное, было бы спокойнее, понятнее, поэтому люди очень тянутся к спасительным колышкам, за которые можно ухватиться. Но на самом деле всё гораздо, по-моему, интереснее и гораздо менее понятно и рационально. В том смысле, что создателя нет, и всё существует совсем не тем способом, как нам кажется, и при этом существует очень просто.
Полагаю, что на каком-то этапе (уровне) есть нечто, вызвавшее к жизни всё, чем мы являемся и что мы физически воспринимаем: видим, слышим и так далее
Но что касается музыки как инструмента установления связи… Для музыканта, для любого творческого человека есть очень большой соблазн сказать, что: «Да, конечно, я сажусь, например, за рояль, закрываю глаза и улетаю в трансцендентные дали». Но в реальности я, как и любой мой коллега, просто делаю свою профессиональную работу. Она может заключаться в сочинении музыки или в исполнении музыки, которую написал кто-то когда-то; я могу просто импровизировать. Так или иначе, я делаю своё ремесло. И если в процессе этой работы моё сознание вступает в какие-то правильные отношения с тем, что можно называть всякими красивыми словами, вот тут-то происходит неуловимый момент, замыкание контакта, и тогда другие люди вместе со мной переживают это состояние. Не потому, что я его придумал, не потому, что кто-то его потерял, а я — восстановил. А просто потому, что состояние это есть всегда и везде, и можно его передать друг другу любым способом, в частности — музыкой. Музыка просто очень хороший для этого инструмент.
— Планета Земля. По-вашему, что это за место?
— Нам всем кажется… а может, не кажется, может, она действительно круглая — эта планета, кто-то её даже видит из космоса. А вообще — это некая задача, которую каждому из нас предстоит решить. Условия задачи формулируются из того факта, что мы — люди, жизнь людей организована определенным образом, и внутри этой организации есть разные компоненты. У задачи есть временные рамки, которых мы не знаем. Нам может это нравиться или не нравиться, но надо понимать, что иного варианта нет.
— Похоже на задачки по физике в школе: дано, найти, решение. Какова ваша задача в данном воплощении, как вы думаете?
— Вопрос, на самом деле, очень личный. У каждого человека есть такое, о чём он не может и не должен рассказывать, потому что это — самая центральная его задача. Она не связана ни с творчеством, ни с профессией, но с какими-то более глубокими явлениями, которые мы, как правило, не очень-то и решаем. Мы уходим от предлагаемых ситуаций, поскольку не видим, что они позволяют данную нам задачу оптимальным образом решить. А потом получается, что приходит новая, но очень похожая конфигурация явлений с той же целью: для решения задачи. Но условия всё время усложняются. И чем больше мы терпим поражение, тем сложнее становятся условия. Про себя не имеет смысла говорить, поскольку подобные вещи каждый человек обязан решать сам. Будет неправильно, если я буду рассказывать о своих… хм… успехах в решении хотя бы какого-то кусочка этой задачи. Это действительно очень беспощадная штука.
У каждого человека есть такое, о чём он не может и не должен рассказывать, потому что это — самая центральная его задача. Она не связана ни с творчеством, ни с профессией, но с какими-то более глубокими явлениями
А что касается творческих задач… Даже если я что-то начинаю планировать, то всё равно получается не это, а то, что должно получиться. Я каждый раз чувствую, что любой новый период моей жизни формируется из множества процессов, происходящих со мной, обществом, культурой и сознанием людей. И меня, как любого творческого человека, подталкивает туда, где я действительно что-то могу сделать.
— Вопрос про христианство и историю. Мне близок интегральный подход к самопознанию. А именно: не то, что на свете существует одна религия и только через неё возможно прийти к восстановлению со всякими красивыми словами, про которые мы с вами говорили. Это разносторонний подход: познавай мир через всё, что в нём есть, ищи близкие сердцу пути. Но был период, когда я изучала христианство, чтобы понять, что полезного в данном учении есть. И в процессе изучения Ветхого и Нового Заветов, а также истории человечества, особенно в том виде, в котором она предоставлена в учебниках, я обнаружила кое-что интересное: некоторое количество повторяющихся негативных (отрицательных, приводящих к краху) сценариев, я не назову вам точную цифру, но повторяется всё время одно и то же. Вследствие чего я поняла, что, в общем, перед человечеством стоит одна задача: вывести эти сценарии в область осознавания. И из этой осознанности переписывать свои модели поведения, которые ведут к страданиям всякого рода. Поскольку нашими предками, судя по всему, был намотан нешуточный клубок, нам, видимо, предстоит его разматывать. Что вы по этому поводу думаете?
— Прежде всего я вас поздравляю, потому что это по-своему очень точно сформулированный анализ. К сожалению, большинство замыкается в рамках той или иной религии, доктрины; кто-то же, наоборот, не принимает никакую и становится, условно говоря, атеистом, человеком, который считает: «А почему я должен следовать какой-то системе, только потому, что где-то это написано?». Люди редко имеют свободу посмотреть поверх заборов, которые сами для себя понастроили. Это не значит, что в каждой религии всё неправильно, а истина лежит где-то вовне. Мы по-разному устроены: какому-то человеку ближе такой-то путь, другому человеку — другой. Поэтому появились носители разных учений. В одно время к одним людям пришёл Будда, к другим людям пришёл Христос, к третьим — Мухаммед и так далее. И следует заметить, никто из перечисленных ничего не писал. За ними, в меру своего понимания, записывали ученики, пусть самые ближайшие, но получается, что записанное — это их толкования учений, понять которые самостоятельно зачастую совершенно невозможно. И вроде бы, доверяя тем или иным предписаниям, поступаешь правильно, потому что большое количество людей длительное время следует конкретной традиции и с её помощью достигает определенных результатов. Но, наверное, поступая так, закрываешь для себя возможность посмотреть на происходящее с других сторон.
Слово «осознанность», которое вы упомянули, в буддизме — абсолютно ключевое. Всему, что говорит учитель, нужно доверять, потому что, в частности, в буддизме существует жестко соблюдаемая система подтверждения подлинности учителей. То есть: имеет ли данный человек право учить, говорить определенные слова кому-то ещё? И в случае, если он прошёл «проверку подлинности», тогда да, ему можно доверять. Но это ни в коем случае не означает, что он может что-то осознать и понять за тебя. Если, скажем, научить человека играть на музыкальном инструменте, в итоге он сам должен сыграть. Или человек болеет гриппом, и ему говорят: существует такое-то лекарство, — он же сам его должен выпить.
Я каждый раз чувствую, что любой новый период моей жизни формируется из множества процессов, происходящих со мной, обществом, культурой и сознанием людей
Сценариев, о которых вы говорили, совсем мало. Но их кажущихся проявлений — множество. Считается, например, что Будда преподал за свою земную жизнь учение в 84 тысячах различных вариантов, потому что перед ним появились 84 тысячи земных существ, которые друг от друга отличались. По сути, проявление негативных моделей поведения в настоящее время то же, что и тысячи лет назад: те же злоба, зависть и так далее. Задача каждого человека на протяжении этой жизни в том, чтобы понять: почему ты сюда пришёл, какие ошибки сделал? Ведь грех — это прежде всего ошибка. Понятно, что видимой стороной ошибки являются совершенно чудовищные действия, они причиняют кому-то зло. Мы поступаем так не потому что мы плохие, а потому что заблуждаемся и что-то принципиально не поняли. И, к сожалению, вовсе не значит, что с того момента, как мы осознали свою ошибку, тут же начинаем действовать по другому сценарию. Ни фига подобного. Есть ещё инерция кармы, привычка, которую предстоит преодолеть.
— Про некоторых думаешь: «Вот Человек с большой буквы „ч“». Какими качествами обладают такие люди?
— Совершенно неважно, чем человек занимается в профессиональном смысле. Ясно, что есть гениальные творческие люди, которые вызывают восторг или, как минимум, уважение. Но качества Человека, как вы сказали, с большой буквы, это, чаще всего, что-то совсем другое…
Например, сострадание и умение чувствовать, что ты живёшь не только ради себя, — ими бывают наделены простые люди, которые совершенно незаметны, не являются никакими признанными творческими деятелями. Но они светятся, делают какие-то простые вещи, оказывают конкретную практическую помощь кому-то: человеку или животному. А главное — это состояние, некое эмоциональное поле, которое эти люди вокруг себя распространяют. На них не висит табличка с надписью: «бодхисаттва» или «святой». Как раз нет. Они могут быть очень сложными, их поведение может вызывать поначалу абсолютный протест и неприятие, но потом понимаешь, что за этим всем есть нечто максимально ценное.
— Какие качества необходимы человеку, чтобы быть человеком, кроме милосердия?
— А больше ничего не нужно. Если кто-то не умеет чувствовать чужую боль, этот кто-то может только внешне выглядеть как человек, но не более. Если он пойдет к врачу, и врач его с помощью всяких приборов обследует, то будет видно, что физически — это человек, а не комар, не кто-нибудь ещё. Но тем не менее что-то в нём выключено, что не даёт возможности назвать его человеком. Сострадание — абсолютно определяющая способность. Она у каждого есть. Но когда она находится в положении «выкл», это довольно грустно.
Сострадание — абсолютно определяющая способность. Она у каждого есть. Но когда она находится в положении «выкл», это довольно грустно
— Сохранился ли в вашей памяти какой-то особенный момент, когда вы чётко поняли, что будете заниматься музыкой?
— В моей жизни это началось как-то автоматически. Моя мама, которая преподавала игру на рояле, научила играть и меня, так что в ещё совсем детском возрасте я начал заниматься под её руководством. Однако понятно, что в детстве всем хочется гулять. Мы, к примеру, приезжали на дачу; другие дети бегают, ходят купаться, а я сижу за пианино — занимаюсь. Творчество — это, конечно, прекрасно, но были какие-то более понятные и радостные вещи в те времена. Потом, постепенно, стало приходить творческое осознавание… Я учился в музыкальной школе, и когда мне было, может быть, лет 12, примерно тогда возникло ощущение, что я занимаюсь музыкой не потому, что мне кто-то сказал, а потому, что я так хочу. Прежде всего я начал интересоваться джазом, роком и электроникой, а вовсе не тем, чему меня учили в школе. Творчество же стало результатом всего этого вместе: полученного классического музыкального образования и впечатлений от пребывания в мире музыки неклассической.
— Бывали ли у вас моменты творческого тупика, когда вы не находили достаточной причины для того, чтобы заниматься творчеством?
— Вы знаете, эти моменты бывают не то чтобы каждый день, но довольно часто. Я думаю, что любой творческий человек хорошо знает, что это такое. Можно, конечно, быть самоуверенным и говорить себе: «Я сейчас сяду и сделаю что-нибудь гениальное, потому что я уже много всякого хорошего сделал», — но вот так ничего не происходит. Нахождение, нащупывание правильных звуков (причем неважно, ты в данный момент сочиняешь или играешь чью-то музыку) — может получиться, а может и не получиться. Это всегда совершенно непредсказуемая ситуация.
— Как вы концентрируетесь на рабочем процессе?
— Концентрация касается не только того отрезка времени, когда мы работаем. Она касается абсолютно всего. И если мы эту способность утрачиваем, это, естественно, отражается на всём вообще, поскольку концентрация — основа сознания. В принципе, современное человечество очень плохо умеет концентрироваться. Это проявляется на всех уровнях. Например, человек пишет мне по делу сообщение, ему нужно что-то изложить, и для этого требуется несколько фраз. Он пишет одно слово, потом поправляет его, потом добавляет что-то. То есть ему даже несколько фраз тяжело поймать и структурировать. Люди и музыку слушают на бегу, и читают на бегу, и кино смотрят на бегу. Всё делают какими-то микроотрывками. Не говоря уже о 24 часах online в cоциальных сетях, — это явление мне совершенно непонятно.
Если ты хочешь какого-то результата, к нему нужно прийти путём целенаправленной работы. Сознание необходимо фокусировать, иначе из него уплывает что-то очень ценное
Во время сочинения музыки или работы над любой программой я, как правило, ухожу в процесс так, что — нырнул и через несколько часов обнаружил, что, наверное, надо пойти и что-нибудь съесть.
Если ты хочешь какого-то результата, к нему нужно прийти путём целенаправленной работы. Сознание необходимо фокусировать, иначе из него уплывает что-то очень ценное. Кроме того, работа в «расфокусированном» режиме занимает гораздо больше времени.
— Что вы думаете о людях, «сидящих в телефоне» на концерте?
— Во многих других странах вы такого не увидите. К тому, кто достанет телефон во время концерта, тут же подойдет сотрудник и сделает замечание. В следующий раз человека просто выведут из зала. Вполне нормальная практика.
— Ваша предстоящая работа с композитором Филипом Глассом, — расскажите о ней?
— Эта работа — собственно, не с ним, а с его музыкой. Есть несколько вещей, которые я сделал в фортепианной версии: три сцены из «Эйнштейна на пляже» и одна из «Koyaanisqatsi». Мне хотелось эту музыку играть, и поскольку изначально она написана не для фортепиано, я сделал аранжировку. Я понимал, что рано или поздно нужно будет это записать.
С Глассом мы лично познакомились в 92-м году, и в последнее время общаемся довольно много. Я спросил его: «Можно я это запишу для издания в России?», на что он ответил: «А давайте вы это запишете для издания в Америке». Но поскольку мир не так уж велик, благодаря интернету, где бы запись ни издавалась, она будет доступна.
Есть такой музыкальный лейбл — Orange Mountain Music, где издаются записи Гласса, одобренные им лично. Он попросил, чтобы я сделал запись для этого лейбла, но именно в Москве. Чтобы она была полностью сделана в России. Во-первых, эти сочинения никто не играет на рояле вообще, а во-вторых, Глассу нравится в том, как я её играю, так называемая «русскость».
И к вашему вопросу о людях с большой буквы. Филип Гласс — потрясающий человек и абсолютно свободный: по-детски свободный во всём. И вот это самое ощущение сострадания ко всем живым существам, которые были, есть и будут, очень сильно и в его музыке, и в нём как в человеке. У него в жизни всё не по правилам. Вы представляете себе, как обычно звучит американский английский язык? Странно, но Гласс говорит без американского акцента. Без какого-либо акцента вообще. Как будто говорит человек мира. В нём есть поразительная лёгкость, некое живое вещество, с которым очень важно находиться в контакте.
— «У всех свой график эволюции» — слова, примиряющие с тем, с чем иногда вообще не хочется мириться. Как вы считаете?
— Всё правильно. Можно называть это по-разному, но суть в том, что бесполезно кому-то что-то объяснять, пока человек сам не захочет услышать. Можно для этого пригласить каких угодно учителей, профессоров и проповедников, — и ничего не произойдёт. Человек должен измениться, стать готовым услышать ответ на вопрос. Никто не может ускорить ход этих изменений.
— «Любовь есть отсутствие страха. Страх есть отсутствие любви». Что вы об этом думаете?
— Можно к этой красивой фразе свести, пожалуй, всё. Было бы здорово, если бы всё так просто решалось. Но, во-первых, что такое страх, во-вторых, что такое любовь?
Страх — это базовое явление. Люди много чего боятся. Например, боятся даже подумать о чём-то, связанном со смертью. Думают: «Это произойдёт не со мной. Где-то там с кем-то произошло, ну ничего, жизнь продолжается. Поехали дальше». Поехали-то поехали, но страх никуда не девается. Все продолжают строить из себя успешных в современном социуме людей, но сами из этого страха целиком состоят, по сути дела. Этого не нужно стыдиться. Мы же понимаем, что вся эта история закончится. Мы позанимаемся здесь чем-то какое-то количество времени, потом умрём. И вот с этим надо что-то делать. Большинство предпочитает не делать ничего. Получается, что отношения со смертью остаются невыясненными.
Когда человек вдруг находит самое важное, то выясняется, что оно у него всегда было и не нужно было искать. И найденное оказывается гораздо сильнее, глубже, глобальнее, чем то, что он вообще надеялся найти
А что касается любви… Про неё можно долго говорить, можно писать всякие красивые произведения, но так и не понять, что же это. Люди словом «любовь» называют всё, что угодно: секс, увлечения, эмоции… А то, о чём мы с вами говорим, оно, наверное, уже никаким словом не называется. Когда человек вдруг находит самое важное, то выясняется, что оно у него всегда было и не нужно было искать. И найденное оказывается гораздо сильнее, глубже, глобальнее, чем то, что он вообще надеялся найти. Да и нашёл-то не потому, что искал, а потому, что настал момент, когда это должно было открыться. А отношения мужчины и женщины (или мужчины и мужчины, женщины и женщины) — это процессы, в которые ЭТО может быть включено (что бывает невероятно редко), а может быть и не включено. Но если любовь действительно происходит, тогда отношения со страхом становятся совсем другими.
В частности про это альбом «I FEAR NO MORE», на тексты Джона Донна. «I fear no more» («Я больше не боюсь». — Ред.) — не просто декларация, красивая фраза; это — путь, который каждый проходит сам, и рецептов здесь никаких нет.
Беседовала Дарья Буравлёва
