Сопровождая умирающих: как я готовлюсь к хосписной работе

Моё первое эссе о хосписной работе и моём в ней участии было опубликовано в журнале «Эрос и Космос» в августе под названием «Сопровождая умирающих: перспектива хосписного капеллана». Публикация в этом журнале стала для меня чрезвычайно живым опытом.

В упомянутой статье я пообещал написать ещё три эссе о сопровождении умирающих. Я не упомянул, каким темам будут посвящены эти статьи. Они будут следующими: «моя подготовка»; «работа»; «теория».

Я немного поясню значение каждой из этих тем. Во-первых, это вопрос: что я делаю, дабы ежедневно и еженедельно подготовиться к тому, чтобы быть настолько полезным и заботливым профессионалом, насколько это возможно? Каким образом я могу развиваться как человек, обретать бо́льшую способность к проявлению мудрости, сострадания и сопереживания (эмпатии) в отношении людей, подошедших к порогу смерти, а также их близких? Во-вторых, каково быть в одной комнате с умирающим и каким образом я могу эффективно реагировать на пребывание в подобных условиях изо дня в день? В-третьих, что касается этой так называемой «интегральной теории»: что же это такое и каким образом она информирует и питает мою работу?

В настоящем эссе я попытаюсь ответить на первый вопрос. Если бы я себя ежедневно и еженедельно не подготавливал для своей работы, вооружая себя лучезарными энергиями мудрости, сострадания и эмпатии, то испытывал бы истощение в теле, опустошение в уме и бесполезность в духе, — возможно, меня бы уволили, но что уж совсем точно: я был бы неэффективен. Моя работа настолько требовательна, а ситуации, с которыми я сталкиваюсь, настолько важны, и всё происходит в таких огромных объёмах и на таких высоких скоростях, что мне нужно сохранять бдительность и центрированность во все моменты, быть восприимчивым, внимательным в том, как я слушаю и реагирую, и сохранять заботливость в сердце. Люди, с которыми я работаю, проходят через судьбоносные переходы в своей жизни — и, пожалуй, нет переходов, которые были бы более реальными и душераздирающими. Так что моя работа состоит в том, чтобы сопровождать их по мере того, как они проходят через свои переживания. Мой долг состоит в том, чтобы быть полностью доступным для них.

Каждую неделю в периоды, когда я дежурю, из жизни уходят от девяти до четырнадцати пациентов, поскольку я работаю в двух хосписных службах, обслуживающих, соответственно, десять и одиннадцать пациентов, а также в огромном комплексе Управления по делам ветеранов войны, в котором последние свои дни проводят множество умирающих солдат и моряков. От девяти до четырнадцати пациентов умирают еженедельно, и каждый такой опыт уникален. Также после себя они оставляют семьи, и перед лицом утраты эти горюющие люди выражают весь спектр реакций — от глубочайшей печали до вины, страха, невозмутимости, гнева и вообще полного отсутствия эмоций.

Билли (все имена вымышлены) — тайный гомосексуал на шестом десятке жизни. Теперь он умирает от цирроза печени из-за десятилетий злоупотребления алкоголем. Вокруг него собрались члены его религиозной и консервативной семьи, а он просто хочет, чтобы его обнимал любимый, с которым он в отношениях уже много лет и о котором не знает никто из его родных — ни родители, ни сёстры с братьями.

Фред же хочет облегчить душу перед смертью. Во время Второй мировой войны он насмерть застрелил восьмилетнего мальчика, которого немецкие солдаты нагрузили взрывчаткой с таймером. Мальчик пытался войти в американский военный лагерь, и это привело бы к неминуемой гибели сорока квартировавших там людей, если бы его не остановили. Фред спас сорок сослуживцев, но не мальчика, и нёс на своих плечах тяжесть невыносимой вины и горя в течение семидесяти лет. Теперь же его сердце наконец-то омылось слезами.

Сэлли очень боится умереть. У неё проблемы в интеллектуальной сфере, и она убеждена в том, что попадёт в ад из-за того, что была «плохой» в течение жизни. Она надевает радостную маску перед своими родственниками и друзьями, но в личном общении безутешна, и ничто из того, что я могу ей сказать, не приносит ей облегчения.

Стивен — хирург-миллионер, две бывших жены которого посылают склочные email’ы, в то время как он приближается к смерти. Каждая хочет заполучить бо́льшую часть наследства, которое он оставит после себя. У Стивена три сына,связь с одним из них разорвана, второй устраивает сексуальные домогательства хосписным медсёстрам во время своих визитов, а третий — типичный «золотой мальчик», любимый сын, который, очевидно, на самом деле представляет собой высокомерное ничтожество. Все трое хотят получить его большое наследство после того, как он умрёт. Стивен сидит, окружённый открытками и памятными дощечками, чествующими его за медицинские достижения, и ревёт как ребёнок, потому что чувствует, что в семье его никто по-настоящему не любит и он совершенно один.

Священник и собственный отец говорят Мэри, что если она умрёт, то это произойдёт из-за её недостатка веры, а следовательно — по её вине. Она не должна поддаваться на уговоры «врага», «говорящего ложь» о смерти; вместо этого она должна держаться лишь Иисуса, который хочет лишь того, чтобы она жила. По мере того, как Мэри приближается к своей смерти, их молитвы становятся всё громче и настойчивее, а сами они — всё более экзальтированными по поводу «чуда», которое, как они ожидают, произойдёт в любой момент, — её полного исцеления.

Саманта злится до крайности, потому что она лежит в своей хосписной кровати уже целую неделю и всё ещё жива, а не «отправилась домой».

Часто Билли, Фред, Сэлли, Стивен, Мэри и Саманта лежат рядом друг с другом в совместных комнатах, и их трагедии разворачиваются одновременно, члены их семей сталкиваются друг с другом в комнате для отдыха или за ужином. Моя работа состоит в том, чтобы предоставлять духовный уход им всем, работая в команде с талантливыми и блестящими медсёстрами, помощниками, социальными работниками и врачами. Моя работа состоит в том, чтобы питать безусловно положительное отношение ко всем пациентам, членам их семей, даже самым дисфункциональным. Я должен удерживать каждого человека, находящегося в хосписной палате, в силовом поле сострадания. Это не всегда просто и зачастую требует довольно серьёзных усилий, когда мне приходится работать с конфликтами интересов (всегда ставя на первое место благополучие своих пациентов) и когда горе создаёт эмоциональную атмосферу, делающую многих очень раздражительными.

Каким образом я забочусь о себе и культивирую мудрость, любовь и эффективность для столкновения с этими вызовами пять дней в неделю плюс во время экстренных вызовов по ночам и уикендам?

Моя самоподготовка включает в себя работу с тенью, медитацию и богатую интеллектуальную жизнь.

Работа с тенью

Я упоминаю работу с тенью в первую очередь, потому что она чрезвычайно важна. Человек, который не в контакте со своей тенью, ограничен в своей способности по-настоящему видеть людей такими, какие они есть, тогда как человек, прорабатывающий свою тень, в значительной степени освобождён в своей способности излучать доброту.

В каждом из нас есть части нас самих, от которых мы пытаемся отгородиться, которые не согласуются с нашим образом себя и которые, как следствие, заточены в подземную темницу нашего сознания. Быть может, мы мыслим себя щедрыми, так что мы отвергаем осознавание того, что временами мы просто хотим что-то только для себя и не хотим делиться. Быть может, мы мыслим себя скромными, а посему — не разрешаем себе гордиться своими достижениями. Человек может мыслить себя спокойным и умиротворённым и, как следствие, отвергать от себя осознавание того, что в нём могут накапливаться «плохие эмоции». Эти части нас самих, отчуждённые и изгнанные в подземелье, никуда не исчезают. Вместо этого они становятся гнойниками, скрывающимися вдали от света. Они неизменно всплывают и вмешиваются в действия наших сердец и умов в форме тени.

Никакая сила волевого подавления и никакое количество духовной медитации не позволит избавиться от тени. У неё есть своя жизнь, и она может сеять хаос в наших делах множеством разных способов. Встречался ли вам когда-нибудь человек, который, очевидно, крайне иррационально вспыльчив? Не замечали ли вы, что у вас самого какой-то безосновательный страх по отношению к какому-то человеку? Нет ли у вас коллеги, который эмоционально заряжен и предвзят в отношении какого-нибудь клиента или сослуживца? Не знаете ли вы о каком-нибудь национальном государстве, объявившем себя стражем свободы, но в то же время проявляющим репрессивные тенденции? Всё это могут быть проявления тени, создающие груз страдания.

То, как тень порождает сумятицу и беспокойство, связано с феноменом «проекции». Другими словами, из-за того, что вы не хотите признать правоту чего-то в отношении себя самих, тогда как эта черта скрывается в форме нагноения в подземельях вашего сознавания, она проявляется в виде проецирования этой черты на кого-то другого. Вы видите собственную похороненную энергию в другом человеке. Вы обвиняете этого человека в том, что в действительности представляет собой энергию внутри вас самих.

Будучи хосписным капелланом, взаимодействующим с людьми, зажатыми в тисках горя (чему сопутствуют всевозможные эмоции), я должен держать в узде собственную тень, или же я буду несправедливо проецировать вину на других людей. Я должен работать с тенью, и я этим неизменно занимаюсь каждый воскресный вечер, а также в конкретных ситуациях, когда это требуется.

Работа с тенью означает сохранять бдительность в отношении тех эпизодов, когда тот или иной человек, входящий в поле моего осознавания, цепляет меня каким-то уникальным образом. Я могу особенно на него разозлиться, начать обращать особое внимание на его ремарки, часто томиться его присутствием, так что я либо хочу непрестанно с ним спорить, либо вовсе избегать его. Быть может, без какой-либо причины я могу ощутить угрозу с его стороны. Такие случаи каким-то небольшим образом отражают мне что-то обо мне самом, что-то, что я не признаю, и за это мне хочется проклинать вызвавшего дискомфорт человека. Я виню этого человека за то, кем я сам являюсь!

Каждую неделю воскресным вечером я рефлексирую по поводу прошедшей недели, наполненной взаимодействиями в хосписе, и готовлюсь к следующей неделе. Я размышляю о ландшафте эмоций, через которые мне пришлось пройти. Встретился ли мне в течение недели человек, особенно меня разозливший? Был ли какой-то человек, которого я совершенно проигнорировал во время своего первого визита? Боюсь ли я кого-нибудь?

И всегда находятся такие ситуации. Моя тень активна, и обычно мне требуется пара минут рефлексии прежде, чем я начну вспоминать, что был иррационально эмоционален в отношении того или иного пациента или члена его семьи. Стало быть, следующим шагом для меня будет поразмыслить, почему это произошло. Что в этом человеке вызвало мою теневую проекцию? Этот рефлексивный процесс тоже происходит быстро. Бац! Вышеупомянутая Сэлли своеобразным образом задела меня, потому что я считаю себя умным человеком и мне не нравится признавать себе, что есть обширные сферы, раздолья и царства знаний, в отношении которых я невежественен. У Сэлли проблемы с интеллектом, и её страхи ада порождены отсутствием информации, что отражает моё собственное неведение.

Я использую это в качестве примера. На самом деле Сэлли меня не задела, но теперь вы понимаете, как работает этот процесс. Что же в отношении ряда людей в хосписной палате такого, что полностью перекрывает во мне способность к состраданию? Мне нужно разобраться, почему это происходит. То, что отключает мою способность к состраданию, состоит в том, что они напоминают мне о тех вещах, которых я не признаю в отношении самого себя. Как только же я начинаю это осознавать, мне нужно немного поговорить со своей распознанной тенью.

Кстати говоря, это не я придумал этот процесс работы с тенью. Впервые я с ним познакомился, когда посмотрел видео, опубликованное Интегральным институтом, в котором Диана Мусё Хэмилтон проводит демонстрацию. С тех пор в течение семи лет я пользуюсь этим методом.

После того, как я определяю сферу, в которой активировалась моя тень, я описываю ситуацию вслух, резюмируя её в одном или нескольких предложениях. В случае с примером Сэлли я говорю самому себе правду: «Сэлли меня задевает уникальным и своеобразным образом, потому что она испытывает страх в связи со своим невежеством, и у меня тоже есть страхи невежества, хотя я и питаю образ себя как интеллектуально одарённого, эрудированного и смелого человека. Она показывает мне тот аспект меня самого, который мне не нравится, — вот почему я на время перестал сопереживать ей».

Ах-х! Прямо гора с плеч. Вытеснение моей собственной тени слегка ослабляется просто от того, что я словами описал, как она действовала в течение недели. Теперь она открыта и видна. Я не стыжу себя за то, что у меня есть тень: у всех она есть. Более того, я даже с юмором отношусь ко всей ситуации и получаю удовольствие от распознавания того, как эта тень проявлялась в течение прошедшей недели. «Фу! Бедная Сэлли и мухи не обидит, а я несколько дней поливал её из теневого шланга только из-за привязанности к привычному образу себя».

Следующее, что я делаю: ставлю перед собой пустой стул и проделываю нечто вроде ролевой игры с «Сэлли» или другим человеком, на которого я за неделю спроецировал свою тень. Я вслух говорю креслу: «Сэлли, ты меня злишь, причём каким-то тонким образом, а может и не очень тонким, ведь у тебя вообще нет знаний о жизни, смерти, Духе, универсальном сострадании и человеческой природе. Ты думаешь, что из-за того, что ты была „плохой“ в каких-то смыслах, ты попадёшь в ад. Это не очень-то умно. Мне нравится думать о себе как о знающем и продуктивном человеке, но у меня и вправду есть такая сторона, которая плохо оперирует в каких-то сферах из-за моего невежества. Я предпочитаю, чтобы эта сторона не существовала, но ты её мне показываешь, когда я тебя посещаю. Меня это бесит».

После того, как я всё это высказал пустому стулу, я позволяю «Сэлли» высказаться самой. Это удивительно: если я просто сижу и представляю, будто Сэлли выслушала мою речь, она затем начинает говорить сама. У меня никогда не было воскресного вечера в течение последних нескольких лет, когда бы получатель моих проекций не отвечал из пустого стула.

«Сэлли» отвечает: «Джон, мне это не нравится. Ты оказываешь мне духовную помощь, и всё же ты в ловушке своей личной драмы. Я умная, просто страдаю от когнитивных расстройств, связанных с длительной болезнью. Меня мучает совесть из-за того, что я сделала, реальная и настоящая вина, так что они ведут меня к настоящему страху ввиду моего религиозного воспитания. Ты же умный человек, обладающий привелегиями белый мужчина. Дай мне отдохнуть. Речь не о тебе, а обо мне, моей совести и моих страхах. Отпусти свои проекции, увидь меня и помоги мне, пожалуйста».

Я принимаю и усваиваю ответ. И отвечаю: «Сэлли, спасибо тебе за это. Я теперь вижу, что моя тень и мои проекции мешали нам обоим. Я вижу непродуктивность моей реакции на тебя, а посему готов снять с тебя свои теневые проекции и принять тебя как реального человека. Это правда, что и сам я невежественен о многочисленных сферах человеческого опыта, но это нормально, и я не виню тебя за это. Приношу извинения за то, что я на тебя напроецировал».

На следующий день, когда я прихожу в хоспис и вижу настоящую Сэлли, я воспринимаю её в совершенно новом свете, с более мягкой энергией внутри себя. У нас получается установить настоящий контакт и поговорить о её муках совести без того, чтобы я её сразу же отвергал.

Работа с тенью включает в себя намного большее, просто это самая основа того, как я к ней подхожу.

Медитация

Традиционная эзотерическая духовная и философская мудрость, коллективная традиция мудрости человечества, учит нас тому, что существует три уровня человеческого опыта. Конечно, его можно подразделять множеством разных способов — от двенадцати картин выпаса быка в дзен-буддизме до уровней «внутреннего замка» Терезы Авильской и даваемого ею четырёхстадийного описания вознесения души и различных уровней ада у Данте. Но сам я нахожу именно три уровня наиболее эффективными в том, как я занимаюсь медитацией.

Три уровня — это «грубая», «тонкая» и «причинная» сферы человеческого опыта. Если мне удаётся провести с различающей мудростью и открытым сердцем время в каждом из трёх уровней во время медитации, тогда я становлюсь намного более эффективным хосписным духовным помощником, и моё присутствие среди людей будет преисполнено добротой, спокойствием и свежестью. (То же самое верно и применительно к вам, независимо от того, в какой области вы работаете!)

«Грубая» сфера человеческого опыта — это та сфера, в которой вы проводите 99 % своего времени. Это светлый дневной свет обыденной жизни, рациональной мысли, объективно наблюдаемого поведения. Это наша официальная и совместная культура и общественная история. Это фактическое тело со множеством клеточных структур, органов и физиологических систем. Это для многих образец реальности, а для некоторых запутавшихся учёных это также является и единственно признаваемым измерением, или сферой, опыта, который они ошибочно считают всевключающим. Это сфера коммуникации и экономики. В общем, вы поняли.

Более высокой областью человеческого опыта является «тонкая» сфера. Поймите, что здесь я говорю о более высоком уровне вас самих. Днём вы живёте и работаете, пребываете на «грубом» уровне, но затем вы засыпаете, спите и видите сон, получая послание из тонкого уровня вашего сознания — уровня не рационального, но приносящего проницательную мудрость. Тонкая область предоставляет вам фантазии о бодрствовании, которые могут помочь вам увидеть грубое пространство с более широкой перспективы. Акупунктура, цигун и тайцзи работают с тонким измерением вашего тела. Иногда с ним работает и йога. Существуют тонкие, но при этом мощные энергии в вашем уме, сердце и теле, которые вы можете задействовать, чтобы преобразить своё бытие.

«Причинная» область человеческого опыта игнорируется большей частью человечества и обозначается мифическими терминами. Существованием этой области многие пренебрегают, предпочитают её игнорировать, но она всё же есть. После того, как вы увидите, что грубый уровень не является единственной реальностью вашего бытия, и переживёте на своём опыте тонкие энергии ума, сердца и тела, перед вами откроется возможность отдохнуть в причинной сфере. Это уровень вашего существования, открывающий бесконечность и вневременность. В причинной сфере вы не переживаете зрительные образы или звуки, единственное, что есть — это бесформенный экстаз. Вы видите, что сами вы — бесконечное существо, запредельное времени и пространству, запредельное грязи и шуму грубого уровня, скрывающими за собой тонкие энергии, запредельное трагизму вашей личной истории. Здесь вы соединяетесь с тем, что христианские мистики называют «Божеством», Гегель — «Духом», Эйнштейн — «Первопричиной», даосы — «Дао», мусульмане — «Аллахом», а индуисты — «Всевышним Я». Эти понятия выжжены в плавильной печи вашего опыта, и вы знаете лишь то, что участвуете в Непроницаемой Тайне, а следовательно — ощущаете себя в недвойственной связи со всем существующим во всех сферах бытия.

Существует порядка восьмидесяти различных медитативных дисциплин — подходов к доступу в тонкое и причинное пространства опыта, позволяющих при этом более ясно видеть грубую сферу. Я использую три из них. Один здесь опишу. Я несведущ в отношении обширных сфер медитативной практики и опыта. Например, мне мало известно о тибетских практиках махамудры и дзогчен. Однако два из трёх своих методов я практикую уже в течение двадцати лет.

У меня есть практика сердца, которую я выполняю каждое утро в течение получаса. Процесс разворачивается следующим образом: я обращаюсь к Духу с просьбой ниспослать мне сегодня благодать в виде способности к особой любви, которую я могу направить на тех, кто в ней нуждается: пациентов, их семьи и/или моих коллег. Обращение происходит не обыденным образом, а представляет собой тихую и размеренную молитву. Затем я приглашаю Любовь (тонкую энергию), прошу её войти в меня — в моё сердце — из основы бытия. Далее я приглашаю Любовь к тому, чтобы она снизошла с небес на мою макушку и затем растеклась по сердцу. Каждое утро Любовь приходит ко мне как снизу, так и свыше. Затем я безмолвно сижу в течение двадцати пяти минут, позволяя Духу проникать в меня Любовью. Такая практика восприимчивости срабатывает через несколько минут, и я вхожу в причинную сферу. Я переживаю открытие бесконечности, представляющей собой причинный уровень сознавания. Затем, спустя некоторое время, когда я чувствую, что двадцать пять минут истекли, я произношу вслух: «Я говорю „да“ жизни», — и бережно храню эту мысль в своём сердце ещё некоторое время. И затем я говорю: «Я посвящаю себя тому, чтобы быть любовью во всём, что я делаю». Эту мысль я тоже бережно храню в своём сердце в течение некоторого времени. Затем я говорю «спасибо» утреннему свету, моим дорогим дочерям и друзьям, моей семье и за все вызовы, которые встанут передо мною в течение дня в грубой сфере опыта (некоторые из этих трудностей и вправду будут очень «грубыми»). Несколько минут я просто сижу и храню благодарность в своём сердце. Когда я встаю с подушки для медитации и начинаю свой день, я чувствую, что это священная честь — иметь возможность жить и ходить на работу, посещать комнаты с людьми, переходящими из этого конкретного грубого пространства в тонкую и причинную сферы. С собою я приношу аромат бесконечности, что является хорошей подготовкой к рабочему дню.

Интеллектуальная пища

Я обнаружил, что интеллектуальное насыщение также является ключевым элементом подготовки к хосписной работе, потому что оно позволяет мне сохранять устойчивую вдумчивость не только в том, чтобы принимать пациентов и возникающие на поверхности обстоятельства такими, какие они есть, но и в том, чтобы замедлить мои ментальные процессы. Это повышает мою восприимчивость к глубинам людей  событий и тонким нюансам их опыта. Я крайне серьёзно отношусь к тому, чтобы интеллектуально насыщаться, живя наполненную чтением жизнь, и я разделяю литературу, которую читаю, на две категории: «формальное интегральное образование» и «удовольствие».

Интегральную теорию я подробно рассмотрю в третьем эссе из данной серии. Однако сейчас упомяну, что следуя дисциплине интегральной теории, я изучаю различные категории литературы, ею указываемые. Я читаю феноменологию, которая для меня представлена в работах Карла Юнга, Эдмунда Гуссерля и Мартина Хайдеггера. Я читаю культурную антропологию (работы Жана Гебсера) и философию (Платон и Мишель Фуко). Я читаю социологию (Толкотт Парсонс и Никлас Луманн) и теорию семейных систем (Эдвин Фридман). Я регулярно читаю отдельные фрагменты учебника по медицинским аспектам процесса умирания, используемого работающими со мной медсёстрами. Разумеется, ещё я читаю Кена Уилбера, важнейшего исследователя, сформулировавшего интегральную теорию и практику для двадцатого и двадцать первого веков.

Не то, чтобы эта категория литературы не доставляет мне удовольствие, но я также люблю отдыхать от дисциплины интегральной мысли и читать таких писателей-романистов, как Анджела Картер, Кларис Лиспектор, Надин Гордимен, Джон Кеннеди Тул, Джим Хэррисон и Филип Рот. Я поклонник Шекспира и обожаю новые переводы классики Толстого и Достоевского. Я читаю труды учителей духовности и развития сознания, таких как Джоан Хэлифакс, Синтия Буржо, Станислав Гроф и Стюарт Соватски. Я читаю четвероевангелие Нового Завета и «Бхагавад-гиту». Тогда как почти каждый духовно ориентированный человек на Западе читает таких поэтов, как Мэри Оливер, Руми и Майкл Уайт, я бунтую против этого (ибо конформизм является моей теневой проекцией, ха-ха!) и читаю Константиноса Кавафиса и Рабиндраната Тагора (а стих Руми я процитировал в качестве эпиграфа к статье, потому что он был очень подходящим по случаю). Я воспринимаю такое чтение как выход в трансцендентное настроение, очищающее паутину моего ума и активирующее моё воображение, приглашая при этом меня к более высокому и зачастую более весёлому пространству духовного опыта, чем то, что дано мне обычно. Этот настрой я привношу и в комнаты, где обитают мои пациенты.

Итак, поработав с тенью и её скверными проекциями, которые я проецирую на своих невинных пациентов, соприкоснувшись с тонкой и причинной сферой реальности посредством медитации (тем самым, переориентировав себя в отношении грубой сферы), насытив свой ум, я полностью восстанавливаюсь и становлюсь готов к продолжению своей хосписной работы. Благодаря этому я оказываюсь готов приносить мудрость и сострадание людям, которым я служу, а также их страдающим семьям.

В следующем эссе мы с вами зайдём в гости в наш хоспис и его палаты, чтобы обсудить то, как проходит моя работа.