Оригинал интервью на английском языке был впервые опубликован в журнале «Brain World Magazine» (весна 2015). Перевод выполнен Олегом Бочарниковым специально для журнала «Эрос и Космос».
***
Доктор Бессел ван дер Колк — врач, исследователь, преподаватель и вдохновляющий спикер — занимается изучением посттравматического стрессового расстройства (ПТСР) с 1970-х годов. Его публикации охватывают многие темы — диссоциативные расстройства, пограничное расстройство личности, самоповреждение, когнитивное развитие у травмированных детей и взрослых, психобиология травмы и др. Он является президентом Международного общества по изучению травматического стресса, профессором психиатрии в Школе медицины Бостонского университета и медицинским директором Центра по изучению травмы (Trauma Center) Института юстиции в Бруклине, штат Массачусетс.
В своей книге «Тело ведёт счёт: мозг, разум и тело в исцелении травмы» («The Body Keeps the Score: Brain, Mind, and Body in the Healing of Trauma») он показывает, как психотравма изменяет работу мозга, влияя на те его области, которые отвечают за удовольствие, сотрудничество, доверие и контроль. Стараясь направить свои открытия на улучшение жизни людей, он показывает, как эти зоны мозга можно снова активировать с помощью внутреннего фокуса и сострадания, а также небольшой технологической помощи.
Brain World: Каково ваше определение психотравмы?
Бессел ван дер Колк: По сути, психотравма — это опыт, который оставляет людей в состоянии беспомощности и ужаса. Травма начинается с чувства: «О боже, моя жизнь кончена». Происходит перегрузка ума и мозга — в результате вы начинаете иначе воспринимать опасность и то, что является важным и неважным для вашего выживания.
BW: Что вызывает психотравму?
БвдК: Ужасающие переживания. Быть избитым, униженным перед другими людьми, подвергнуться издевательствам или сексуальному насилию. По сути, это ситуация, которая характеризуется тем, что не оставляет вам возможностей для самозащиты. Травма — это состояние, когда вы чувствуете, что никакие ваши действия не могут остановить то, что с вами происходит.
BW: Разве каждый из нас в той или иной степени не сталкивался с психотравмой?
БвдК: Плохие вещи случаются со всеми, но можно надеяться, что со временем вы сможете возобновить нормальную жизнь и выработать новые интересы. Если у вас ПТСР — это другой случай, потому что вы начинаете совершать иррациональные поступки или вести себя так, словно не полностью живёте в настоящем. Это заставляет окружающих людей реагировать следующим образом: «Как ты можешь так сильно расстраиваться, сердиться или волноваться из-за такой незначительной проблемы?» Причина в том, что ваш мозг изменился и заставляет вас интерпретировать незначительные явления как угрозу самому вашему существованию.
Одна из самых сложных проблем в жизни травмированных людей заключается в том, что ваше поведение раздражает или пугает окружающих и заставляет вас стыдиться самого себя. Люди, пережившие травму, нуждаются в помощи, чтобы научиться регулировать эти реакции. Бесполезно кричать на них, чтобы они перестали себя так чувствовать, или пытаться убедить их этого не делать.
BW: С научной точки зрения, что происходит в мозге [при психотравме]?
БвдК: Много разных вещей. Когда происходит событие, угрожающее вашей жизни, вырабатываются гормоны стресса, которые мобилизуют вас для борьбы. Если вас что-то удерживает, не даёт восстановить свою безопасность и чувство контроля, эти гормоны могут начать действовать против вас и нарушить работу вашего разума, вместо того чтобы активировать мышцы для движения.
В сущности, гормоны стресса предназначены для того, чтобы помочь нам убежать или дать отпор, чтобы выйти из опасной ситуации. Если они продолжают вырабатываться, они держат вас в состоянии гипервозбуждения или беспомощного коллапса. Если это происходит некоторое время, система фильтрации в мозге изменяется таким образом, что вы становитесь гиперчувствительными к определённым звукам. Вам становится трудно отсеивать несущественную информацию. Постепенно вы начинаете чувствовать угрозу везде и повсюду. Вместо того чтобы сосредоточиться на том, что происходит прямо сейчас, ваш ум остаётся настороже перед лицом возможной опасности, в то время как вы чувствуете беспомощность и невозможность что-то предпринять.
Миндалевидное тело («детектор дыма» вашего мозга) активируется постоянно, предупреждая об опасности, а передняя поясная кора, которая должна отсеивать ненужную информацию, начинает работать хуже, поэтому вещи, которые другие люди считают всего лишь неприятными или раздражающими, воспринимаются как угроза самому вашему существованию.
Средняя префронтальная кора («смотровая башня» вашего разума, которая помогает вам спокойно исследовать происходящее и даёт чувство «я знаю, что делаю») тоже, как правило, отключается, поэтому вы попадаете в ловушку своих реакций, почти не имея над ними контроля.
BW: То есть, мы можем предположить, что корень проблемы — в обработке информации?
БвдК: Да, думаю, можно так сказать.
BW: Как психотравма воздействует на память, и как это влияет на процесс обучения?
БвдК: Поскольку человек фокусируется на угрозе, ему может быть очень трудно воспринимать новую информацию. У вашего мозга остаётся мало ресурсов для изучения чего-то нового. На самом деле новая информация, возможно, мало что значит для травмированного человека. Если это не угрожает, это не имеет значения. Поэтому мир кажется пресным и бессмысленным, даже если с вами происходят всяческие приятные события. Травмированные люди, как правило, снова и снова воспроизводят одни и те же чувства и мысли. Вот почему один из очень важных аспектов терапии — успокоить мозг, чтобы он мог сосредоточиться и воспринимать новую информацию, позволяя вам получить новый опыт, который будет обладать для вас каким-то значением.
BW: Западный мир склонен отделять разум от тела. Можем ли мы устранить это предубеждение с научной позиции?
БвдК: Ключевая проблема психотравмы в том, что люди чувствуют себя небезопасно в собственном теле. Ваше тело продолжает реагировать так, будто вы всё ещё находитесь под угрозой прямо сейчас. Степень, в которой ваше тело продолжает так себя вести, определяет глубину вашей травмы. Таким образом, травма выражается в ощущении глубокого горя, болях в животе, а также в раздражительности, вспыльчивости или оцепенении.
В действительности психотравма — это телесное состояние глубокого дискомфорта, гиперчувствительности или полного отсутствия каких-либо ощущений. Есть множество подходов к травме, основанных на телесно-ориентированных практиках. Например, мы только что закончили исследование йоги при ПТСР и обнаружили, что йога работает более эффективно, чем любое лекарство. Это не означает, что йога исцеляет ПТСР — но она помогает людям снова вернуться в свои тела и почувствовать себя хозяевами на своём корабле.
Она также показывает людям, что они действительно могут что-то предпринять, чтобы справиться с ужасными интернализованными ощущениями паники и беспомощности. Я не говорю, что йога — это последний и единственный ответ. Никто пока не выяснял, могут ли занятия тай-чи или танго вызвать точно такой же эффект. Подозреваю, что если бы кто-то занялся этими темами, получились бы интересные и продуктивные результаты.
BW: Как именно тело ведёт счёт?
БвдК: Всеми возможными способами. Что касается ощущения ужаса, изнеможения и тревоги, тело ведёт счёт через изменение иммунных реакций — если вы травмированы, вы сильнее подвержены заболеваниям. Травма ускоряет процесс старения. Это делает вас уязвимыми для целого ряда физических болезней, заставляет чувствовать себя небезопасно, лишает чувства удовольствия и ощущения, что вы по-настоящему живы.
BW: Почему в одной и той же ситуации или контексте одни люди получают психотравму, а другие — нет?
БвдК: Что ж, об этом часто спрашивают. Но в своей практике я не вижу в этом вопросе особого значения. Я редко встречаю пациента, о котором мог бы подумать: «Если бы это произошло со мной, я был бы в полном порядке». Поэтому я несколько скептически отношусь к тому, что люди говорят об устойчивости.
Иногда может показаться, что человек не травмирован, потому что у большинства жертв есть способы приспособиться к травме, благодаря которым они могут успешно заниматься работой или творчеством — но при этом в своей личной жизни они, вероятно, неспособны иметь дело с близостью или конфликтами. На раннем этапе диссоциация — это здоровый способ психологической адаптации, который позволяет вам жить своей жизнью, избегая последствий травмы. Например, люди могут подумать, что какой-то человек устойчив к травме, потому что он добился больших успехов в учёбе. Но этот же человек приходит домой, рвёт на себе волосы и царапает кожу. Я бы предпочёл сначала очень хорошо узнать человека, прежде чем объявлять его [психологически] устойчивым к травме.
BW: Основываясь на этих открытиях, как мы можем усовершенствовать образовательные подходы и стратегии?
БвдК: Рад, что вы задали этот вопрос. Я думаю, очень важная вещь, которой мы могли бы учить в нашей культуре — это определённые способы саморегуляции. Один из таких базовых элементов — дыхание. Мы можем просто начать с того, что научимся дышать глубоко и медленно, и это изменит вашу вариабельность сердечного ритма. А когда вы улучшите вариабельность сердечного ритма, вы будете чувствовать больше контроля над собой.
В школах вместо того, чтобы наказывать детей и читать им нравоучения, мы могли бы рассказать им о передышках, безопасных местах, об организации дня и способах, которые помогут им чувствовать себя безопасно. Люди могут научиться саморегуляции — это должно быть основным элементом всех учебных программ от детского сада до аспирантуры. Нужно перемежать обычные занятия с энергичной физической активностью, в которой вы чувствуете себя умелым и компетентным. Если ребёнок впадает в истерику, вместо того, чтобы кричать на него и угрожать, мы могли бы сказать: «Вот комната с подушками — просто полежи здесь немного, почувствуй мягкость этих подушек и послушай успокаивающую музыку».
Я думаю, что воображение — ещё один ценнейший инструмент при работе с травмой. Один из моих любимых способов его задействовать — это театр, который помогает пациентам воплотить себя в другой роли. Если вы всё время чувствуете себя изнурёнными и разбитыми, вам было бы полезно сыграть кого-то вроде Юлия Цезаря. Почувствовать, каково это — быть кем-то другим помимо своего нынешнего «я». Почувствовать себя физически и внутренне отличными от того, к чему вы привыкли. Для детей-хулиганов было бы полезно сыграть в пьесе и узнать, каково это, когда тебя обижают, когда ты находишься на слабой стороне. Разыгрывание воображаемой ситуации может быть очень мощным средством, которое позволяет увидеть принципиально иное решение ситуации и воплотить разные варианты событий.
BW: Что ещё мы можем предпринять?
БвдК: Позволить [травмированным людям] высказаться. Психотравма реальна, и один из самых тяжёлых её аспектов заключается в том, что зачастую она является секретом. После 11 сентября в Нью-Йорке мало кто испытывал ПТСР, потому что люди могли говорить, делиться своими чувствами и помогать друг другу. Есть у вас есть скрытая травма — домашнее насилие или жёстокое обращение в детстве — вы не всегда можете об этом говорить и держите свои секреты внутри. Важно иметь возможность рассказать об этом, позволить самому себе и другим узнать, что случилось.
Большинство травмированных людей, как правило, чувствуют себя плохо из-за того, что с ними произошло, и склонны винить себя: «Если бы я оделась по-другому, меня бы не изнасиловали»; «Если бы меня там не было, на меня бы не напали». Травма во многом связана с чувством стыда и ненависти к себе за то, что вы поставили себя в уязвимое положение.
Способность раскрыться, справиться со своим стыдом и простить себя за то, что не всегда можешь всё контролировать, становится очень важной. Развитие внимательного осознавания активирует префронтальную кору, которая частично отвечает за умение сознательно успокоить зоны мозга, ответственные за выживание. Но это действительно приносит пользу, лишь когда мы соединяем осознанность с самосостраданием.
