Николай Фёдоров и Фридрих Ницше. Две философии преображения

Говорить о Николае Фёдоровиче Фёдорове и Фридрихе Ницше, взяв их как бы в модуле, то есть без знака плюс или минус, невозможно, поскольку оба мыслителя настойчиво требуют полной вовлеченности в свою мысль. Нейтральный разбор, бесстрастное сравнение этих двух философов даст материал исторической науке, но ничего не даст самой философии. Это, впрочем, вовсе не значит, что в труде о Ницше и Фёдорове неизбежно придется говорить либо как ницшеанец, либо как фёдоровец, совсем наоборот: для серьезного разговора о Ницше и Фёдорове нужно выйти за партийные перегородки, тем более что эти самые перегородки не есть настоящие границы философии: философии Ницше или Фёдорова, — любой философии вообще…

И Фёдоров, и Ницще часто были и теперь бывают мыслителями непонятыми. Ницше часто не понимают по его мысли, Фёдорова — по его делу. Ницше трудно пишет, труден его язык. Язык же Николая Фёдорова прост, и идеи его выражены предельно ясно. Быть может, это и было причиной такого резкого отношения Фёдорова к Ницше.

Но, не касаясь вопроса о языке, нельзя не заметить некоторого сходства в судьбе этих двух фигур: как Ницше не желал среди своих наследников видеть национал-социалистов, перевравших его философию по примеру его сестры, так и Фёдоров хотел бы среди своих последователей видеть в первую очередь не филологов и историков, тщательно изучающих его творчество и исследовавших каждый миллиметр его текстов, но ученых и деятелей, которые содействовали бы осуществлению его идеи — именно всеобщему воскрешению.

Ницше часто не понимают по его мысли, Фёдорова — по его делу

Впрочем, мы предъявляем Ницше претензии за фашизм — потому что фашизм был в действительности (если принять, что Текст Ницше несет некую ответственность за фашизм); буквальное осуществление проекта общего дела еще никто не предпринял, и кто знает, какие претензии мы станем предъявлять Фёдорову, когда кто-то всерьез предпримет воскрешение отцов?.. Вопрос нашего доклада, впрочем, не в этом.

Проводить черты различия между Ницше и Фёдоровым можно бесконечно, и нам, собственно, неизбежно придется это делать, потому что нам неизбежно придется выбирать между двумя этими мыслителями, которых объединить в нечто целое едва ли возможно. Впрочем, при таком сравнении обязательно ли нам надо ставить проблему под заголовком «Фёдоров против Ницше», как эту проблему озаглавил сам основатель философии общего дела, или же можно последовать за Ницше, который и вовсе ничего не знал про философию общего дела и никак вообще не озаглавливал проблему этого «противостояния», поскольку никакого противостояния не было?.. Вообще пересекаются ли сами те сферы, в которых орудуют эти два мыслителя? Вот главный вопрос.

Слишком очевидно, что Ницше с Фёдоровым говорят на очень разных языках и попытки сговориться пойдут прахом хотя бы поэтому. Владимир Соловьёв в статье «Идея сверхчеловека» пробует при помощи ницшеанского языка (или, скорее, ницшеанской лексики) высказать идею, близкую идее Фёдорова: сверхчеловек — победитель смерти.

«Сверхчеловек» должен быть прежде всего и в особенности победителем смерти — освобожденным освободителем человечества от тех существенных условий, которые делают смерть необходимою, и, следовательно, исполнителем тех условий, при которых возможно или вовсе не умирать, или, умерев, воскреснуть для вечной жизни.¹

У Соловьёва выходит интересная редакция ницшеанской идеи, но это именно редакция идеи, но не сама идея. И мы не можем не признать неудачу попытки Соловьёва примирить Ницше с Фёдоровым. Впрочем, стремился ли Соловьёв к примирению? Соловьёв, как и Фёдоров, относится к философии Ницше как к однозначно враждебной. Сама его статья есть, по словам Соловьёва, лишь критика, причем данная через обличение хорошего в критикуемом.

Фёдоров в отрывке «Бесчисленные невольные возвраты или единый, сознательный и добровольный возврат?» делает то же самое, что и Соловьёв: он берет термин Ницше и наделяет его своим смыслом. Так, Фёдоров пишет: «Мир, понимаемый по Ницше как воля, стремящаяся к власти, но и как мир в действительности, есть неволя к смерти; а следовательно, воля, становящаяся властью, должна стать делом возвращения к жизни».² Фёдоров не удерживается и использует термин Ницше, но он имеет в виду под этим термином совершенно иной смысл.

«Сверхчеловек» должен быть прежде всего победителем смерти — освобожденным освободителем человечества от тех условий, которые делают смерть необходимою

У Фёдорова, однако, есть некие моменты вхождения в контекст ницшевской философии, но единственно ради того, чтобы в этом контексте сделать шаг вовне — к своему проекту. Так, Фёдоров пишет про «вечное возвращение», что существует «два рода невольных, бессознательных возвратов. В одном не допускается никаких изменений, в другом (к которому следует отнести и ницшеанский) допускается и даже требуется изменения для создания экземпляров творческой породы, „исправленных и улучшенных“»³. И далее Фёдоров делает как бы шаг в сторону своего проекта — он указывает на возможность возврата подлинного, единственного возврата, в котором вернутся все умершие. Но это опять же высказывание своей мысли при помощи лексики чужой и чуждой Фёдорову — собственно философской лексики. Фёдоров терпим к сопернику, пока он высказывает свои мысли в терминах соперника, тем самым как бы совершая критику, но как только Фёдоров сталкивается с самими мыслями соперника, то он уже не может себя сдержать и начинает оскорблять и глумиться («черный филистер», «болтология» и т. д.).

Соловьёв своим философским чутьем улавливает невозможность пройти мимо Ницше. Даже прямо говорит это (по поводу идеи сверхчеловека): «Такие заявления, сначала возбуждающие досаду, в сущности должны радовать уже потому, что они открывают возможность интересного разговора, чего никак нельзя сказать о некоторых иных точках зрения».⁴ Сам Соловьёв, однако же, едва ли вступает в этот разговор с Ницше, однако же он определенно намечает возможность такого разговора и дальнейшей рецепции философии Ницше в русской философии. Как замечает Ю. В. Синеокая в статье «Проблема сверхчеловека у Владимира Соловьёва и Фридриха Ницше»: «Размышления Владимира Соловьёва о сверхчеловеке стали своеобразным „открытием темы“, „итогом и залогом“ последующего отечественного ницшеведения».⁵

Владимир Соловьёв пишет:

Из окна ницшеанского «сверхчеловека» прямо открывается необъятный простор для всяких жизненных дорог, и если, пускаясь без оглядки в этот простор, иной попадет в яму, или завязнет в болоте, или провалится в живописную, величавую, но безнадежную пропасть, то ведь такие направления ни для кого не представляют безусловной необходимости, и всякий волен выбрать вон ту верную и прекрасную горную дорожку, на конце которой уже издалека сияют средь тумана озаренные вечным солнцем надземные вершины.⁶

Соловьёв говорит здесь про общее значение философии Ницше, уже не пытаясь употребить его философскую лексику для выражения своих собственных идей. Его метафору «умственное окошко» можно вполне применить и к философии общего дела. Учение Фёдорова — тоже некое «умственное окошко», из которого открывается простор для разного рода деятельности в разного рода направлениях.

Г. Д. Гачев писал в своей статье о Фёдорове: «У глубочайших мыслителей нет однолинейного развития только вперед, а такое, что — одновременно — как бы к началу, к сути».⁷ И вслед за этими словами философ приводит в пример сначала Аристотеля с его энтелехией, затем Гегеля с возвращением к снятому тезису на высшем уровне, а затем Ницше: «И Ницше — идея „вечного возвращения“. Ведь что такое есть все ускоряющееся движение вперед по раз принятому направлению, — без того, чтобы ум успевал осмыслить, оценить и предвидеть последствия? Это же именно без-УМ-ие, одержимость (бесами), ошеломление…»⁸.

Ницше писал: «я хожу среди людей как среди обломков будущего». Фёдоров ходил среди людей как среди обломков прошлого

В этом смысле подробное и основательное раскрытие философии общего дела, постоянное возвращение к изначальным постулатам всегда будет необходимым условием дальнейшего движения самого проекта философии общего дела. Но возвращаясь каждый раз к истоку, к изначальным постулатам, мы будем возвращаться к ним обогащенными опытом передовой (идущей первой, впереди) мысли, и ведь возможно такое, что когда-нибудь к изначальному постулату мы вернемся с такой мыслью, которая будет если не противоречить этому изначальному постулату, то по крайней мере вступать с ним в некоторый конфликт.

Гачев пишет, что учение Фёдорова освещает всё назад и вперед, прошлое и будущее. Так и должна действовать философия. Именно так действует и философия Ницше. Но эти две философии — Фёдорова и Ницше — освящают прошлое и будущее по-разному и в разной степени. Если Фёдоров более устремлен к прошлому (страсть воскресить отцов), то Ницше — к будущему (страсть человека будущего — сверхчеловека). Ницше писал: «я хожу среди людей как среди обломков будущего». Фёдоров ходил среди людей как среди обломков прошлого. Прошлого, которое не давало ему покоя и которое он хотел воскресить. Ницше думал про будущее и устремлен был туда. Он писал, что честь человеку должно делать то, куда он идет, а не то, откуда. Фёдоров же более всего был озабочен как раз тем, откуда человек идет.

Фёдоров и Ницше явились пророками. Фёдоров — пророком наших сегодняшних экологическим проблем и необходимости их решения, Ницше же — пророком поиска новой формы духовного бытия на фоне изживших себя прошлых форм, которые предлагало христианство (Бог умер = христианство творчески истощилось, утратило свой творческий потенциал, когда-то бывший). Кто из этих двух пророков дал больше философии, а кто больше миру, можно не гадать. Другое дело, что теперь делать нам, когда пророчества обоих философов сбылись, и мы находимся в мире, который уже кардинально отличается от мира, в котором жили и Фёдоров, и Ницше, но в котором нам важны оба этих мыслителя.

Пророчества обоих философов сбылись, и мы находимся в мире, который уже кардинально отличается от мира, в котором жили и Фёдоров, и Ницше

Очевидно, что однозначное неприятие философии Ницше сегодня почти сразу же выдергивает нас из пространства философии или как минимум лишает нас возможности мышления большей части философских проблем современности. Однозначное принятие философии общего дела точно так же исключает нас из пространства философии и с необходимостью уводит нас в пространство активного подвижничества, проповеди, науки и т.д. Конечно, можно сказать, что один и тот же вопрос может разрешаться разными идеями, которые дают «ответ на какой-нибудь духовный запрос людей мыслящих», и отрицать философию Ницше вовсе не значит отрицать сам главный вопрос, на который Ницше предлагает свой ответ. Но философия потому только и философия, что она сохраняет трепетное отношение к праздничности своего вопроса, в то время как философия общего дела есть уже готовый проект и его надобно реализовывать.

И тем не менее можно отметить одну-две черты, которые роднят Фёдорова с Ницше. Синеокая замечает:

Несмотря на резкое отвержение русским философом взглядов Ницше и принципиальное расхождение их конечных устремлений, важно заметить, что сочинения этих столь несхожих мыслителей пронизывает единый пафос веры в возможность безграничного совершенствования человечества (вплоть до достижения, через реальную трудовую деятельность, бессмертия — у Фёдорова; и создания нового, более высокого типа человека и человеческой культуры — у Ницше).⁹

И Ницше, и Фёдоров предлагают свои проекты преображения человека. Даже по форме их идеи/проекты схожи: сверх-человек — супра-морализм. Оба мыслителя предлагают настолько переменить нравственное содержание человека, чтобы эта внутренняя перемена повлекла за собой и перемену внешнюю. Оба предлагают такой облик человека (сверхчеловек и сын, посвятивший себя воскрешению отцов), который совершенно не похож на облик человека как он есть в реальности. Эта схожесть по форме мысли, однако, не единственная схожесть у Фёдорова и Ницше.

Ницше и Фёдорова роднит также страсть остаться на земле. Заратустра говорит про близость к земле и про верность земле: «Я заклинаю вас, мои братья, оставайтесь верны земле и не верьте тем, кто говорит вам о надземных надеждах! Это отравители, все равно, знают они это или нет. Они презирают жизнь, умирающие и сами себя отравившие, от которых устала земля; пусть погибнут они!». Так и Фёдоров жаждет остаться на земле, вечно. Воскресить отцов и бесконечно жить на земле и в космосе — то есть на таких же землях (= расширить землю до пределов космоса).

Не откроется ли бессмертной человеческой душе новый ад и новая бездна, чтобы посмотреть в которую будет уже недостаточно философии общего дела?

Фёдоров и его философия общего дела, для которой историческое христианство не союзник, в принципе может обойтись и вовсе без христианства (как то и получается в случае с трансгуманистами), и это обхождение без христианства возможно потому, что христианство здесь выполняет роль некой надстройки, которая уже не играет решающей роли в общей идеологии самого проекта воскрешения отцов. Остаться на земле! Сделать рай на земле. Да, рай будет состоять уже из преображенных нравственно людей (Соловьёв замечал, что бессмысленно будет воскрешать человечество в том его наличном нравственном состоянии), но преображены они будут самостоятельно, своими силами и ждать от Бога им будет уже нечего: они всё взяли сами.

Какая ещё нужна будет благодать, какое ещё спасение, ежели главное зло будет побеждено?.. Не откроется ли тогда бессмертной человеческой душе новый ад и новая бездна, в которую чтобы посмотреть будет уже недостаточно философии общего дела? И не открывается ли эта бездна нам уже и сейчас?

Библиография

1. Гачев Г. Д. Учение Н. Ф. Фёдорова — как творение русского логоса // Философия бессмертия и воскрешения: По материалам VII Фёдоровских чтений. 8–10 декабря 1995. Вып. 1. — М.: Наследие, 1996. — 272 с.
2. Соловьёв В. С. Идея сверхчеловека // «Мир искусства». — 1899, №9. Современное издание: Соловьёв В. С. Сочинения в 2 тт. Т. 2. — М.: «Мысль», 1988. C. 626–634.
3. Синеокая Ю. В. Проблема сверхчеловека у Владимира Соловьёва и Фридриха Ницше. — 2011.
4. Фёдоров Н. Ф. Сверхчеловек-недоросль // Собрание сочинений в 4-х тт. Т. 2. — М.: Прогресс, 1995. С. 141.
5. Фёдоров Н. Ф. Философ черного царства (новой Германии) //  Собрание сочинений в 4-х тт. Т. 2. — М.: Прогресс, 1995. С. 118–120.
6. Фёдоров Н. Ф. О нравственности и мистицизме у Ницше // Собрание сочинений в 4-х тт. Т. 2. — М.: Прогресс, 1995. С. 141–143.
7. Фёдоров Н. Ф. Произвол — творец учения о новых возвратах // Собрание сочинений в 4-х тт. Т. 2. — М.: Прогресс, 1995. С. 131–132.