Когда Бог наслаждается…

Бывают моменты, которые остаются в тебе на всю жизнь. Ты можешь закрыть глаза и вернуться в них. Вернуться целиком и полностью, всем своим существом. Эти моменты просыпаются в памяти, когда я думаю о счастье. Что такое счастье? Самореализация? Домашний уют? Для каждого — что-то своё. Но то, о чём я хочу рассказать, это даже и не совсем счастье. Это состояние, у которого нет имени. Я не знаю ни одного слова, которым бы его можно было описать. Может быть поэтому для меня нет ничего более манящего и притягательного.

Эпизод 1

Дикое место на морском побережье. Вокруг — ни души. В зарослях пальм — совсем небольшой участок, где нет деревьев, и места там — только для двоих. Где-то неподалеку причалена чья-то лодка. Двое — мужчина и женщина — бегают по воде и смеются. Нагие. И уже этого достаточно, чтобы начать вспоминать. Что вспоминать? У меня нет ответа. Может быть, вспоминать самого себя миллион лет назад. Когда не было ни знания, ни цивилизации. Когда не было привычки всё сравнивать. И ты перестаёшь отличать другого человека от природы, которая окружает вас. Граница исчезает. Это происходит даже не по твоей воле. Это как будто воздействие извне. Оно врывается в тебя и не оставляет выбора.

И вот уже двое занимаются любовью, но это совсем иначе, чем бывает обычно. Это будто при свидетелях, и эти свидетели — со всех сторон, в каждом квадратном миллиметре неба и моря, в каждом дереве, в каждом облаке и каждой песчинке. И в поле твоего зрения нет ничего, что бы ни смотрело на тебя в ответ. Но удивительно не это. Удивительно то, что ты чувствуешь, как всё Это ликует и наслаждается. Ты как будто чувствуешь на себе взгляд, но он не похож на взгляд человека. В нём нет удивления или осуждения. Миллиарды глаз одного Сознания. И в какой-то момент ты уже не понимаешь, кто за кем наблюдает. Всё смешивается, все границы стираются. И в этот момент вы с природой едины. Абсолютно. Тотально. Ты познаёшь это единение через другого человека, которого любишь. Он становится проводником для тебя. Ты наслаждаешься, и чувствуешь, как наслаждается каждый кусочек того пространства, который доступен твоему вниманию. На что бы ты не посмотрел в этом состоянии — ты сразу ощущаешь обратную связь: ты смотришь на Это, а Это смотрит на тебя. Ты осознаёшь Это, а Это осознаёт тебя. Оно такое же, как и ты. Оно — не Другое. Оно и есть ты. Передать это невозможно. Возможно, чувства — лишь катализатор, который тебя вскрывает. Ты открываешься другому человеку, но всё вокруг настолько наполнено дыханием Духа, что Он сам врывается в распахнутые двери. Я ощущаю, что Дух везде, но Природа — это концентрат Духа. Возможно, то же самое доступно и в состоянии одиночества, это лишь вопрос открытости Этому.

И я спрашиваю себя, что это было? С одной стороны, это похоже на падение вниз, в животную природу, в архаичное состояние. Дикие люди, забывшие всё, что они знали. И в то же время ты чувствуешь, что сейчас ты на несколько мгновений овладел тем удивительным языком, на котором разговаривает сам Бог. Что толку от всех твоих знаний и опыта цивилизованного человека, если в эту самую минуту, когда ты подобен дикарю, Бог общается с тобой? Ты в самом низу и в самом верху одновременно. Потому что то, что является низом, — является и верхом. Словно змея, кусающая собственный хвост.

Ты чувствуешь, будто бы Бог весь превратился в внимание. И все его творения: море, солнце, небо, деревья — всё это обратилось к тебе, подобно миллиардам глаз и ушей. И кажется, будто эта нелепая детская шалость — первый достойный поступок в твоей жизни, потому что в этот момент ты делаешь Бога счастливым.

Да! Да! Он — наслаждается. Он — живёт. Он забыл обо всём вокруг. Он сжался в точку. Он счастлив, как ребёнок. Благодаря тебе.

Согласно мифам, когда Адам и Ева вкусили запретный плод и научились сравнивать, они устыдились и прикрылись растениями. Так была создана первая в мире граница. Нечто, что ограничило часть тела человека и витающий вокруг Дух. И Бог разгневался и наказал их. И, может быть, сделать это его вынудила боль, потому что теперь, начав отграничивать себя, они лишат его наслаждения? И, подумать только, мораль и условности довели нас до того, что большинство людей ни разу в своей жизни не позволяли Богу полностью и без каких-либо границ стать свидетелем их Любви. А если это один из ключей к свободе сознания?

Эпизод 2

Снова море. Быть может, всё дело в море? Вода — символ времени. И жизни. Водой наполнено всё живое. И когда под палящим солнцем растение теряет последние капли воды — оно погибает. И когда органы тела перестают снабжаться кровью, которая тоже состоит преимущественно из воды, сознание навсегда покидает тело. Всё живое вышло из воды.
И если брать физический мир, то я не могу представить себе ничего, что больше бы отражало суть Единства жизни, чем вода. И море… Это не имеющее границ бесконечное царство, которое постоянно меняет форму своих волн, но при этом остается единой субстанцией. Это ли не суть всего сущего?

Мы купались в море после захода солнца. Вода была как парное молоко.  Было множество звёзд, и ярко светила Луна. Всё это отражалось в воде. Вокруг никого не было, и потому мы с друзьями позволили себе раздеться. Я думала, что это будет страшно, но это оказалось просто волшебно. Всё море переливалось зелёным планктоном, свечение которого усиливалось из-за наших брызг. Но больше всего меня потрясло чувство тотального спокойствия, которого я прежде никогда не ощущала, находясь в воде. Темнота и глубина — казалось бы, ужасное сочетание. Но в этот день море смеялось, оно было нежным и ласковым, и потому не было никакого страха. И Бог снова наслаждался.

В другой день мы снова пришли на то же место. В то же время. Но море было иным. Всё было по-прежнему, но море не смеялось. «Нельзя войти в одну и ту же воду дважды». Море — живое. Оно сознаёт. И в этот день оно не хотело нас.

Для рождения чего-то прекрасного, чем будет наслаждаться сам Бог, недостаточно желания одного. Недостаточно и двоих. Каждый миллиметр пространства: неба, моря, земли, людей — должен хотеть этого. И войти в некий резонанс. Лишь тогда зазвучит музыка жизни.

Лишь тогда Бог засмеётся.

Эпизод 3

Я стою по колено в воде и смотрю вдаль. Туда, где бесконечное море сливается с горизонтом.

В 50 метрах от меня на побережье танцуют люди со всех точек земного шара. Они все разговаривают на разных языках, но в этот момент они едины. Они улыбаются друг другу, они смеются и танцуют. Здесь и сейчас — им не нужны слова. Навстречу звёздному небу периодически взлетают огненные пои и с глухим звуком падают на песок. Громко играет «Linkin Park». Всё это вместе: ночь, звёзды, волны, танцующие люди неподалёку, близкая мне музыка, немного вина и уединение на берегу — дарит мне удивительное состояние полноты и счастья.

И я представляю, что сейчас навстречу мне катится огромная волна, а я завороженно смотрю на неё и не сдвигаюсь с места. И вот она падает на меня и уносит в океан. И я хочу этого.

Я хочу умереть здесь и сейчас, но не потому, что мне плохо, а потому, что мне настолько хорошо, что лучше быть уже не может. И я знаю, что завтра будет хуже. Будет как раньше. «Господи, это слишком много для меня… Зачем поднимать меня так высоко, если Ты снова оставишь меня, и я упаду обратно?..»

Тогда я впервые подумала, что состояние абсолютного счастья и готовность принять смерть — неразделимы. Кто счастлив, тот готов умереть.

У Экзюпери есть прекрасное высказывание на эту тему, которое вскружило мне голову.

А еще мне вспоминаются газели, ручные газели, которых я завел в Джуби. У нас у всех там были газели. Мы держали их в просторном загоне, обнесенном проволочной сеткой, чтоб у них было вдоволь воздуха, ведь газели очень нежны, и надо, чтоб их постоянно омывали струи ветра. Но все же, если поймать их еще маленькими, они живут и в неволе и едят из рук. Они позволяют себя гладить и тычутся влажной мордочкой тебе в ладонь. И воображаешь, будто и впрямь их приручил. Будто уберег их от неведомой скорби, от которой газели угасают так тихо и так кротко…  А потом однажды застаешь их в том конце загона, за которым начинается пустыня, они упираются рожками в сетку. Их тянет туда, как магнитом. Они не понимают, что бегут от тебя. Ты принес им молока — они его выпили. Они все еще позволяют себя погладить и ласковей прежнего тычутся мордочкой тебе в ладонь… Но едва их оставишь, они пускаются вскачь, как будто даже весело, и вот уже снова застаешь их на том же месте в конце загона. И если не вмешаться, они так и останутся там, даже не пытаясь одолеть преграду, — просто будут стоять, понурясь, упершись рожками в сетку, пока не умрут. Быть может, для них пришла пора любви? Или попросту им непременно надо мчаться, мчаться во весь дух? Они и сами не знают. Они попали в плен совсем крохотными, еще слепыми. Им не знакомы ни приволье бескрайних песков, ни запах самца. Но ты понятливей их. Ты знаешь, чего они ищут — простора, без которого газель еще не газель. Они хотят стать газелями и предаваться своим пляскам. Хотят мчаться по прямой — сто километров в час! — порой высоко взлетая, словно вдруг прямо из-под ног взметнулось пламя.  Не беда, что есть на свете шакалы, ведь в том истина газелей, чтобы пугаться, от страха они превзойдут сами себя в головокружительных прыжках. Не беда, что есть на свете лев, ведь в том истина газелей, чтобы упасть на раскаленный песок под ударом когтистой лапы! Смотришь на них и думаешь: их сжигает тоска. Тоска — это когда жаждешь чего-то, сам не знаешь чего… Оно существует, это неведомое и желанное, но его не высказать словом. Ну, а мы? Чего не хватает нам?¹

Когда я читаю эти строки, у меня сжимается сердце. Потому что в них я узнаю свою боль. Я не отношусь к тем людям, которые утверждают, что цивилизация — это зло. Нет, не зло.  Так же, как и эти люди, приручившие и заботящиеся о газелях — не злые. Цивилизация заботится о нас, как о малых несмышлёных детях. Мы рождаемся в ней и в ней умираем. Мы не знаем другой жизни. Цивилизованный мир настолько насыщен и многогранен, что лишает тебя всякой возможности остановиться и подумать. Но если ты вырываешься ненадолго, то рано или поздно обнаруживаешь, что в своих мыслях ты давно стоишь, «упёршись рожками в сетку», и так и умрёшь, если цивилизация не позовёт тебя назад. Потому что мы такие же газели. И у нас тоже есть забытое предназначение. Мы пытаемся найти смысл жизни, но все наши мысли вертятся вокруг понятий «хорошо» и «плохо». Мчаться по пустыне — это хорошо или плохо? А погибнуть в пасти свирепого льва? А заниматься любовью на берегу моря?

Каким бы ни был наш ответ, но для Духа именно в таких вещах и заключается предназначение всего живого. Быть. Быть собой. И переживать свою собственную природу. Газели — газелью. А человеку — человечью. Но газель, выращенная в загоне, не знает своей природы. И, с точки зрения понятий «хорошо» и «плохо», с точки зрения ума, та свобода, которая тянет её, словно магнит, — опасна для неё. Она принесёт ей смерть.

Но в этом её предназначение, потому что когда она обретёт эту свободу, Бог начнёт наслаждаться. Она будет скакать по пустыне, а Бог – смеяться. Она будет умирать в пасти льва, а Бог — танцевать. И лишь в этом будет её благодарность Богу за подаренную жизнь.

Бежать, танцевать, сражаться. Быть. И дарить Богу наслаждение.

Я знаю одно — каких бы высот ни достигла цивилизация, человек не будет счастлив. Потому что есть магнит, который невозможно уничтожить. И этот магнит — предназначение, данное нам Богом. И если когда-нибудь наступит такой момент, когда человек обретёт счастье в цивилизации, в покое, тепле и комфорте, а газель — в загоне, для меня это будет означать лишь то, что Бога больше нет. Он стал нам не нужен и оставил нас.

Дикий мир за пределами цивилизации — наполнен таинством и волшебством. Просто потому, что каждое живое существо в нём выполняет своё предназначение. Бесполезное и может быть никому не нужное, не «хорошее» и не «плохое», но то самое, которое задумал Бог. Научиться понимать, чего хочет от тебя Бог, — это видится мне высшей целью. Не важно, где и как. Неважно, что делать. Не важно, приносит это кому-то пользу или нет.

Важно лишь одно — чтобы Бог наслаждался.